— Я вижу цепочку между вами, — негромко сказал он. — Она потихоньку растягивается, исчезнет через пару недель. А еще на вас напали вчера. Нам нужно ждать незваных гостей?
— Боюсь, что нужно, — ответил Оберон. Элиза сидела рядом с ним, и он чувствовал, как где-то в глубине его души начинают звенеть невидимые струны. «Она мне нравится, — в очередной раз признал Оберон. — И то, что я вчера в очередной раз спас ее, привязывает нас друг к другу все крепче».
Утром между ними было уже двадцать шагов. Можно провести ночь в одной комнате, но на разных кроватях. Приказать домовым принести в его спальню диван…
Оберон сам поразился тому, насколько муторно от этого стало на душе.
Экипаж покатил по дорожке среди красно-рыжих кленов. Дорога уходила в гору, и отсюда уже был виден замок: массивный, подавляющий, даже грубый. Башни и башенки не украшали его, как чепцы и кружева не украшают уродливую женщину, а делают ее нелепой. Но Оберон любил этот замок — ему всегда здесь было спокойно и уютно.
Мы ведь любим матерей и бабушек не за красоту.
— Можешь на меня рассчитывать, — произнес Анри. — Как приедем, сварю для вас зелье. Отойдете друг от друга еще на десять шагов уже вечером.
Оберон усмехнулся. Наверно, это должно было обрадовать его, но он почему-то не испытывал радости.
Все случившееся казалось ему сном или миражом. Провел ночь с девушкой, несколько раз спас ее жизнь, привязался к ней, прикипел — и теперь с каждой минутой все возвращалось на круги своя. Они отдалялись друг от друга, и это, должно быть, было правильным.
— Благодарю вас, — улыбка Элизы была по-настоящему чарующей. — Эта боль в груди что-то невыносимое.
Лицо Анри озарилось той улыбкой, которой Оберон у него раньше не замечал. Вроде бы ничего особенного, но ему вдруг захотелось взять старого друга и коллегу за воротник и посоветовать вести себя прилично, как он позавчера посоветовал министерским сморчкам.
Раз уж пожираешь девушку взглядом, то хотя бы не чавкай.
«Я дурак, — признался Оберон. — Она совершенно свободна. Она не приняла моего предложения. Да, я называю ее своей невестой, а она этого не отрицает. Да, я сам предложил ее в помощницы Анри, никто не тянул меня за язык. Кто тут дурак? Я тут дурак, невесть чем набитый».
Он напомнил себе, что вообще-то выплатил долги покойного генерала, а Элиза выставила на подоконник сластолист. По всем законам, писаным и неписаным, он имел на нее права.
Почему-то от этой мысли стало еще хуже.
— Никогда не видела такого замка, — призналась Элиза, когда экипаж въехал в ворота. Она смотрела по сторонам с искренним любопытством, и Пайпер на ее руках тоже глазел с интересом. — Он странный. Но уютный.
Оберон улыбнулся. Экипаж въехал во внутренний двор, и Оберон подумал, что вернулся домой, к привычной, спокойной и предсказуемой жизни. Студенты, которые сидели на скамейках, наслаждаясь теплым деньком, помахали ему. На руке второкурсника Пауля Оберон заметил шнурок с волкудлачьим клыком.
Что ж, не он один охотился этим летом.
— Эти два типа, кто они? — поинтересовался Оберон, помогая Элизе спуститься из экипажа. Мелькнула неприятная мысль, что с этими министерскими господами в замок мог заявиться и убийца. Анри усмехнулся.
— Морис Лаваль и Николя Азуле. Приехали без слуг, — ответил он. — О, кажется, я уже слышу, как они скандалят.
Одно из окон открылось, во двор выглянула госпожа Бьянка и энергично замахала Оберону тонкой сухой рукой.
— О, господин декан, наконец-то! — воскликнула она. — Скорее! У нас проблемы в деканате!
Оберон вздохнул — начинался учебный год, и ему было тоскливо и в то же время как-то весело. Сейчас, вернувшись в академию, он ощущал биение жизни во всей ее полноте.
Он снова был на своем месте.
Элиза испуганно посмотрела на него. Оберон снова улыбнулся и взял ее за руку.
— При деканате есть комната отдыха, — сказал он. — Там вполне уютно.
— Нам хватит двадцати шагов? — настороженно спросила Элиза. Оберон прикинул планировку и ответил:
— Хватит. Волноваться не о чем.
Комната отдыха оказалась вполне уютной. Опустившись на маленький диван возле окна, Элиза вытянула ноги и подумала, что страшно устала.
Эти несколько дней с нападениями и чудовищами вымотали ее полностью. Позавчера она и представить не могла, что окажется в академии, тем более, в качестве невесты декана факультета, окруженного самой темной славой. Элиза вспомнила, каким было лицо Оберона, когда он называл ее невестой: наглец! Но наглец в своем праве, и она не будет с ним спорить.
Лучше жить тут в качестве невесты, чем содержанки. Это вызовет меньше вопросов, ухмылок и гадких предложений.
И ведь и эту ночь им придется провести вместе, и много других ночей! Это понимание вызывало в Элизе томительную неловкость. Она всегда знала, что будет делить комнату с мужчиной только в одном случае — если он станет ее мужем.
А сейчас все развивалось слишком быстро, чтобы она успела привыкнуть. Элиза поняла, что окончательно запуталась в своих чувствах.
На подоконнике Элиза заметила тонкую колбу артефакта, наполненную золотистой жидкостью. Артефакт покоя, вспомнила она, такой же был в кабинете ее редактора. Элиза поймала себя на том, что ей становится легче. Напряжение утекало прочь.
Да, ее жизнь изменилась. Но рядом с ней человек, который успел не раз показать свою порядочность. Оберон спасал ее жизнь, рискуя своей — тут нельзя испытывать ничего, кроме благодарности. Сейчас они оба в безопасности. Элиза начнет работу в лаборатории Анри, все постепенно утрясется, и жизнь покатится дальше своим чередом.
И они обязательно выяснят, кто стоит за убийством ее отца. Элиза поклялась, что вернет генералу Леклер его честное имя — и Оберон вполне разделял ее стремление. Элизе думалось, что она нашла в нем настоящего друга — и это ее радовало.
Потом она задремала и очнулась от того, что кто-то осторожно прикоснулся к ее запястью. Открыв глаза, Элиза увидела Анри, тот успел сменить свой щегольской сюртук на нечто, похожее на одеяние врача, и держал в руке бокал, от которого поднимался розоватый дымок.
— Вот, — произнес он. — Выпейте. И вечером между вами будет на десять шагов больше. Оберон уже насладился моим зельем, слышите, как фыркает?
— Благодарю вас, — улыбнулась Элиза, принимая бокал. Варево приятно пахло земляникой, но на вкус оказалось настолько отвратительным, что Элиза с трудом смогла сделать несколько глотков. Ей казалось, что еще немного, и ее вырвет.
— Не могу больше, — прошептала она. Из глаз брызнули слезы, лицо свело гримасой. Анри сел рядом, оценил то, что осталось в бокале, и велел:
— Допивайте.
Это было сказано так, что Элиза не отважилась спорить. Через силу она осушила бокал и прошептала сквозь слезы:
— Невыносимо…
Анри ободряюще улыбнулся.
— Вы умница, — похвалил он. — Редко кто справлялся с моими зельями настолько решительно.
Похвала подбодрила Элизу, она даже смогла улыбнуться в ответ. Мерзкий вкус гнилого болота таял во рту, оставляя лишь далекий оттенок кисловатых ягод. Что ж, она будет пить это зелье столько, сколько потребуется.
— Я стараюсь, — ответила Элиза. — Мы ведь будем работать вместе? Оберон говорил, что вам нужна ассистентка.
Анри рассмеялся.
— О да! Тем более, настолько отважная девушка. Вы уже работали с зельями?
— Нет, — призналась Элиза. — Я переводчица. Все зелья, которые я знаю, это травяной сбор от простуды, его заваривала моя домоправительница.
Из деканата донесся возмущенный женский возглас: «Да как же так можно? Что вы себе позволяете?» Незнакомый молодой мужчина звонко добавил: «Право же, это бессовестно!» Анри посмотрел на дверь, усмехнулся.
— Что ж, переводы требуют аккуратности, я полагаю, — сказал он. — Да я и не буду поначалу вас как-то нагружать. Полы моют домовые, а вам останется сортировка ингредиентов. Простая работа, но довольно нудная. Впрочем, вы, должно быть, усидчивы.
