Магия сдвигается - Илона Эндрюс

Джули не говорила об этом. Она никогда не произносила имени своей матери. Однажды мы шли по улице мимо дворовой распродажи, и Джули остановилась, не сказав ни слова. Она подошла к коробке с игрушками и вытащила большую мягкую игрушку-сову, просто шарик из коричневого бархата с двумя глупыми белыми глазами, желтым треугольником клюва и двумя хлопающими крыльями. Она обняла ее, и я увидела душераздирающее отчаяние в ее глазах. Я купила сову на месте, и она забрала ее домой. Позже она рассказала мне, что у нее была такая же, когда она была маленькой. Эта сова была тайным драгоценным воспоминанием о том, когда она была счастлива и любима, защищена двумя людьми, которые обожали ее, не подозревая, что однажды мир разобьется вдребезги. Прошел год с тех пор, как мы купили ее, а она все еще обнимала ее перед сном.

— Я отдала ей остатки яблочного пирога, — сказала Джули. — Надеюсь, ты не против. Она медведь, а они любят сладости. Это заставило ее почувствовать себя лучше.

— Нет, конечно.

— Ты собираешься найти его, так ведь?

— Я собираюсь попытаться.

— Я помогу тебе, — сказала Джули. — Скажи мне, если тебе что-нибудь понадобится.

— Скажу.

Она взяла в охапку сову с одеялом и встала.

— Мне нравятся Эдуардо с Джордж. Они всегда добры ко мне. — Она заколебалась. — Я не хочу, чтобы она ощутила, на что это похоже.

Мое сердце попыталось перевернуться в груди. Это было больно.

— Понимаю.

Джули кивнула и поднялась на третий этаж.

Я найду Эдуардо. Я найду его, потому что он был моим другом, потому что Джордж достаточно страдала и заслужила шанса быть счастливой, и потому что я знала, каково это, когда у тебя отнимают того, кого ты любишь.

СЛЕДУЮЩИМ УТРОМ в мире царили технологии, и я была на нашей залитой солнцем кухне, готовя небольшую стопку блинов. Занятия Джули начинались только в девять. Из-за что путешествовать после Сдвига по темноте Атланты было слишком опасно для детей, мы сами выбирали время занятий. При нашей работе нам был не гарантирован обед, к тому же мы не всегда попадали домой к ужину, поэтому именно завтрак стал нашей семейной трапезой. У оборотней метаболизм был быстрее, чем у обычных людей, и они потребляли шокирующее количество пищи. Кэрран не был исключением. У меня в духовке запекался фунт бекона — приготовление его на плите приводило к подгоревшему бекону, облаку дыма и тому, что все вокруг меня было покрыто жиром. Два фунта колбасы томились на другой сковороде, а я жарила десятый блин.

Солнце светило в окна, рисуя длинные прямоугольники на кафельном полу, скользя по светлому камню столешниц и играя на дереве шкафов, заставляя их темную отделку переливаться красными бликами. В воздухе пахло жарящимся беконом. Я открыла окно, и по комнате пронесся довольно холодный легкий ветерок, но мне было все равно.

После завтрака Джули отправлялась в школу, а мы намеревались посетить Гильдию наемников. Именно с этого места надо было начать поиски Эдуардо. По словам Джордж, семьи у Эдуардо не было в помине. Его родители жили где-то в Оклахоме, но Эдуардо не поддерживал с ними связь. У него не было братьев и сестер. Он был дружелюбен со всеми, но Джордж была его лучшим другом. Он проводил с ней все свое время.

Джули притопала на кухню и приземлилась на стул, отбросив с лица светлые пряди. Лицо у нее было чумазое, джинсы заляпаны грязью. Когда я нашла ее на улице несколько лет назад, она голодала, будучи практически беспризорницей. Сейчас ей было пятнадцать. Хорошая еда и постоянные тренировки принесли свои плоды: ее руки обрели четкость, плечи расширились, и она держалась с той готовностью и уверенностью, которая приходит от осознания того, что нападение может произойти в любой момент, но его можно отразить.

— Я хочу новую лошадь.

Я подняла бровь, глядя на нее.

Кэрран протиснулся на кухню с заднего крыльца. Светловолосый, широкоплечий и мускулистый, он двигался как хищник даже в своем человеческом обличье. Не имело значения, носил ли он мех, потрепанные джинсы и простую серую толстовку, как сейчас, или вообще ничего — его тело всегда обладало скрученной, едва сдерживаемой силой. Месяц назад он отправился на нашу первую совместную работу в звериной форме, и клиент заперся в машине, отказываясь выходить. Кэрран стал человеком, но клиент все равно нас уволил. Очевидно, человек-Кэрран тоже выглядел устрашающим, что было, вероятно, потому, что независимо от того, какую одежду он носил, она никак не смягчала его лицо. Когда люди смотрели в ясные, серые глаза Кэррана, они понимали, что он может взорваться насилием в любой момент, и он будет жесток и эффективен в этом ракурсе. Все было по-другому, когда он как сейчас смотрел на меня. Он подошел ко мне вплотную и запечатлел поцелуй на моих губах. Ммм.

— Как мило, — сказала Джули. — Я все еще хочу новую лошадь.

— Запрос отклонен, — сказал ей Кэрран.

Я перевернула блинчик. Это должно было быть интересным.

— Что? Почему?

— Потому что «хочу» — это не потребность. — Кэрран прислонился к кухонному островку. — Я видел тебя на пастбище. Тебе не нужна новая лошадь. Тебе требуется новая лошадь. Изложи свое дело.

— Я ненавижу Брута, — сказала Джули.

Я взглянула в окно на пастбище, где огромный черный фризский конь ходил кругами вдоль забора. Брут раньше принадлежал Хью д'Амбрею, военачальнику моего отца. Убийство Хью было целью моей жизни. Я уже дважды пыталась, и каждый раз он уклонялся от смерти с помощью магии. Ничего. В третий раз будет самое интересное.

После нашей последней встречи я осталась с фризийцем Хью, и Кэрран, который не любил лошадей, по какой-то причине решил оставить его, когда мы отошли от управления Стаей оборотней. Жеребец был впечатляющим, и Джули решила ездить на нем в школу. Я говорила ей, что это плохая идея, но она настаивала на своем.

— Убери эмоции, — сказал Кэрран. — Тебе, чтобы убедить кого-то, надо заставить понять оппонента причины твоей просьбы. Ты должна продемонстрировать, чтобы доказать, что на твоем месте он пришел бы к такому же выводу. Как только он согласится с тобой, сказать тебе «нет» станет намного труднее, потому что получится спор с самим собой.

Однажды став Царем Зверей, навсегда останешься Царем Зверей. Старые привычки умирают с трудом, а в его случае они, вероятно, никогда не