— Что ты сделал с Мур… что… как…?
— Не знаю, — произнес Данте и провел рукой по голове, пропуская волосы сквозь пальцы. — Я никогда не делал… такого… раньше. Ты сказала, что слышала песнь? Это связано с ней. Я чувствую. — Он положил их сплетенные руки себе на грудь, прямо над сердцем. — Словно перебирать струны на гитаре или сочинять музыку на синтезаторе.
— Это способность создания ночи или Падшего?
Данте удивленно уставился на нее.
— Как ты узнала?
— Твой отец сказал мне, — ответила Хэзер.
Данте кивнул и посмотрел в сторону, на скулах заходили желваки. Спустя мгновение он произнес:
— Почти уверен, что это способность Падшего. Я привык думать о себе как о создании ночи, но… — Он пожал плечами.
— Ты можешь это контролировать?
— Не всегда. Нет. — Данте посмотрел на нее, отраженный свет блестел в его глазах.
— Ты контролировал это тогда?
— Более или менее.
— В смысле?
— В том смысле, что у меня в голове не было конечного результата, — сказал он тихо. — Но я хотел завершить все это — покончить с ее гребаными играми. — Он снова начал гладить тыльную сторону ее ладони большим пальцем, успокаивающее движение — для них обоих, она чувствовала.
Данте был созданием ночи и Падшим, и убийцей. Этого более чем достаточно, чтобы заставить женщин — во всяком случае, женщин в здравом уме — пронзительно кричать в ночи. Но в нем, помимо этого, было еще так много всего: мальчик, который желал своей принцессе доброй ночи и возвращался в подвал в одиночестве; мужчина, который справился со своими эмоциями, накрыв тело подруги курткой и сидя рядом, чтобы она не была одна; и любовник, подходящий женщине как никто другой — душой и телом — просящий ее остаться.
Когда я с тобой, так тихо. Гул прекращается.
Беги от меня как можно дальше.
Отражает ли хоть одна из этих фраз настоящего Данте? Или они обе? Принадлежала ли ему собственная жизнь хоть когда-то?
Хэзер вглядывалась в его темные глаза, красивое лицо. Несмотря на все то, кем он являлся, или, быть может, именно из-за этого, он каким-то образом пленил ее сердце. Она не знала, чем именно, и это до смерти пугало. Ей нужны были ответы. Ей нужна была возможность перевести дыхание.
— К чему это все? — спросил Данте, глядя на нее. Его большой палец покоился на ее руке. — Хэзер?
— Я хочу, чтобы ты отправился домой, — тихо проговорила она. — Я вернусь в Сиэтл сразу же, как меня отпустят. Там меня ждет куча дерьма, с которым надо разобраться.
— Ты не должна справляться с этим в одиночку.
— Нет, должна. — Хэзер расцепила их руки и схватилась за холодные металлические ограждения кровати. — Данте, я должна. Есть вещи, над которыми мне нужно подумать, привести мысли в порядок. Мне нужно немного личного пространства. Немного времени. Ничто не было таким, как я думала, тем, во что верила.
Мимолетная улыбка коснулась его губ.
— Ничто и никто. Поверь мне, я понимаю.
Хэзер коснулась рукой его щеки.
— Бьюсь об заклад, что понимаешь.
Закрыв глаза, Данте прижался к ее ладони и накрыл своей рукой.
— Тебе тоже нужно время, — пробормотала она. — Больше, чем кому-либо еще.
— Не говори мне, в чем я нуждаюсь, — голос Данте был резким.
— Тупоголовый, — прошептала она.
Несмотря на отрицание, его жизнь, его мир оказались разодраны в клочья, его спрятанное прошлое — раскрыто. Узнал ли он уже что-то из этого? Скажет ли ему ДеНуар? Должна ли сказать она?
— Твой отец рассказал тебе что-нибудь о Плохом Семени? — она убрала руку от его лица.
Глаза Данте открылись. Что-то вспыхнуло в их темной глубине — боль, возможно, горе, быть может, ярость — и погасло.
— Нет. Элрой рассказал мне. Но я не смог зацепиться за это, — он тряхнул головой. — Неважно, как сильно я старался.
Джордан. Это больно.
— О, Данте, я так сожалею.
— Не стоит. — Улыбка тронула его губы. Он стянул солнечные очки с макушки и надел. — Здесь нет твоей вины. — Поднявшись, он наклонился к ней и легко прикоснулся к губам.
— Это не обязательно должно быть «прощай», — сказала Хэзер в его теплые губы. — Я беспокоюсь о тебе, ты же знаешь, правда?
— Я о тебе тоже, — прошептал он, проводя пальцем по линии ее скулы.
Хэзер закрыла глаза. Когда она открыла их снова, Данте уже исчез. Но осталось ощущение прикосновения его губ; воздух палаты был наполнен его ароматом. Она представила, как он выходит в снежную ночь, один.
У нее было ощущение, что он не надеялся встретиться снова. Она знала, что его уход причинит боль, только не знала, насколько сильную. Глубокую, острую и разрывающую сердце. Горячие слезы побежали по щекам, затекая в уши. Закрыв руками лицо, она плакала.
За всех безголосых умерших, оставленных после себя Элроем Джорданом.
За несовершенное правосудие.
За Данте.
Она думала обо всем, что могло бы быть — поездки между Новым Орлеаном и Сиэтлом; Данте, сочиняющий музыку, гастролирующий, складывающий по кусочкам свое прошлое в единое целое. Она могла бы стать адвокатом, частным детективом, кем-то, у кого есть возможность помогать тем, кто больше не может говорить сам за себя. И вместе — она и Данте — они могли бы пытаться исцелить его израненное сознание, и помочь ему найти искупление, которое он искал.
Все еще может быть. Ничто не предрешено.
Искупление.
Может ли он искупить свою вину? Она верила, что он заслужил шанс на это. Ей просто нужно было понять, достаточно ли она сильна, чтобы дать ему этот шанс. И себе.
Я не покину тебя.
Внезапно, отголосок песни зазвучал у Хэзер внутри, и на мгновение ей показалось, что она услышала тихий, выразительный голос Данте, пламенем горящий в ее сердце: «Тссс. Je suis ici. Всегда».
Бутлег — аудиозапись и/или видеозапись, составленная и распространяемая без санкции правообладателей.
Сквоттеры — самовольного заселяют покинутые или незанятые здания, не являясь их юридическими собственниками или арендаторами.
Llygad — око, хранитель истории, наблюдатель.
Tayeaux — зверушки.
Mon cher — мой дорогой.
Mon ami — друг мой.
Merci beaucoup, chérie — спасибо, моя дорогая.
