«Не лезь в это, Ами».
Предзнаменование ни с чем не спутаешь. Любопытство и призраки несовместимы. Я знала это, даже если воспоминания были скользкими, как речной ил и холодные костлявые руки.
Ворвавшийся в сон телефонный звонок подействовал как сработавшая сигнализация и испугал меня достаточно сильно, чтобы разбудить. Ничего удивительного: во сне – когда наконец удалось в него провалиться – меня преследовали обряженные в нижнее белье скелеты верхом на козах, Бен Маккаллох на лошади загонял меня подальше от безопасного дома, а Фин сидела на крыльце и попивала ванильную колу.
Ну, по крайней мере в полудреме это показалось достаточно страшным. Спросонья я была так неуклюжа, что ответила на мобильник, айпод и книгу в мягкой обложке, прежде чем наконец нашла домашний телефон. Три большие собаки, дрыхнувшие рядом, не помогали. Наоборот, лишь усложняли задачу, даже когда я уже полностью пришла в себя.
- Уф-ф-хм, – сказала я. Просто блестяще.
- Амариллис, дорогая, – произнес кто-то, очень похожий на тетушку Гиацинту. – Я должна тебе кое-что сказать.
- Но вы в Китае. – Вот почему казалось, что она говорит из пещеры. Телефон нес голос через центр Земли.
- Да. Но твое письмо мне напомнило.
Ах, да. Мое сообщение с угрозами порубить козлиное дерево и сына тетушкиных соседей. Не думала, что получу ответ так скоро. И уж точно не ожидала жюльверновского телефонного звонка.
- О чем? – спросила я.
- Мне нужно, чтобы ты позаботилась о фауне.
- Что? – Я боролась с остатками сна. – Я забочусь. Фин смотрит за растениями, а я за животными.
- Милая, это бессмысленно. Просто пообещай, что позаботишься о нем.
- Обещаю, тетя Гиацинта. Не могу поверить, что вы позвонили только поэтому.
- Это очень важно для меня. Прости, что перекладываю ответственность на тебя, но я знаю, что лишь ты с этим справишься.
- Не волнуйтесь по этому поводу. – Интересно, эксцентричность моей тети может распространяться на абсолютно не магическую область? – Глаз не спущу.
- Обещаешь?
- Да, конечно. – Господи, сколько еще раз она будет спрашивать?
- Я должна убедиться, а то буду волноваться всю оставшуюся часть путешествия.
- Я обещаю, тетя Гиац…
Только я закончила третье заверение, как в ушах раздался хлопок, а узел в животе будто затянулся туже. Это вырвало меня из тумана прерванного сна, и я так резко села в кровати, что аж дыхание перехватило.
Собаки не лаяли. Они жались тяжелыми телами к моим ногам и дрожали, их бочкообразные грудные клетки вздымались от ужаса.
Медведь издал слабое испуганное хныканье. Наверное, я изобразила похожий звук, когда уставилась на возникший в изножье кровати столб света. Я оказалась в ловушке, придавленная собачьими тушами и собственным страхом. А свечение начало приобретать человеческие очертания...
Столп света вспыхнул голубым, словно пламя газовой плиты, а в сверкающем центре вырисовывался человеческий силуэт, размытый и неясный. И холодный. Холодный, как надгробная плита, покрывшаяся льдом под зимней луной.
Меня парализовал ужас ночного кошмара. Я не могла пошевелиться – не могла закричать, заговорить или убежать. Наверное, это сон. И я бы убедила себя в этом, если бы не жгучий холод на голых руках и шее и пар, вырывавшийся из собачьих пастей и клубившийся у их морд.
У тени проступили новые черты: наметился нос, линия подбородка, рта. Жалкое подобие лица, вытянутое и лишенное четкости. Движение. Полуразмытая рука медленно поднялась, словно преодолевая груз смерти, чтобы добраться до меня; ввалившиеся глаза сосредоточились на моем лице, и пятно рта разверзлось в ужасающем беззвучном отчаянии, как у рыбы, выброшенной на берег.
Нечто впилось в меня взглядом, и ледяные ремни стянули грудь. Все, что мне удавалось, – лишь редкие поверхностные вдохи. На периферии зрения предупреждающе вспыхнуло, и моя голова, казалось, отделилась от тела, поплыла и завертелась. Ужасно беспомощное состояние, словно падаешь в обморок в замедленной съемке. Я разжала пальцы, и телефон выскользнул из ослабевшей руки. Даже если тетя Гиацинта еще оставалась на проводе, я все равно не смогла бы ее расслышать из-за гула в ушах. Да и докричись я до нее, как она придет на помощь из Китая?
Дверь распахнулась, ударившись о стену, и на пол с грохотом обрушились картинные рамы. Через пустой дверной проем в комнату ворвался ураган, бушующий подобно невидимому чудовищу. Ветер отбросил мои волосы назад, смел со стола бумаги и книги, а занавески начали развеваться, словно ленты на День Независимости от внезапно налетевшего летнего шторма.
Лила подскочила и радостно залаяла. Стягивающие грудь ледяные ремни растаяли, и в мои ноющие легкие устремился воздух – теплый, пахнущий шалфеем и прозописом, пыльным брезентом и немного фиалками. Потусторонний голубой свет и очертания призрака исчезли без следа, как задутая бурей свеча.
Ураган пропал так же быстро, как налетел, хлопнув дверью – этакая эмоциональная точка призрачной тирады.
Долгое время я сидела, тупо глядя в темноту. Парализующий ужас прошел, но шок и замешательство все еще не отпускали. Затем собаки вскочили на лапы и разразились таким лаем, что…
Что могли и мертвого поднять из могилы.
Шум отскакивал от моего черепа, привнося в беспорядочные мысли еще больший хаос.
«Телефон, – вспомнила я первым делом. – Тетя Гиацинта».
Разобравшись в переплетении одеял и дюжины собачьих лап, я нащупала трубку и приложила ее к уху.
- Тетя Гиацинта? Вы еще там?
В ответ длинный гудок.
Дверь снова распахнулась, и я завизжала, что при других обстоятельствах показалось бы перебором, но не после того, как в моей комнате побывал гребаный призрак.
По меньшей мере один призрак, да еще то, что скользнуло в комнату следом и прогнало первого прочь – дядя Берт? – показавшись почти мягким по сравнению с мертвецки холодным существом в изножье кровати.
«В изножье моей кровати, обожебожебоже».
Мозг разогнался и зациклился на этой единственной мысли, отбросив все остальные.
- Ами! Что происходит?
Фин глазела на меня с порога, ее пижама была в беспорядке, волосы топорщились в разные стороны. Свет из коридора падал на кровать, и я мельком увидела себя в зеркале комода: закопалась в кучу собак и одеял, всклокоченные темно-рыжие волосы резко контрастируют с мертвенно-бледной кожей, веснушки выделяются, словно изюм в овсянке. А глаза – огромные, дикие, с испуганным выражением типа «земля слетела со своей орбиты».
Немудрено, что Фин таращится на меня так, будто впервые видит. Она включила верхний свет и ошарашено оглядела беспорядок.