из легких весь кислород.
Задыхаюсь, захлебываюсь…
И вдруг меня отпускает.
Спиной ощущаю твердую почву. Промерзшее тело обдает теплом и я снова могу дышать.
— Вы в порядке? — запыхавшийся голос сопровождается шелестом льняной юбки, — Госпожа? Ой…боги. На вас напали?
Надо мной, затмевая яркое солнце, нависает круглолицая девушка. Волосы убраны под чепец. На ней заляпанный влажными пятнами фартук и в руках корзина с бельем.
Неподалеку слышны женские голоса и плеск воды.
Поворачиваю голову, у реки прачки стирают белье. От работы видимо их отвлекло внезапное появление моей персоны и теперь женщины оторопело поглядывают в мою сторону.
— Госпожа, у вас кровь, — голос круглолицей девушки дрожит.
— Здравствуйте, — собрав наспех по крупицам разбитое сознание, натягиваю на лицо улыбку. Похоже зрелище получилось не для слабонервных, раз девушка мгновенно бледнеет. — Вы не подскажете, где я нахожусь?
— Дайрин, госпожа. Вы на территории близ Дайрина.
— Дайрин? — хмурюсь. Засохшая кровь на лице трескается, доставляя дискомфорт.
Вспоминаю, звучит знакомо.
Оглядываюсь…
Этот лес я узнаю даже без снега, как и руины, выглядывающие из-за хвой на горизонте.
Ах черт.
Дайрин и прилегающие к нему территории — угодья Табальтов. Они расширили свои владения во время гонения на темный клан.
Плохо. Очень плохо. Я попала на вражескую территорию.
— Госпожа, что случилось? Вы так и не объяснили, может вам помощь нужна.
— Все хорошо, не волнуйтесь, — поднимаюсь на ноги и как назло колени сильно подрагивают, из-за чего держать равновесие сложно.
— Вы еле на ногах стоите.
— Пройдет. Не волнуйтесь, — покачиваясь, двигаюсь к реке.
Сочувственные и цепкие взоры женщин сопровождают меня.
Слышу перешептывания:
— Зря она так. Наместник точно накажет виновных, если нападение произошло в округе.
Останавливаюсь.
— Наместник? У Табальтов есть наместник?
— Табальтов? — у одной из прачек выпадает корзина из рук. — Госпожа, о чем вы говорите?
На их лицах считывается растерянность и опаска.
Более осторожно уточняю:
— Дайрин и прилегающие территории разве не земли рода Табальтов?
— Конечно нет. После войны выяснилось, что земли изменщики занимали незаконно. А теперь глава рода получил что заслужил, — поясняет круглолицая девушка.
— Все верно, так их, изменников, — подхватывает другая прачка. — Вон что учудили…и главное, ради чего? Власти захотели. Жадные богачи. Год прошел, а я до сих пор в ужасе просыпаюсь.
— Год?! — я смотрю на них и надеюсь, что девушки шутят.
— Год, госпожа. Как же иначе. Вы издалека к нам?
Чувствую, как бледнею и лицо удлиняется.
— Да…издалека, — снова устремляю взор в сторону леса.
Не понимаю. Неужели я действительно исчезла на год?
Разум отказывается принимать такой вариант развития событий, но душой чувствую, что скорее всего мне много нового предстоит узнать.
— Госпожа, давайте мы все-таки вам поможем.
Согласно хмыкаю. Прохожу чуть дальше от места полоскания белья, падаю на колени и зачерпнув прохладной воды в ладони, яростно тру лицо. Кажется, только размазываю грязь еще больше.
Старательно отстирываю верх одежды. Круглолицая прачка подает мне мыло.
Затем я вместе с ней возвращаюсь к остальным девушкам.
— Мне кажется, я вас где-то видела, — задумчиво ахает одна из них. — Возьмите, — она любезно протягивает мне ломоть хлеба с сыром.
Мне и в голову не приходило, что я настолько голодная. Сминаю предложенные угощения за минуту.
Немного больше узнаю про прошедшие события.
К сожалению девушки простые и достаточно далеко проживающие от столицы и подробностей получить мне не удается. Но в общих чертах узнаю, что Аргалон и его союзники все-таки победили. Затем он возглавил королевство и внес некоторые коррективы в управлении провинций и городов.
Культ разлома признали опасным и запретили. И теперь по всей стране остатки культа преследуют.
Так уж вышло, что в этом месте у меня не получилось скрыть зловредной улыбки. Так им, мерзавцам. Хотя, жаль тех, кто им искренне доверился.
Темный клан ассасинов реабилитировали и вернули им прежние права.
Тоже отличная новость.
А вот девушки мой восторг явно не разделяют.
— Как можно, преступников-то нормальными признать?
— Я чуть в обморок не упала, когда приказ правителя услышала. Кошмар!
— А вы не думали, что темный клан никогда и не был преступниками, а просто стали жертвой клеветы? — выдаю им свое предположение.
Ошарашенные лица прачек демонстрируют, что нет. Они такую версию не рассматривают.
Задаю девушкам еще несколько вопросов и прихожу к выводу, что мне пора. Их смущает моя неосведомленность и любопытство. Я бы скорее всего на их месте реагировала бы так же.
Слишком подозрительная я для чужачки, добравшейся аж в глубь страны и совсем ничего не узнав про саму страну.
Поблагодарив прачек за еду, ответы и поддержку, выдвигаюсь в сторону возвышающихся над полем и широкой проселочной дорогой городских стен.
По правде говоря, никакого четкого плана действий, к моменту как я оказываюсь на территории Дайрина, у меня нет.
Изначально я думала больше узнать, изучить обстановку и найти возможность подать кому-то весточку. В городе должна быть почта. Только чем ее оплачивать — непонятно. У меня в кармане не единого медяка.
О почте забываю почти сразу. Внутри растет странная взбудораженность. Метка истинности слабо, но припекает.
Всматриваюсь в ясное небо, в надежде увидеть парящего дракона. От волнения пересыхают губы.
Ничего.
Наверное фантомные боли и обманчивое ожидание чуда.
Скоро забываю и про метку.
Для меня открывается новая обескураживающая картина. На стенах домов и столбов красуются объявления.
На первых листовках — портрет похожий на меня, с пометкой разыскивается. Подпись правителя и обещание солидного вознаграждения из казны.
Сразу же набрасываю капюшон на голову, чтобы скрыть лицо. Инстинкт самосохранения подсказывает, лучше не попадаться искателям легкой наживы.
Второй вид листовок посвящен розыску Берна Тормунда. Похоже этот гад все таки улизнул.
На глаза попадаются разного рода призывы в виде перечеркнутого символа культа разлома.
А затем кончика носа касается запах керосина. Он исходит от площади, где собралась толпа и там же проходит уличное представление.
Или казнь…
Глашатай громко зачитывает список преступлений обвиняемого и в центр, где все подготовлено для кострища, несколько крепких мужчин тащат клетку, накрытую гобеленом с гербом культа.
— Сжечь! — вопит толпа и смеется.
Я вздрагиваю. Меня передергивает от мысли, что после всего произошедшего нормой стали публичные казни в виде сожжения.
Скольжу оторопелым взглядом по жужжащим от радости и удовольствия людям. По клетке и стражникам, стоящим на расстоянии, молча наблюдавшим за
