Габриэль закусил губу. Кто-то сзади, испугавшись, затаил дыхание.
— Она не ведает, что говорит, — прошептал Герхард.
— Это все вода… — более хрипло прозвучал голос секретаря.
— Сатана в озере? — Церковный служитель находился в Том юношеском возрасте, когда происходит ломка голоса, и от страха он дал петуха. — В этом озере действительно сатана?
— Чепуха.
Патер Арнольд отобрал у него кадило и на всякий случай помахал еще немного над водной поверхностью.
— Но что-то меня все-таки вытянуло, — упорствовала я.
Кухенгейм с беспокойством смотрел то на меня, то на священника.
— Ты видела его?
Габриэль широко раскрыл глаза, хотя ему с трудом удавалось оставаться серьезным.
— Была непроглядная тьма, там, внизу, но…
— Глупые бабьи сплетни — ну конечно же, сатаны в озере нет! Может быть, вы сами разыскали его для церковного обряда? — Церковник из Кельна рассерженно всплеснул руками. — Мы видели, как она погрузилась и как несильно был натянут канат. Значит, именем Всевышнего, она невиновна!
Отец довольно строго наблюдал за мной.
— А теперь помолчи-ка, — пробурчал он, накрывая меня своей меховой накидкой.
Плот ударился о берег. Церковник из Кельна, выйдя к собравшимся, сообщил, что девица, подвергшаяся пытке, была погружена в воду на две длины каната и таким образом доказала наблюдателям свою невинность. Предстоящей свадьбе с господином фон Кухенгеймом уже ничто не могло помешать. Последнее, что я увидела, прежде чем усталость окончательно овладела мной, был мой духовный отец, который, улучив момент, побрызгал святой водой над озером, сопровождая свои действия бормотанием псалма.
Чьи-то руки подхватили меня и уложили на принесенные носилки. Кто-то накрыл меня покрывалом, подбитым мехом. Все, кто был на берегу, сгрудились вокруг, пытаясь дотронуться до меня, той, что удостоилась милости Божьей. Я падала с ног от усталости. И уже не помнила, как оказалась у замка, как Майя, сняв мокрые покрывала, завернула меня в теплые одеяла. Эмилия лежала где-то рядом и все гладила, гладила меня.
А в зале, как я узнала позже, снова наступило праздничное оживление. После того как моя невиновность была доказана, мой отец и жених сговаривались относительно приданого и утреннего дара подарка молодого мужа новобрачной в утро после свадьбы, а также о расходах на свадебные празднества.
Я проспала весь день и всю последующую ночь глубоким сном, и мне ничего не снилось. Все закончилось, закончилось, я выдержала испытание! И больше мне не хотелось думать ни о страхе, ни об унижении. Забыть, все забыть…
Первым делом я решила пойти в темницу к Нафтали.
Все еще спали. Листья и цветы покрывала роса, жемчужинами сверкали ее тяжелые капли в лучах раннего утреннего солнца. И было слышно только фырканье и сопенье лошадей в стойлах, когда я пробиралась через двор к центральной башне. В караульном помещении вповалку лежали, храпя после вчерашнего празднования, лучники. Пахло рвотой и пивом. Я осторожно переступила через одного, валявшегося в луже прямо перед спуском в подземелье, и стала двигаться на ощупь, дотрагиваясь до сводов. Стражник, прислонившись к стене, спал с открытым ртом, громко храпя. Из камер ничего не было слышно. Я подумала, что следовало бы бросить заключенным через открытые заслонки хлеб, но это показалось мне делом рискованным, а я после всего, что случилось, должна быть осмотрительной.
Нафтали уже проснулся. Я удивлялась: а спит ли он вообще?
— Старому человеку чтобы выспаться, хватает всего лишь нескольких часов, — только и сказал он, с любовью погладив меня по голове. — Они отобрали у тебя твои волосы, верно? Но вот увидишь, они отрастут снова и будут еще красивее, чем прежде.
— Вы и правда так думаете?
Я сдернула с головы накидку. Сейчас, когда все уже было позади, мне действительно стало очень жаль своих волос.
— Так или иначе, я рад видеть тебя такой бодрой. Господь услышал мои молитвы.
Я с благодарностью приняла из рук Тассиа большую чашу с молоком и пряностями и села в кресло Нафтали. За минувшие недели я полюбила эту лабораторию с редкими ароматами и тайными опытами. Здесь, в темнице, отступали страхи. В камине потрескивал огонь, из горшка струился приятный запах супа, который готовил Тассиа. Улыбаясь, немой протянул миску.
— Мне это позволено? — сомневаясь, спросила я еврея. — Ведь на меня наложена епитимья.
Запах, исходивший от блюда, рисовал в моем воображении жирное жаркое с сочным соусом, и мой отвыкший от вкусной пищи желудок заурчал так, что мне стало больно.
— Ешь, дитя. Господь не будет к тебе столь строг. Ты должна набраться сил.
С улыбкой он смотрел, как я лихо уничтожаю суп.
— А потом ты сможешь навестить своего друга, он уже проснулся.
Я отложила ложку.
— Я… Сегодня лучше не надо…
Нафтали изучающе посмотрел на меня.
— Но, мне кажется, он ждет тебя.
— Завтра. — Бог мой, я не смогу смотреть ему в лицо! — Я приду завтра. Обязательно приду.
Нафтали налил в колбу какую-то желтую жидкость, послышалось громкое шипение. Я зажмурилась. На поверхности жидкости появились блестящие пузыри.
— Его, к твоему сведению, лихорадило, — бросил мне старик лекарь. Нафтали добавил несколько прозрачных кристаллов, жидкость в колбе окрасилась в красный цвет. Он опустил небольшой кусочек металла, недолго понаблюдал за ним и досадливо ударил кулаком о стол.
— Опять ничего не вышло. Этот опыт никак у меня не выходит. Может быть, я должен сначала серу положить… — Что-то бормоча, оп ходил вокруг стола и рылся в сундуке.
Я вцепилась пальцами в ручки кресла.
— Был жар, почему?
Молоко мое покрылось пенкой. Пальцем я брезгливо отогнала ее к краю стакана и осторожно сделала глоток с другой стороны.
— Он отказывался от еды, поэтому поднялся жар. — Нафтали хлопнул рукой по столу. — Ты просто обязана побывать у него сегодня.
Молочная пенка отделилась от края и, словно островок, оказалась на самой середине.
— Если вы так считаете… — проговорила я, глядя вверх.
Водянистые глаза Нафтали были серьезны и печальны.
— Я поручился, что приведу тебя к нему, — тихо сказал он.
Тут он отодвинул сундук и отворил потайную дверь.
Эрик стоял в темном углу своей каменной тюрьмы, возле стены, и очертания его фигуры были расплывчаты, как тень. И лишь когда глаза мои привыкли к полутьме, я заметила, что он, положив руки на скалу, несильно бился головой о камень. «Он лишился рассудка, — пронеслось в моей голове, — он сошел с ума!» Вздохнув, он обернулся и с закрытыми глазами прислонился спиной к стене. Я быстро оглянулась, но именно в этот момент дверь со скрипом закрылась. Нафтали заставил меня остаться здесь.
