— Я решила остаться на стороне добра, несмотря на черную магию, — уверенно заявила Эви.
— Ах, но каждый имеет свое слабое место. У тебя их два. Брайан и Малкольм.
Эви выглядела самодовольной, когда произнесла: — Ты никогда не получишь Брайана. А что до Малкольма — он сильный. Ему удалось вырваться от Смерти однажды. Справится и на этот раз.
— Такая уверенность, — сказал Джейсон, потирая руки. Он выяснит, как они узнали о Смерти. А до тех пор продолжит издеваться над ней. — Возможно, я не способен добраться до Брайана, но мне это и не надо. У меня уже есть тот, ради кого ты способна пожертвовать всем — Малкольм. — Когда ответом на его реплику было молчание, он усмехнулся. — Что? Нечего возразить?
— Разве ты не хочешь узнать, как Малкольм выжил после встречи со Смертью в первый раз?
Джейсон стиснул зубы. Конечно, он хотел знать, но после того, как Эви будет у него. Будь они все прокляты. Он должен сохранить контроль.
Эви увидела, что усмешка Джейсона слегка увяла. Девушка подумала, что факт того, что Малкольму удалось вырваться из лап Смерти, отразился на лице Уоллеса.
— Высокомерный придурок, — пробормотала она.
— Молодец, милая, — прошептал Рис рядом с ней.
Но лишь до тех пор, пока оба Короля Драконов позволяли ей вести разговор. Ей потребовалась вся выдержка, чтобы не поддаться черной магии, которая призывала ее атаковать Уоллеса и свести счеты.
Лишь Малкольм и любовь, которую она испытывала к нему, напоминали ей, кем она была на самом деле и не позволяли ей сдаваться.
— Разве ты не хочешь узнать, как Малкольму удалось уйти от Смерти? — спросила Эви Джейсона. — Ты потратил столько сил, чтобы навредить ему в Уркухарте.
Губы Джейсона злобно скривились.
— Как?
Одно простое слово, но оно усилило веру Эви в то, что она сможет спасти Малкольма и вернуть его в Дреаган. Однако будет лучше, если Джейсон не узнает всего. По крайней мере, пока.
— Фелан.
Лицо Джейсона исказилось от ярости, когда она произнесла это имя.
— И где же Фелан сейчас?
— Он скоро будет здесь.
— Как я и ожидал. Ты слишком труслива, чтобы столкнуться со мной в одиночку.
— Малкольм рассказал мне, что у тебя на побегушках были Друиды и Воители. Они оставили тебя умирать в одиночестве. Скажи мне, каково это?
— Никто из них не нужен мне сейчас.
— Верится с трудом. Ты такой же, как Дейдре и Деклан, которые всегда были окружены теми, кто их боялся. Это заставляет тебя чувствовать себя сильнее.
Он запрокинул голову и расхохотался.
— И ты тоже будешь дрожать от страха очень скоро, Эви. Даже твои драконы не смогут помочь тебе. Никто не спасет тебя от того, что я задумал.
— Отпусти Малкольма, немедленно.
— Дай-ка подумать, — он взглянул на небо, будто раздумывая. — Нет.
Гай наклонился к ней и прошептал: — Воители и Друиды здесь.
— Сегодня ты умрешь, Джейсон.
Он развел руки и закричал: — Ничто не может убить меня!
Эви взглянула на Короля Драконов.
— Мне нужно добраться до Малкольма.
— Этого Уоллес и добивается, — предостерег Рис.
Гай улыбнулся.
— Пора этому мудаку сдохнуть.
Янтарный дракон издал мощный рев над головой, когда Друиды и Воители окружили Эви. Гай и Рис повернулись и выбежали из-за деревьев, прежде чем прыгнуть в воздух и обратиться в драконов.
Эви не спускала глаз с Малкольма. Она нужна ему, и она не собиралась подвести его.
— Мы займем Уоллеса, — сказал Рамзи. — Делай то, что нужно для Малкольма.
Фэллон подошел к ней.
— Я перенесу тебя к нему.
— Тогда чего же ты ждешь?
— Потому что это самоубийство, — заявила Ларена. — И вы не пойдете туда без меня.
Фэллон дождался, когда Ларена высвободила богиню, ее кожа стала радужного цвета, и она использовала свою силу, чтобы стать невидимой.
— Ларена будет рядом с тобой, Эви, но не позволь Уоллесу добраться до вас. Мы освободим Малкольма любым способом.
Эви кивнула. Фэллон взял ее за руку, и в следующее мгновенье она обнаружила себя рядом с Малкольмом. Смех Джейсона послал холодок плохого предчувствия по ее коже.
***
Малкольм давно перестал реветь от ярости и боли. Смерть была изнурительна в своих пытках, и если бы Малкольм не был прикован, то уже давно упал бы на колени.
Его рев прекратился, когда Смерть вырвала ему глотку. Малкольм изо всех сил старался дышать, пока его горло восстанавливалось. Что бы Смерть ни делала с ним, его тело исцелялось, позволяя Смерти издеваться над ним снова и снова.
Даал ушел глубоко в его сознание, но, по крайней мере, на этот раз его бог не покинул его окончательно. Тот факт, что первобытный бог испугался Смерти, когда обычно ничего не боялся, натолкнул Малкольма на кое-какие мысли.
Это дало ему подсказку, кто заточил богов в Аду много, много лет назад. Не удивительно, что боги хотели свободы так отчаянно. Малкольм понимал их чувства очень хорошо.
Дым заклубился вокруг него, когда разбушевался огонь. Он лизал его кожу, пламя жадно тянулось к нему. Огонь был таким же живым, как и Смерть, и он хотел Малкольма.
Мужчина вызвал образ Эви и зажмурился, чтобы удержать его, когда огонь подобрался к его ногам. Боль была ужасна, с резким запахом горящей кожи.
— Малкольм?
— Эви! — проревел он.
Голос был лишь в его разуме или Эви тут с ним? Если она здесь, значит, Уоллес добрался до нее.
Малкольм яростно покачал головой. Этого не может быть. Неужели она не понимает, что жизнь их ребенка важнее его собственной? Он предназначен для Ада, за все, что сделал. Уоллес лишь ускорил процесс.
Эви. Его замечательная, драгоценная, взбалмошная Эви. Немыслимо, что он больше не сожмет ее в своих объятьях, никогда не почувствует мягкость ее тела, никогда не запустит пальцы в ее локоны, никогда не услышит ее смех… никогда не скажет ей, что она затронула его душу.
Никогда не скажет, что любит ее.
Что-то брызнуло на его лицо и потекло вниз по щекам.
Чтобы Смерть не уготовила для него, это было ничто по сравнению с ужасной, ноющей потерей в груди. Там зияла дыра, где некогда было его сердце. Эви вернула его от края пропасти, показала ему доброту, и он с радостью последовал на яркий свет внутри нее.
Без Эви была лишь тьма. Безразличие охватило его, сжав в своих объятьях. И он радушно принимал его.
Пока с его челюсти скатывалась слеза, Малкольм смотрел, как огонь поднимается к его бедрам. Пламя было зеленым на концах и жаждало поглотить его.
Он ничего не чувствовал, потому что он был ничем.
