Образ продолжал меняться, волосы становились то черными, то рыжими, то светлыми, менялась фигура — менялись тела.
— Ангел, — потрясенно прошептал Йоро.
Кира была ангелом.
И вот она исчезла в солнечном сиянии на другом конце моста. Сделалось пусто и холодно. Йоро посмотрел по сторонам — повсюду простирались белоснежные равнины — до страшного равнодушные ко всему, что видят.
— Вон тот, — сказал Вильям, указывая глазами на круглолицего мужчину среднего роста, одетого в монашескую рясу цистерцианского ордена.
Катя удивленно наклонила голову.
— Даже не подойдешь к нему?
— Зачем? — хмыкнул Вильям.
Девушка решительно зашагала к его создателю.
Молодой человек наблюдал, сам не замечая, что продвигается к озеру, где стоял цистерцианец.
Катя поздоровалась и с милой улыбкой спросила:
— Вы наверно гордитесь Лайонелом?
Вильям чуть не поперхнулся от ее вопроса. Бенедикт смерил девушку скучным взглядом.
— Горжусь ли я? — медленно повторил он. — Гордость — начало гордыни — греха.
— И что же? — ничуть не оробев, тряхнула волосами Катя. — Здесь есть кто-то без греха?
Бенедикт не успел ничего сказать, девушка протянула:
— Но вы-то монах, все бессмертие в молитвах и смирении, у вас и грехов-то, пожалуй, нет.
В глазах того полыхнул огонь.
— Ошибаешься. Мой единственный грех велик, и я дрожу при мысли о том, что вскоре вслед за ним я войду в лабиринт, и он — мой грех — поведет меня на Суд.
— Вы Лайонела называете своим грехом? — взвилась Катя.
Вильям подошел и тронул ее за плечо, желая успокоить возмущенную девушку, но только сильнее ее распалил.
— Я думаю, вы трус, — безапелляционно заявила Катя. — Твердите о грехах, делаете вид, что раскаиваетесь в своем поступке, но я не верю вам! Вы подарили вечности сильнейшего вампира, благодаря чьему дару вы и другие получите второй шанс! Новую жизнь! Возможно ли не гордиться? Вот увидите, в зеркалах загробного мира вам покажут вашу трусость и лицемерие! Какой смысл замаливать то, в чем вы не способны до конца раскаяться?
— Я… — начал он, но она прервала:
— Вам бы следовало замаливать не спасение того, кто умирал и кого вы спасли, а смерть того, кого убили.
Вильям ощутил на себя взгляд монаха. Похоже, девушка попала в цель, глаза Бенедикта затуманились. Должно быть, его ничтожно мало занимал факт, что он сломал кому-то жизнь. Он бесконечно думал о том великом, что создал, и о гордыни, переполнявшей его сердце.
Неожиданно молодому человеку сделалось неприятно стоять рядом с ним, и он поспешил отойди.
Бесс поймала его за руку и спросила:
— Что-то не так?
Он отшутился:
— Смерть — чем не подвод для маленькой печали?
Она засмеялась, глаза ее позеленели.
— «Если бы строили дом счастья, самую большую комнату пришлось бы отвести под зал ожидания». Как думаешь, долго нам еще ждать?
— Лайонел сказал, мы будем последними.
Девушка разочарованно прищурилась.
— А не найти ли нам какое-нибудь уединенное местечко, чтобы в последний раз предаться…
Она не договорила, вернулся Ягуар, а с ним Йоро. Мальчик выглядел взволнованным.
Катя поспешила к нему и обняла. А молодой человек услышал голос брата:
— «Бесс и Вильям, идемте!»
— Но ты говорил…
Грозный рык заставил его умолкнуть.
Бесс сразу же зашагала к Ягуару, а Вильям замешкался, посмотрел на Катю, Йоро и других близких ему вампиров. Здесь еще оставались Талилу с Вио, Морган Нориш, силач пионер Никита, братья Обаро, Аделина Суворова, Георгий, Чжао Шунь — маленький сыщик, Всезнал — Катин учитель, Стиан и даже Порфирио Фарнезе. Уж этот наверняка боялся лабиринта сильнее остальных. Непросто положиться на своего врага.
Вильям попрощался.
Талилу, порывисто обняв, поцеловала его в щеку.
Кто-то жал руку, кто-то хлопал по плечу.
И вот перед ним Катя. Сейчас она показалась ему совсем юной, маленькой и беззащитной. Казалось, ее хрупкую изящную фигурку можно с легкостью переломить.
— Ну… прощай, — невнятно проговорил он.
Отчего-то ему было неловко под взглядом брата и своей возлюбленной. Вряд ли кто-то из них понимал, что эта рыжеволосая девушка, несмотря ни на что, значит для него куда больше, чем любой из присутствующих здесь вампиров. Пусть обратил ее Лайонел. Вильям едва заметно улыбнулся. Но именно он, а не брат, привел ее за руку в их мир. И она его перевернула. Цимаон Ницхи был прав, Катя, даже не являясь бесом, стала для них символом освобождения. Они убили ее, а она убила их всех.
Девушка не осмелилась обнять его, сказала лишь:
— Спасибо за все.
Вильям кивнул, зашагал к Бесс, поджидающей его у черты, и, поймав скептическое выражение синих глаз, шепнул:
— Не ревнуй.
Шаг, за ним еще… И в легкие ворвался ледяной аромат снегов. Перед глазами зелень сменилась поражающей белизной.
Бесс окинула потрясенным взглядом мост из золотистого сияния.
— Черт возьми!
Она подошла ближе, хотела ступить на него, но прежде сняла с пальца кольцо с шипом и, не глядя, бросила в снег.
Вильям следил за ее действиями будто во сне и то, что увидел, вызвало у него чувство, словно он теряет равновесие.
— Лайонел, — с трудом вымолвил тот, — посмотри на ее палец.
Бесс удивленно посмотрела на свои руки, а потом на него.
— Что с ними?
Метка, у тебя метка дьявола, — выдохнул Вильям, проклиная все на свете и себя заодно, не догадавшись посмотреть под кольцом.
У нее была крошечная родинка в виде восьмиконечной звездочки — на указательном пальце, которая находилась сбоку, со стороны среднего пальца.
Бесс передернула плечами.
— Кажется, у моей бабки такая же была. Это серьезно?
— «Взойди на мост», — приказал Лайонел.
Девушка взбежала по нему и, обернувшись, продолжала идти и улыбаться.
— Что должно произойти? — спросил Вильям.
Ягуар опустил голову.
— «То, что должно было произойти, не произошло. Она не бес».
— Но… — Вильям двинулся по мосту к девушке и тут заметил, что его руки изменились, стали больше и какими-то чужими.
Бесс, глядя на него, попятилась и воскликнула:
— Что происходит?
— «Ангел меняет тела», — объяснил Лайонел.
Вильям в ужасе уставился на девушку, затем медленно перевел взгляд на Ягуара.
— Она дочь дьявола, она не бес, но тогда… — Он растерянно умолк и обернулся, глядя туда, где за невидимой чертой находилось межмирье и осталась Катя.
— Позови ее, мы должны проверить, — потребовал Вильям; его тело сотрясала дрожь, оно продолжало меняться.
