Зато о прозвище рассказала Стене, а тот передал информацию Фрие. Больше-то и некому поведать о «царице змей».
И о визите этом Сагилит сговорился заранее. И впрямь, откуда взялась непоколебимая уверенность Блейка в собственной избранности, если не от чёткого понимания, что Стене заручился поддержкой жрицы Трёхликой?
Только что могло понадобиться франскому вельможе в обители Трёхликой, если Стене согласился обставить это посещение? Жаль, не удалось поговорить с Блейком загодя… знала бы и ещё в «Розе ветров» расспросила бы, не тратя время на неловкое молчание и бесполезные поцелуи.
Наконец кабинка остановилась. Открылась железная дверь, являя ещё одну женщину в сером, отступившую с полупоклоном, и жрица отворила решётку. Пошли по длинному, идущему неумолимо под уклон коридору. В отличие от неаккуратной наземной части, здесь всё было иначе: стены каменные, но ровные, коридор широкий и освещён огнёвками, закреплёнными на фигурных подставках.
— Мне рассказывали, что когда-то наши города возводились схожим образом, — заговорила Фрия.
— Только сверху разбивались оазисы, целые сады, где наши предки могли понежиться на солнце, — заметила Илзе. — Но здесь всё построено куда позже наших городов.
— Это место давным-давно создал клан Альмандин, один из первых покинувший Великие пески. Члены клана и верные им люди построили его недалеко от древнего храма Трёхликой… ныне от того храма даже руин не осталось. Они увидели в Трёхликой отражение нашей богини… или Трёхликая — всего лишь одна из ипостасей Матери-Змеи? То её воплощение, что приняла облик прекраснейшей человеческой женщины, соединилась с богом и от этого союза родились детей по образу и подобию их обоих. Детей, в чьих чертах сплелись тесно змея и человек, детей, прячущих змеиную кожу под человеческой. И когда первые её дети в первый раз сбросили эту кожу, то из неё появились первые чистокровные люди, — Фрия внезапно усмехнулась. — Но, должно быть, туманному искателю не слишком-то по нраву слышать, что люди могли родиться от змеев.
— Отчего же? — отозвался Блейк. — Весьма любопытно.
Коридор вывел на полукружие площадки, обрамлённой парапетом, опоясывающей отвесный каменный склон. Он уходил и вверх, озарённый рассеянным зеленоватым светом, источника которого Илзе, как ни старалась, не смогла рассмотреть, и вниз, в темноту, откуда доносился отчётливый шум воды, бегущей по руслу. Опущенный подъёмный мост пересекал эту пропасть, соединял площадку со стеной на другой стороне, чей монолит нарушал лишь затенённый широкий проём с поднятой решёткой.
Фрия первой ступила на мост, и Блейк последовал за ней. Илзе старалась не отставать, хотя нырять в прохладную темноту арочного проёма совсем не хотелось. Стены невообразимой человеком толщины скрывали свои тайны так же надёжно, как и маска на поверхности прятала от чужих глаз подземную часть. За проёмом начинался второй коридор, освещённый хуже предыдущего, но тоже идущий под уклон, мягкий, почти незаметный.
Всё глубже и глубже.
— Что стало с кланом Альмандин? — спросила Илзе. Всех змеиных кланов она не знала, но имена тех, кто жил в Изумирде и окрестностях, известны каждому местному змеерожденному.
Об Альмандине слышать до сей поры не доводилось.
— Последние их члены живут здесь. Они редко поднимаются на поверхность… говорят, слишком их тяготит этот новый мир и люди, его заполонившие.
— Потому и жрицами Трёхликой становятся змеерожденные, что служат они не единой в трёх лицах, а Матери-Змее.
Вместо ответа Фрия одарила Илзе быстрой ускользающей улыбкой через плечо и отвернулась.
Коридор закончился неожиданно. Вот он тянулся, широкий и гулкий, и вот будто оборвался, влившись в просторный зал с высоким стрельчатым сводом. Не меняя темпа, Фрия пересекла зал и остановилась перед скульптурой полуженщины, полузмеи, склонилась. Уложенный перевёрнутой восьмёркой хвост статуи внезапно шевельнулся, и Илзе поняла, что там, среди инкрустированных нефритовыми пластинками каменных извивов, скрывалась настоящая змея.
Зал этот разительно отличался от верхнего, как, впрочем, и всё здесь. Круглый, просторный, с громоздкими колоннами, сжимающими зал двумя полукольцами слева и справа. Высокий свод, приглушённый свет огнёвок на подставках и каждая выполнена в форме юркой позолоченной змейки, оплетающей ножку гибким телом. Ни окон, даже муляжей, ни росписи на отливающих металлом стенах. Пол выложен морской синей и лазурной голубой плиткой, в центре зала — небольшой круглый бассейн с водой столь тёмной, неподвижной, что от порога бассейн виделся пустым, этакой чёрной дырой. Богиня, нагая, со свободно распущенными по узким плечам волосами, полусидела, полустояла на низком широком пьедестале, среди петель собственного хвоста, и притаившаяся меж ними змея казалась естественным её продолжением. Охряные и оливковые чешуйки удачно сливались с матовыми переливами нефритовых пластин, узор из чёрных крапинок и идеально ровных овалов гляделся издалека россыпью теней во впадинах. При входе в зал тлели на углях благовония в двух бронзовых курильницах, но запах был несильный, ненавязчивый.
Медленно-медленно скользило тело змеиное среди тела каменного. Поблескивало влажными чешуйками, приходило в движение, словно оживало при виде гостей. Илзе и Блейк остановились поодаль, у бассейна, не торопясь приближаться без разрешения. Но даже с такого расстояния Илзе могла оценить толщину тела и его длину.
Длина немалая.
Как и толщина.
Пожалуй, собственная змеиная половина Илзе уступала по обоим параметрам. И вспомнилось некстати, что Блейк её такой никогда не видел. Знал, что она нелюдь — видит Мать, до чего же пренебрежительно, презрительно это звучало! — хотя она никогда о том не упоминала. Может, сам догадался, может, выяснил через Стефана, а тот — через Астру. В любом случае лишних вопросов касательно её происхождения Блейк не задавал. Казалось, его мало заботило, что ложе он делит с богопротивной нелюдью, коварным существом, только и думающим, как бы честного человека с пути верного сбить да душу его от истинных богов отвратить. Даже когда Блейк предложение сделал — и вовсе не то, о котором должно мечтать добродетельным человеческим девушкам, — и Илзе решилась рассказать, что ожидает смертного мужа, коли пожелает он со змеерожденной быть, даже тогда он не особо испугался. В лице переменился, отодвинулся и больше о том не заговаривал.
Даже когда Ив заявился прямехонько в императорский дворец с настоятельной просьбой от своей матери — отправиться в Изумирд как можно скорее.
Даже когда Илзе во дворец вернулась в последний раз, попрощаться с Астрой и вещи забрать, и Блейк подкараулил её недалеко от покоев императрицы.
Нет, Илзе не желала Блейку смерти, тем более долгой мучительной агонии от яда змеерожденной. И подобную жертву от него не приняла бы, если бы он вдруг заговорил о такой вероятности. Но ведь он и не заявил о готовности пройти через испытание, что могло обернуться его погибелью. Испугался или, что скорее всего, не захотел связывать свою жизнь с нелюдью, а прежде яд принимать. У него была суженая, положение при дворе и государе, небольшое состояние и благоустроенное будущее. К чему отказываться от хорошего и известного, к чему менять изученные, привычные удобства на какие-то дикие обычаи, противные человеку цивилизованному, богонравному?
Фрия выпрямилась и змея подняла плоскую голову, глядевшуюся непропорционально маленькой по сравнению с массивным тяжёлым телом. Немигающие лакричные глаза посмотрели сначала на жрицу, потом на гостей. Фрия обернулась, поманила их.
— Ты твёрд в своём решении? — спросила Илзе шёпотом.
— Да, — ответил Блейк с уверенностью, которой Илзе не ощущала ни капли. — А ты?
Она-то тут при чём?
— А я таких решений престранных не принимала и идти сюда не собиралась.
— И всё же пришла.
— Потому что Стене попросил. Вам требовался переводчик…
— Жрица прекрасно говорит по-франски.
