Тем самым у меня появилось больше времени на то, чтобы проводить его с дочерью и женихом. Я ходила с Анаис гулять или же водила ее на карусели — взяла себе обыкновение вырываться на час в обед и оставлять свободные вечера. Записала ее и Томаса в школу — правда, Эдвард пошел вместе с нами, хотя я не просила у него о помощи. Но его присутствие оказалось как нельзя кстати — детей не только взяли без вопросов об их родителях, но чуть было не расстелили передо мной красную ковровую дорожку.
Так что в конце лета они шли в школу, к чему принялись готовиться со всей ответственностью. Читали книги, взявшись научить буквам еще и остальных в таверне.
Кстати, на День Благодарения мы с Анаис все-таки покатались на лодках, но уже не с Амиром, а с Эдвардом. Брабусскому купцу я честно написала, что в моей личной жизни произошли счастливые перемены, так что между нами может быть только дружба.
И еще — что никаких надежд у него нет.
…Но у меня они были, эти самые надежды, поэтому я делала все, чтобы ничего не испортить.
Казалось бы, чего уж проще, если Эдвард меня любит, а я люблю его?
Но на поверку все оказалось значительно сложнее. Потому что в присутствии жениха у меня кружилась голова, а тело становилось легким, словно невесомым. Мне хотелось постоянно улыбаться, смеяться над его шутками, наслаждаясь каждым его прикосновением… А еще смотреть, как он разговаривал с моей дочерью, и втайне мечтать о том, что так будет всегда.
Мы всегда будем любить друг друга, а он станет отличным отцом для Анаис и наших будущих детей.
С моей дочерью, кстати, все вышло очень даже просто. Она быстро к нему привыкла, а потом и привязалась. Называла его «дядей Эдвардом», но я не сомневалась, что однажды прозвучит и «папа», и постоянно спрашивала, когда он придет к нам еще раз. Рисовала для него особые картинки, а потом у них даже появились от меня тайны, и они время от времени шептались, поглядывая на меня со значением.
Позже я узнала, что он советовался с моей дочерью, какие цветы мне подарить и какие подарки меня порадуют, а Анаис с важным видом настоящей женщины давала ему консультации в столь сложных вопросах.
Впрочем, подарки перепадали не только мне. Мы с дочерью были буквально ими засыпаны — Эдвард не привык скупиться. Приходили эти самые подарки каждый день — он присылал цветы, украшения, книги, ткани, парфюм.
Не только это.
Рядом с ним я чувствовала себя защищенной, а здесь, в Арвейне, это было на вес золота. К тому же я ощущала себе несказанно желанной, а от его поцелуев было слишком просто потерять голову.
Именно тогда на ум мне приходили рекомендации Шерца.
Главное — ничего не испортить, говорил он каждый раз, когда появлялся отобедать в моей таверне. Хвалил меня за деловую хватку, намекая, что проспонсирует любые мои начинания под самый низкий в Виллерене процент. При этом заявлял, что я пока что все делаю правильно, и осторожно интересовался, когда же мы отправимся в Варден.
Очень скоро я поняла, к чему он клонил.
Мне всегда казалось, что мы с Эдвардом взрослые люди. Вдовцы — я, конечно же, условно, но все-таки… И что наши поцелуи должны привести к естественному и логическому продолжению — почему бы и нет, если этого хотелось и ему, и мне?
Зачем тянуть, если тянуть уже невмоготу?
Я вполне могла пригласить его к себе, отселив Анаис из своей комнаты на ночь к Артуру. Уверена, брат бы даже и рта не раскрыл!.. Или же самой остаться ночевать в просторном, но пустом доме Эдварда на улице Славы Арвейна, куда мы с дочерью должны были переехать после свадьбы.
Но при этом часть меня, доставшаяся от Лорейн, упрямо твердила, что так нельзя. Нет же, я не должна так поступать!.. Это будет неправильно, и я только все испорчу, потому что я вовсе не какая-то там доступная женщина!..
И пусть Флорен де Эрве похоронен в братской могиле за стенами Виллерена, но мне не стоило проверять, как Эдвард отнесется к тому, что мы разделим с ним постель еще до свадьбы.
Потому что он явно собирался до нее подождать.
И пусть его поцелуи с каждым разом становились все настойчивее, а ласки все более жаркими, но он все так же привычно отстранялся от меня еще до того, как мы вдвоем окончательно потеряем голову. После чего заявлял и себе, и мне, что подождать осталось всего ничего.
Всего лишь до нашего возвращения из Вардена и приезда короля, у которого он собирался попросить благословения на наш брак. Нисколько не сомневался в том, что тот согласится, потому что Хуго Игнез был его другом. А еще, кажется, Эдвард спас ему за Стеной жизнь.
— Две недели, — говорил он, с трудом отрываясь от моих губ, и с каждым днем этот счет становился все меньше и меньше. — Всего две недели, и ты станешь моей, любовь моя!
— А ты станешь моим, — отзывалась я, жадно облизываясь, после чего прикидывала, чем бы себя занять, чтобы не думать…
Как бы притушить огонь, который бушевал внутри?!
Шла готовить, руководить таверной, заниматься с дочерью, решать бесконечные проблемы и готовиться к свадьбе. А перед самым отъездом в Варден, взяв с собой дочь и брата, мы отправились знакомиться с родителями Эдварда.
Волновалась, что из этого выйдет, хотя Эдвард заверил, что его родители встретят меня с распростертыми объятиями. Но в голосе любимого угадывались нотки сомнения, поэтому по дороге к их дому меня немного потряхивало.
Встретились.
Мне показалось, что отец — Эдвард был его точной копией, только на три десятка лет младше, — отнесся ко мне с подозрением, явно посчитав, что его столь героический сын мог бы найти себе партию и получше. Но ничего подобного, конечно же, вслух Кеннет Блейз мне не сказал. Вместо этого долго выспрашивал о прежней моей жизни, дойдя до роскошных балов де Эрве во времена захвата Лилиями Виллерена, и в какой-то момент мне показалось, что он прикажет гнать меня из своего дома с собаками.
Потому что я ничего не собиралась скрывать. Решила, что или они примут меня такой, какая я есть, или же не примут совсем.
Но Эдвард все время был рядом. Держал меня за руку, хмурился и смотрел на отца сурово, словно предостерегал, чтобы тот не вздумал наделать глупостей, потому что он встанет на мою сторону, а не на сторону родителей.
И тот не наделал.
Заявил, как мне показалось, скрепя сердце, что одобряет выбор своего сына.
Главное, подытожил Кеннет Блейз, чтобы мы были счастливы. После чего благословил наш брак и ушел вместе с мужчинами в кабинет, где, подозреваю, они дружно выпили коньяка и расслабились. Принялись обсуждать нашу свадьбу, скорейшее возвращение короля и последние новости Виллерена.
А мы с Анаис остались один на один с мамой Эдварда.
Эжени Блейз оказалась приятной и удивительно красивой женщиной. Пусть на ее лице уже залегли морщины, но когда она начинала улыбаться — а улыбалась она очень и очень часто, — то мне казалось, будто бы от ее сердца идет свет, разглаживая лицо, делая его на десяток лет моложе.
И еще, что мы с Анаис ей понравились.
— Слава богам, — выдохнула она, когда мужчины вышли из гостиной, — что этот старый брюзга, который мой муж, ничего не испортил! — Эжени Блейз усмехнулась, но в ее словах скользила любовь к этому самому старому брюзге. — О, я так счастлива, что Эдвард наконец-то взялся за ум, потому что мне уже начинало казаться, что он так и останется один. Знаете, Лорейн, это вполне в духе Блейзов — замкнуться и никого к себе не подпускать. Я видела несколько… гм… отличных экземпляров среди родственников мужа, те еще упрямцы! Но вас, похоже, послала нам Святая Эрдина. Вас и вашего ангелочка… — она улыбнулась Анаис, которая с сосредоточенным видом ковыряла ложечкой в пиале с фруктовым сорбетом. — Ты можешь называть меня бабушкой! — сказала ей.
— У меня еще никогда не было бабушки, — произнесла моя дочь с достоинством. — А это очень сложно, ею быть?
— Думаю, что я справлюсь, — отозвалась Эжени Блейз и заморгала часто-часто, подозреваю, прогоняя слезы.
