Голова фюрера чуть подрагивает в такт рукоплесканиям. Отчего волосы слегка ползут на левый глаз. Лицо серое, болезненное. Но взгляд дерзновенный, немигающий. Глаза не слезятся, горят таинственным блеском. Сзади фюрера огромное нацистское полотнище. По бокам два гвардейца СС. Гвардейцы у каждой двери.
'Его речь в политической части совещания, вызвала фурор среди элиты Рейха. Все рукоплескали. Гиммлер пуще всех отбивал ладони. Отпросился по делам. Чепуха. Какие дела? Здесь решается судьба нации. Что-то не нравится ему Генрих последнее время'. Но эта мысль быстро сошла с дистанции. Глядя на неистовство генералов, он 'вновь почувствовал уверенность и силу. Вновь, словом может зажигать армию на великие свершения. Вновь полон сил и энергии. Вновь может сопротивляться и побеждать, сопротивляться и нести знамя третьего Рейха вперед. Овации — тому подтверждения.
А когда он произнес накануне: — Либо мы победим, либо безропотно покинем авансцену истории, — зал скандировал ' Хайль Гитлер'. Эту фразу надо обязательно повторить'.
Рейхсканцлер выпрямился, приподнял руку. Зал притих. Десятки опьяненных нацизмом глаз устремились на вождя.
— В жизни Германии наступил тот исторический момент, — начал выступление фюрер после долгого молчания, — от исхода, которого, зависит дальнейшая судьба нации. Я уже говорил и вновь повторяю: — Германия так расположена в Европе, что ей нужно всем постоянно доказывать свое величие и превосходство. Французам и англичанам, русским и американцам. Доказывать мощью промышленности и армии. Но этого мало. Чтобы выжить в обстановке надвигающейся американской и русской опасности,— голос фюрера вибрирует, глаза наливаются кровью — нам нужно побеждать. Ибо 'сильнейший' правит миром. Только он определяет, что такое справедливость и мораль. Мы, и только мы, вправе определять пути развития цивилизации. Немцы — законодатели высшей европейской культуры, выходцы из превосходной арийской расы, уже этим имеют право считаться быть первыми, управлять другими низшими расами. Это основа национал-социалистской идеологии. Но это право нужно завоевывать в сражениях. Победа требует напряжение всех сил, борьбы до последнего патрона, до последнего вздоха.
В зале кто-то выкрикнул здравицу в честь фюрера. Гитлер, как умелый дирижёр людского оркестра, не позволил себе прерваться в начале речи. — Но, нам фатально не везет в борьбе с русскими. Несмотря на доблесть наших солдат и превосходство оружия их победить невозможно. С русскими надо договариваться.
Генералы замерли. Они впервые услышали откровения Фюрера такого масштаба. Глаза вытаращены, лица вытянуты вперед. Что скажет еще вождь?
— Французов и англичан мы били неоднократно. Разобьем и теперь. Несмотря на полчища американцев, высадившихся в Европе. Янки вплотную придвинулись к границам Рейха. Готовят зимнее наступление. Но мы их перехитрим. Мы не будем ждать, когда Эйзенхауэр первый нанесет удар. Мы упредим его! — Гитлер выскочил из-за стола. Сжимая и потрясывая кулаками, прохрипел: — Меч Зигфрида разрубит эту жирную заокеанскую гидру надвое. По кровавому следу мы пустим новые танковые дивизии, бригады. Они завершат окружение армий напыщенных вояк Монтгомери и Брэдли. Дороги на Антверпен и Брюссель будут открыты. Жалкие остатки, недобитого врага, наши ветераны сбросят в океан. Это будет второй Дюнкерк: неожиданный, дерзкий, победоносный! — Гитлер входил в состояния экзальтации. Его шатало. Заметно стало дергаться левая рука. Глаза выпучились, стали слезиться. Но сил еще хватало для продолжения восторженной речи. Пятясь, Гитлер уперся в стену, где висела огромная карта Западного фронта. Не оглядываясь назад, как фокусник, здоровой правой рукой нацист одернул шторку, воскликнул: — Это битва произойдет здесь! — Костлявая, подрагивающая пятерня глухо накрыла область Арденн.
Военная публика ахнула, вскочила.
— Именно здесь, в Арденнах, произойдёт историческое победоносное сражение. Именно здесь нас не ждут.— Фюрер мельком взглянул на карту. Рот застывает в неестественной кривой улыбке. Лицо полыхает от возбуждения. Волосы разметаны, сползли на левую сторону. Глаза горят неистовым огнем. Он был доволен собой. Тренировка не прошла даром. Фокус удался. — Вы спросите меня, когда этот день наступит? — Гитлер отвернулся от карты, скособочился, голова ушла вперед.
— Стратегическая наступательная операция 'Вахта на Рейне' начнется в 5. 30 утра 13 декабря 1944 года.
Зал взрывается овациями. С задних рядов произносятся здравицы в честь фюрера. Даже скептически настроенный Начальник штаба ОКВ Вильгельм Кейтель сделал несколько сдержанных хлопков.
Вождь нацистской Германии улыбается. Бескровные тонкие губы расползаются по горячечному, возбужденному лицу. Голова подергивается на худой, увядшей шее. Гитлер удовлетворен признанием полководческих способностей. — 'Он военный стратег!' Не сдерживая восторженных чувства нацистов, приближается к столу президиума.
— Видите, Кейтель, — высокомерный посыл Начальнику главного штаба, — как поддерживают нас генералы. А вы противились моим замыслам в организации операции.
Фельдмаршал снял монокль, близоруко улыбается. — Признаю свою ошибку, мой фюрер. Был скоропалителен и недальновиден. Теперь дело стоит за малым: начать операцию и разбить американцев.
— Да-да, начать и разбить. Вы правы хоть в этом. Записывайте, Йодль, что я скажу, — Гитлер зыркнул на главного оперативника штаба. — Директива с окончательными изменениями в операции должна пойти завтра в войска.
-Я во внимании, экселенц.
— Вы хорошо спите, генерал?
— Не жалуюсь. К чему этот вопрос, мой фюрер?
— То-то, вижу, вы сидите бодрячком. Я, относительно вас, плохо сплю. Все потому, что из головы не выходят мысли о направлениях главного удара. Сегодня только под утро заснул. Видел сон. Он меня взволновал пророческим негативом. 6 танковая армия СС не будет иметь успеха в наступлении. Моя бронетанковая гвардия под командованием Зеппа Дитриха завязнет в густых лесах на севере Арденн. Вы представляете это? Она не пробьется к Маасу! Слезы текли градом. Я терял силы. Утром плохо завтракал. Было отвратительное несварение двух яиц и ломтика сыра. Даже капли доктора Морелля не помогли. Хотел отменить совещание и не лететь к Рундштедту. Виной тому — плохой сон. Предчувствие опасности меня ни разу не подводило. Несмотря на это, решил не переносить совещание. Потому, господа, — голосовые связки фюрера завибрировали сильнее,— что меня осенила свежая мысль. Я меняю стратегию наступательных ударов.
— Мой фюрер, это не возможно! — привстал Йодль, громко отодвигая стул. — План и карты сверстаны и доведены до командующих. Есть риск просчетов. Войска приведены...
