В знаки, ниспосланные Благодатными, закралась ошибка.
Или истолкованы они были неверно, как уж нынче разобрать?
И вместо фрайнэ, предназначенной Стефанио самими богами, ко двору привезли другую девушку.
Одна ошибка повлекла за собой другую, затем ещё и ещё, бесконечным замкнутым кругом страданий, и каждая следующая была фатальнее предыдущей. Результатом явилась скоропостижная гибель сначала первой супруги, жениться на которой император вообще не должен был, потом второй, неизбежно взятой после первой, а там и третья, бедняжка, подоспела. Отсутствие детей в каждом браке стало знаком свыше, что, увы, не был верно понят своевременно.
Эту часть я слушала, приоткрыв рот. Стефанио вещал с трибуны… то есть с балкона с челом столь просветлённым, одухотворённым, что казалось, будто он сам верит в собственные слова, что всё было ровно так, как он говорит, что не было ни мимолётного романа со случайной девушкой, ни старого, как мир, залёта.
На четвёртый отбор Стефанио решился с тяжёлым сердцем, поскольку не желал губить очередную невинную жизнь, однако и вовсе не жениться не мог. Но недаром четвёртая жеребьёвка числилась угодной богам и оттого удачной. Благодатные смилостивились над несчастным своим, заблудшим сыном и в момент просветления подробно объяснили, где и как он был неправ прежде, чем дело дошло до венчания. Свершилось чудо, и воля Четырёх привела к порогу императора ту самую потерянную фрайнэ, истинную наречённую из первого выбора жребием. Именно ей и предстоит стать суженой Стефанио, его супругой, матерью его детей и новой франской императрицей.
– Наша суженая, фрайнэ Астра Завери!
Бархат вновь разошёлся, пропуская Астру. Открытое алое платье сверкало и искрилось огромным рубином, ярким, холодным, подобно всякому камню. Светлые волосы уложены в сложную причёску, увенчанную бриллиантовой диадемой, на лице маска идущего на эшафот, но при том встречающего смертную казнь со всем достоинством, отчаянной храбростью, на какие только хватало сил. Грациозным жестом она подала руку Стефанио, тот подхватил унизанные кольцами пальцы, притянул Астру ближе к себе и, когда она встала рядом, повернулся лицом к ошалевшей публике.
– Нет рода – нет поддержки, – прокомментировал Эветьен так, что расслышала лишь я. – Нет рода – нет недовольных или желающих оспорить.
Потому как усохшей ветви без разницы, кого там к ней припишут.
Затягивающуюся вязкую тишину разбили несколько нестройных выкриков: «Да хранят Четверо суженую Его императорского величества!»
Подозреваю, это кто-то из особо приближённых, более-менее посвящённых в детали происходящего.
Постепенно к ним присоединились остальные, голоса зазвучали громче, увереннее, пронеслись волной по залу.
Мы четверо промолчали. Я повертела головой в поисках Брендетты, но поблизости её не обнаружилось, а осмотреться дальше столпившегося вокруг нас кружка возможности не представлялось.
Минуту-другую Стефанио слушал бодрые выкрики подданных, затем повернулся и под новый, немного визгливый залп фанфар удалился. Астра следовала за женихом послушной собачкой на поводке, однако я успела заметить, как натянутая улыбка сползла с её лица, едва она отвернулась от придворных. Как только фанфары стихли, а монарх с невестой исчезли с глаз, люди задвигались, рассредоточиваясь по залу, громкие пожелания сменились удивлёнными обсуждениями, непониманием происходящего. Объявили танцы, освободили часть зала для желающих отвлечься от пустопорожних разговоров. Заиграли музыканты, по второй половине помещения вновь засновали слуги с подносами. Мы отошли в сторону, хотя и не слишком далеко: на нашем пути тут же возник какой-то мужчина средних лет, одетый с чрезмерной пышностью, и принялся расспрашивать Эветьена, знал ли тот о готовящемся сюрпризе и как теперь, по мнению фрайна Шевери, должно реагировать на этакий финт ушами. Эветьен с совершенно серьёзным лицом начал втолковывать собеседнику, что на всё воля Четырёх и не стоит возражать решению императора, особенно когда до рокового рубежа осталось всего ничего. Тем паче если речь идёт не просто об очередной избранной, одной из безликой четвёрки, а о той, что предназначена сыну первопрестольного древа самими Благодатными. Попутно Эветьен ссылался на некий отрывок из священной книги, из коего ясно следовало, что боги могут даровать своему наместнику на земле истинную суженую и что скорое благополучное рождение у пары дитя подтвердит истинность избранницы и плевать, нашли ли эту счастливицу посредством жребия или как-то иначе. А если глубокоуважаемый собеседник не склонен опираться безоговорочно на Слово Четырёх, то в помощь ему поправка в законе, согласно которой в случае неудачи с двумя кряду супругами франский монарх имеет полное право жениться на любой мало-мальски подходящей фрайнэ, лишь бы была способна укоренить его семя.
По-моему, почтенный фрайн об этой поправке услышал впервые в жизни. Эветьен оставил его размышлять о трудностях франского законодательства, однако покой надолго не затянулся. Не прошло и минуты, как на смену предыдущему фрайну явился другой.
А там и третий, причём уже с супругой.
Поначалу я стойко держалась рядом с женихом, терпеливо выслушивала весь диалог и старалась не замечать косых взглядом со стороны собеседников Эветьена. Наконец Эветьен шепнул мне, чтобы я побыла пока в компании Тисона и Дианы, он подойдёт к нам, как только освободиться, и мы попробуем поискать жезл. И, разумеется, чтобы я не отходила далеко от родственников и не пыталась заниматься самодеятельностью.
Оставшись втроём, мы прогулялись до столов с закусками. Диана попробовала немного того, немного другого, руководствуясь девизом, что надо всенепременно выяснить, так ли хорошо кормят во дворце, как бают. Мне кусок в горло не лез, пить что-то крепче воды не хотелось. Тисон держался рядом с нами, бдительно поглядывая по сторонам. Люди вокруг обсуждали исключительно главную тему вечера, на мятежную островитянку косились иногда, но в целом умеренно, без жадного любопытства первых дней. Некоторые скользили по мне глазами и не узнавали, то ли не запомнили с прошлого моего пребывания здесь, то ли без рыцаря при параде и тройки избранных я была всего лишь юной фрайнэ, ничем не выделяющейся среди прочих.
– Асфоделия?
Я обернулась на голос, улыбнулась с искренней радостью.
– Жизель! – я отступила от стола, шагнула навстречу бывшей соседке по комнате. Тисон смерил девушку подозрительным взором. – Привет, как дела?
– Дела? Хорошо, – Жизель огляделась и понизила голос: – А у тебя всё в порядке? Суженый не… не обижает?
– Нет-нет, у нас с Эветьеном всё замечательно… почти.
– И с рыцарем? – девушка неожиданно лукаво посмотрела на Тисона за моей спиной.
– Тут уже сложнее, – призналась я со вздохом. – Теперь, когда заветное имя названо, ты вернёшься домой?
– Да, – кивнула Жизель. Опять огляделась, подалась ко мне и зашептала едва слышно: – Вернусь в Нардию и испрошу у батюшки разрешения поехать в Вайленсию.
– Одна?
– С Чарити.
– И тебе разрешат?
– Отчего нет? – Жизель с независимым видом передёрнула плечами. – Скажу, что подруга погостить пригласила, это не возбраняется. Подумаешь, ехать в другое королевство! Я дочь посла, я почти всю жизнь провела где угодно, но только не в стране, на земле которой родилась. Если проживу в Вайленсии год, то мы с Чарити сможем обвенчаться в любом из вайленских храмов и наш союз будет таким же законным, как всякий другой.
Правда, вряд ли он будет считаться таковым на территории менее свободных государств, но если не навещать родственников чересчур часто и не светить лишний раз жену…
Я покосилась на Тисона и тоже подалась к собеседнице.
– А если бы речь шла о… тройственном союзе?
Несколько секунд Жизель смотрела на меня непонимающе, затем неопределённо покачала головой.
– Чарити подданная вайленской короны, да и при иных обстоятельствах год ждать было бы необязательно. В вашем случае кому-то из вас должно не только перебраться в Вайленсию на год для получения документов, но стать подданным короны и остаться там навсегда.
