к нему и так, и эдак, комментируя, что ей нравится, а что нет. Не нравилось ей практически все — начиная от стрижки сына и заканчивая его манерой держать одну руку в кармане брюк. Тут же вертелась Карла, снимая с него мерки под чутким руководством матери хозяина замка.
— Дресс-код в этом году очень строгий — White Tie, — щебетала мадам Ясмин, экспериментируя с его волосами, и зачесывая пряди то на одну, то на другую сторону, при этом периодически недовольно фыркая. — То есть, полностью торжественный.
— Как будто в предыдущие годы был какой — то другой, — морщась и пытаясь уклониться от маминых цепких рук, пробормотал Ян. — Он такой с шестнадцатого века, когда этот чертов бал начали проводить регулярно.
— Не ругайся, — легонько ударив его по лбу сложенными вместе пальчиками, одернула сына мадам Ясмин. — В этому году есть нововведение, основные цвета — синий и серебро. И это отличная новость!
Она хлопнула в ладоши источая радость ребенка, впервые оказавшегося на новогоднем утреннике.
— Почему? — устало спросил Ян, так как знал, что именно этого от него и ждут.
— Потому что тебе, как блондину, именно эти цвета необычайно идут, — заверила его мама все с той же жизнерадостной улыбкой. И метнулась в строну, туда, где на швейном столе лежало несколько отрезов ткани разных оттенков синего. Так же быстро вернувшись обратно к едва успевшему облегченно выдохнуть сыну, она начала прикладывать к нему ткани, выискивая оттенок, который наиболее выгодно подчеркнул бы благородную красоту её сына.
— Мама, — закашлялся Князь. — У меня такое ощущение, что ты решила сделать из меня не просто рядового участника бала, а его главную звезду.
— Так и есть, — не стала спорить женщина. — Ты уже его главная звезда. Количество участников, подтвердивших своё присутствие на балу, увеличилось вдвое, как только стало известно, что ты тоже будешь присутствовать.
И мадам Ясмин потянулась к следующему отрезу, отдав предыдущие три молчаливой Кларе. Последняя периодически кидала жалобные взгляды на хозяина, который отвечал ей едва заметным пожиманием плеч, мол, что тут поделаешь? Надо потерпеть. Мне и самому, видишь, приходится натягивать улыбку на лицо и изображать статую в ожидании, пока маман наиграется с новой игрушкой.
— А как они узнали, что я буду на балу, если я сам об этом узнал несколько часов назад, — Ян подозрительно покосился на мать.
Ответом ему стала еще более широкая улыбка, в которой просматривалась гордость победителя.
— Я сообщила об этом графине Баденской, а она уже рассказала всем остальным, — пояснила вампирша, пробуя новый отрез. — О, вот это то, что нужно! Клара, уберите все остальное.
И в несчастную служанку полетел разноцветный ворох ткани, который она, девяностолетняя вампирша, едва успела поймать, с таким энтузиазмом мадам Ясмин запустила в неё ставшей разом ненужной тканью, потому что нашла то, что искала — насыщенно синее полотно с мягким серебристым отливом, навевавшим ощущение таинственности. Ткань поблескивала на свету и действительно выглядела выигрышнее всех остальных вариантов.
— Ты будешь великолепен, — сунув край полотна в руки сына, мадам Ясмин отошла на пару метров назад и, сложив ладошки на груди, залюбовалась молодым Князем. — Ты и так великолепен, а в костюме из этой ткани ни одна девушка не сможет устоять перед тобой.
— В таком случае, — резко опустив руки, сурово воззрился на мать вампир, — тебе следует озаботиться поиском доктора.
— Зачем? — в недоумении моргнула мадам Ясмин, взмахнув длинными ресницами, словно опахалами.
— Если на балу начнется массовый падеж дам, то стоит заранее найти того, кто будет их всех откачивать. И посоветовать ему прихватить с собой побольше нашатырного спирта.
Вампирша выслушала сына с абсолютно невозмутимым лицом, на его попытку то ли пошутить, то ли съехидничать отреагировала тяжелым взглядом из-под бровей, а после заявила:
— Будешь упражняться в остроумии, заставлю остаться на балу до самого рассвета.
Ян решил не отставать от родительницы и парировал:
— Будешь мне угрожать — вообще никуда не поеду, а останусь дома, сидеть в халате и тапочках перед камином и слушать Бетховена.
Бетховен был в их семье чем-то вроде запрещенного удара, потому что мадам Ясмин ненавидела Бетховена и все в замке это прекрасно знали.
Вручив матери так полюбившийся ей отрез ткани, Ян громко топая покинул гардеробную.
— Ян, вернись! — понеслось ему в след разъяренное и тут же раздался громкий стук. То ли обоморочная эпидемия началась с Клары, то ли мать от злости пнула ногой в дорогой туфельке что-то тяжелое. Скорее, второе, потому что в такт звуку чуть дрогнули стены и скрипнула люстра на потолке. — Мы еще не выбрали бабочку!
Услышав это, Ян на мгновение остановился, со стоном закатил глаза, сообразив, что ему придется помимо парадного фрака надевать еще и бабочку, схватился за голову и ускорился в своем побеге от матери.
И дело было не только в том, что он терпеть не мог бабочки, запонки, пояса и все то, что предполагал на себя натягивать статус предстоящего мероприятия, но и в том, что существующие строгие правила регулировали всё, вплоть до того, какого цвета и фасона должны быть аксессуары. Например, те, кто собирались появится на балу в одиночестве, то есть, без сопровождения, должны были обозначать свой статус внешними элементами: мужчины — при помощи черной бабочки, женщины — повязывая или вплетая в волосы черные ленты. Таким образом окружающим демонстрировалось отсутствие пары и открытость к близким знакомствам с противоположным полом.
Но Ян категорически не желал никаких знакомств, ни близких, ни дальних! Ему хватало тех, что уже имелись, и к новым он не стремился в силу своего характера. Кроме того, вампир достаточно трезво смотрел на мир и прекрасно считывал мотивы окружающих, четко отделяя причину от следствия и крайне придирчиво выбирая тех, кому давал доступ в свою жизнь.
Он прекрасно понимал, что весь вечер на балу ему придется отбиваться, а точнее вежливо отговариваться от заботливых родителей, подсовывающих ему своих дочерей, от тетушек и дядюшек, зазывающих в гости на чашечку бренди, за которой непременно последует знакомство с какой-нибудь очередной племянницей, и от незамужних девиц всех мастей, родов и статусов, пытающихся подтолкнуть его к приглашению на танец.
И это была не просто надуманная фантазия, вызванная непомерно раздутым эго, а четкое осознание ситуации и её последствий, основанное на определенном жизненном опыте.
Вся эта так часто случающаяся вокруг его любящей уединение персоны суета провоцировалась не столько тем, что он — такой желанный объект для реализации чьих бы то ни было матримониальных планов, а тем, что таких, как он, то есть, молодых, обеспеченных
