— И в-третьих, он не мой мистер Грей.
И в-четвертых, почему этот человек уставился на нее так, словно понимал истоки ее отчаяния, ничего при этом о ней не зная?
Шапель как-то странно посмотрел на Прю:
— Прошу прощения. Я вовсе не хотел проявить неуважение к вам.
Прю почувствовала себя глупо, хотя в его голосе не было и следа насмешки. Напротив, казалось, он сочувствовал ей.
Уж лучше бы насмехался.
— Как бы хорошо вы ни знали мистера Грея, все же советую вам соблюдать осторожность, мисс Райленд. Поиски Грааля в прошлом не раз заставляли людей поступать вопреки своим нравственным принципам. А горячее желание найти Грааль и замкнутое существование делают вас возможной целью для любителей легкой наживы.
С этими словами Шапель повернулся к ней спиной и зашагал дальше. И снова складывалось впечатление, что он говорил исходя из собственного опыта. Но к этому еще будет случай вернуться позже. Кроме того, он уж слишком напоминал Прю ее прежнюю гувернантку, выговаривавшую ей за какой-нибудь проступок.
— И часто вы бываете в обществе, мистер Шапель?
Он даже не оглянулся, а она не стала следовать за ним.
— Нет.
— Я так и думала.
Тут Шапель снова остановился, на этот раз обернувшись и пронзив Прю своим непроницаемым взглядом. Однако выражение его лица явно выглядело удрученным.
— Я вас обидел.
— Да, пожалуй. — Ее подбородок все еще надменно выдавался вперед.
— Прошу прощения. — Шапель провел рукой по волосам. — Просто я… не всегда умею обходиться с людьми.
— В самом деле? — В голосе Прю звенели резкие нотки. — Вот уж никогда бы не догадалась.
На лице Шапеля появилась робкая улыбка. Он, похоже, ничуть не был задет ни ее сарказмом, ни ее откровенностью.
— Я уже сказал, что прошу у вас прощения.
Да, верно. Приличия и вежливость требовали от Прю принять извинения — и, возможно, даже извиниться перед ним.
— Что ж, я это ценю, — ответила она вместо этого и проследовала дальше по дороге, ведущей к дому.
Когда Шапель поравнялся с Прю, руки его были засунуты в карманы. У него были красивые пальцы — сильные, но вместе с тем длинные и изящные. Загорелые запястья казались покрытыми золотистым пушком, и каждый волос отражал лунный свет, как расплавленный драгоценный металл.
— И все же я полагаю, вам следует соблюдать осторожность в своих изысканиях.
Прю стиснула зубы.
— Конечно. По-видимому, вы уделили этой вылазке гораздо больше времени и размышлений, чем я.
В ответ на ее язвительную реплику темные брови лишь слегка приподнялись, однако прежнее благодушие куда-то исчезло.
— Да. Не этой, но другой, очень на нее похожей.
Значит, она оказалась права — ему прежде уже случалось бывать в подобных экспедициях и терпеть неудачу. Затея же Прю просто не могла окончиться неудачей. Ей повезет больше. Должно повезти.
— Могу вас заверить, сэр, что я вложила в свой поиск немало труда и усилий.
— В этом я не сомневаюсь.
— Благодарю вас. — Боже мой, до чего же самодовольной она выглядела! И как только он умудрился затронуть ее так глубоко при таком коротком знакомстве? Шапель смотрел на Прю так, словно прекрасно ее понимал, хотя в действительности такого не могло быть. Это одновременно и успокаивало, и вызывало досаду.
— Но ведь вы же сами сказали, что вами движет отчаяние, а оно обычно не считается с осторожностью.
Проклятие! Этот человек явно не знал, когда следовало остановиться.
— Вы собираетесь наконец поведать мораль этой истории?
И снова Прю показалось, будто ее слова совсем его не задели — обстоятельство, которое прямо-таки выводило ее из себя, — однако выражение его лица в лунном свете стало натянутым.
— Однажды мне тоже не терпелось узнать все тайны Грааля. И в результате погиб человек.
— Ох! — Неудивительно, что он говорил с ней в таком тоне. То, что Прю поначалу приняла за снисходительность, теперь приобретало совершенно иной смысл. Какой же непроходимой дурой она оказалась!
Поколебавшись, Прю положила руку на крепкий локоть Шапеля, чуть выше подвернутой манжеты.
— Вы не хотите рассказать мне об этом?
Он поднял голову, и их глаза встретились. Странное ощущение потрясло Прю. Свечение, которое, кажется, она уже видела раньше, заставило его глаза словно вспыхнуть изнутри. Или это игра лунного света? Ибо никогда прежде она не видела глаз таких ярких и прекрасных. Казалось, его взор манил, притягивая к себе, и Прю даже почувствовала, как все ее тело подалось в его сторону. Ошеломленная, Прю тщетно пыталась набрать в легкие воздуха. Его плотно сжатые, чувственные губы чуть приоткрылись, обнажив ряд поразительно белых зубов. Не клыки ли блеснули в темноте? Но нет, этого не могло быть… просто игра ночных теней.
— Уж не хотите ли вы снова укусить меня?
Шапель так и отпрянул, вырвав руку из ее хватки, и потряс головой, словно приходя в себя.
— Что?
Прю улыбнулась, довольная, что и она — пусть на один миг — смогла застать его врасплох. И подняла руку на свет, чтобы он мог рассмотреть царапину на тыльной стороне ладони.
— Разве это сделали не вы?
Шапель прищурился:
— О чем вы? Тут ничего нет.
Прю нахмурилась и поднесла руку поближе к лицу. Шапель оказался прав. Никакой отметины не было. Она перевернула ладонь. И опять ничего.
Прю могла поклясться, что царапина была, но почему же зажила так быстро?
— Скоро рассвет. — Голос Шапеля прорезал ее мысли. Он наблюдал за бледнеющей луной с хмурой складкой на лбу. — Нам пора вернуться в дом.
Прю невольно усмехнулась в ответ на его тон.
— Все еще беспокоитесь о моей безопасности, мистер Шапель?
Шапель явно не разделял ее веселья.
— Нет, о своей.
Трудно было понять, шутит он или нет.
— Если слишком заботиться о безопасности, впоследствии можно об этом пожалеть, — усмехнулась Прю.
Он склонил голову набок:
— Как и о безрассудстве.
Для человека еще молодого он воспринимал себя, пожалуй, уж слишком серьезно. Прю улыбнулась ему.
— И часто ли вам приходилось испытывать сожаление, сэр?
У Шапеля вырвался сухой смешок.
— Порой кажется, что вся моя жизнь состоит из одних только сожалений.
Прю его прекрасно понимала.
— Ну а я отказываюсь и дальше продолжать в том же духе, — заявила она, подавив желание ткнуть пальцем в могучую стену его груди. — Единственное, о чем я надеюсь не пожалеть, когда придет мой смертный час, так это о том, что никогда по-настоящему не жила.
Губы Шапеля сжались в тонкую полоску, лицо омрачилось, словно он принял ее слова близко к сердцу.
