— Договорились, — одобрительно усмехнувшись, сказало существо у окна.
— … бедняжка, — сказала мама.
— Что? — спросил Тони, выныривая из воспоминаний детства. — Кто бедняжка?
— Алена Михайловна – бедняжка, — повторила Анна Лукинична. — Так убивается. А как иначе? Розамунда была ей как член семьи.
— Розамунда умерла? — огорчился Антон.
— Скончалась вчера, — мама вздохнула. — На сорок седьмом году. Могла бы еще пожить, да сердечко остановилось. Антоша, просьба к тебе. Ты через Волыновку проезжать будешь. Таксидермист там хороший, еще того медведя делал… ну помнишь, лютого, что мельника почти до смерти заломал и которого потом заломал папа. Загляни к Василию Степановичу в лавку, спроси, сколько он нынче за услуги берет. Никак дозвониться до него не могу и на страничке его никто не отвечает. Договорись с ним. Ты ведь помнишь Розамунду, опишешь… покойницу, пусть скажет, что и почем, когда подвезти. Хотела я как раз Алене Михайловне подарок сделать, а тут… вот. Она и попросила Розамундушку… увековечить.
— Я оплачу, — быстро предложил Антон. — Я тоже ее любил… по-своему.
— И она тебя, — снова вздохнула мама.
К Антону покойница питала чувства, сказать по правде, весьма неоднозначные. Он сам был во многом виноват: шалости временами творил неимоверные, одна затея с консервными банками чего стоила. Но о мертвых или хорошо, или никак.
— Отзвонись сразу, — попросила мама. — Я на тело-то стазис наложила, но ты же знаешь, маг из меня так себе. Да, еще кое-что. Графиня Хомутова была у меня на днях.
— Фрейлина государыни?
— Да, и мама Светочки. Ты не передумал… теперь, когда свободен... совсем?
— Нет, мамуль, — с нажимом произнес Антон. — Не передумал. Не сложилось у нас, ты же знаешь.
Со Светланой Хомутовой он, по просьбе мамы, ходил на пару свиданий, когда у них с Мартой произошла большая и некрасивая ссора и он думал, что они расстались навсегда. Светочка, девочка воспитанная, обладающая нежной, кукольной внешностью, была мила и неумна. Графиня Ольга пыталась пристроить ее при дворе дизайнером туалетов младших княжон, но Света работу не потянула: жаловалась на усталость и придирки коронованных особ. Антон Светочку тоже не потянул, хотя она демонстрировала к нему симпатию, в свойственной ей манере вялую и нерешительную.
— У Оли нелады с дочерью. Они со Светочкой очень сильно поругались. Ольга приезжала ко мне на консультацию в офис. Мне не понравились ее настроение и неконструктивный подход к проблеме. По-моему, в свое время она очень давила на дочь, а теперь пожинает плоды: Светлана взбунтовалась – уехала, отгородилась и прекратила всякое общение с семьей. У нее, кажется, появился молодой человек, но она не спешит представлять его матери. В общем, мы поговорили, но Ольга была явно недовольна сеансом – на мое предложение проверить повреждения сердечного коловрата ответила отказом.
Антон маме посочувствовал, все-таки с Ольгой Лазаревной они прежде очень нежно дружили. После вечернего чая он выехал из поместья. В голове навязчиво крутилась пока неясная, но уже начинающая приобретать определенность мысль.
Он заехал к таксидермисту. Василий Степанович клиенту очень обрадовался, тут же высказался в том плане, что немедленно сам заберет усопшую и отвезет в свою лабораторию. Выглядел таксидермист как-то странно – понурым, усталым и немного испуганным. Он все время оглядывался на чучела в лавке, выставленные для привлечения клиентуры.
— Колор у мадам какой?
— Кажется, она была мадмуазель, — пошутил Антон и быстро исправился, отметив на лице таксидермиста вековую скорбь, а не улыбку: — Такой... бурый… с подпалинами, — Тони хорошо помнил, как долгожительница Розамунда (в весьма почтенном возрасте, из-за близости к силе вендиго сохраняя нетипичную, почти неприличную для кошки прыть), после истории с консервными банками гоняла его по всему дому, исполосовав когтями, но сомневался в оттенке ее холеной, всегда волосок к волоску вылизанной шубки.
Василий Степанович почесал в затылке и предложил:
— Посмотрите в каталоге, Антон Макарыч. Хорошо бы было хоть примерно масть определить. У меня сейчас с красками… не полный набор, с клиентурой, увы… дела не очень, возможно, надобно будет прямо сейчас оставить заказ на страничке у производителя.
— А что с клиентурой? — вежливо поинтересовался Тони, листая массивный каталог с наклеенными на страницы кусочками меха.
Таксидермист помялся, вспотел и наконец признался: он очень боится, что навлечет на свою голову гнев Олевских. Уж лучше он сразу предупредит…
— Вот как? — нахмурился Антон. — И о чем же?
Василий Степанович еще раз тяжко вздохнул, опасливо оглянулся на чучела и начал рассказывать…
… Антон остановился у въезда в город и позвонил Богдану.
— Я согласен, — сказал он в трубку.
— Что, правда?! Я знал, я знал! Это ж какое поле деятельности, это ж сколько материала…
— Я в курсе, — оборвал его Олевский. — И мы начинаем работать уже… завтра. У нас первый клиент.
Глава 7
Глава 7
— Н-да, — протянула Ксеня, глядя на меня с нескрываемым скепсисом, — вот смотрю я на тебя, Черри, и все больше убеждаюсь в мысли, что когда-то недружелюбно настроенные к нашей цивилизации инопланетяне заслали тебя на Землю, чтобы сеять хаос и разрушение, а потом нечаянно забыли за тобой прилететь.
— Нечаянно? — хмыкнул Милли, скрестив руки на груди. — Я очень в этом сомневаюсь. Сбагрили небось и до сих пор радуются.
— Полный привет, — подтвердила Марьяша, хихикая. — Это не голем… это костюм на Хэллоуин.
— Так, все! — я сорвала с головы кепку, из-за заправленной под нее косы угрожающе вздыбившуюся над моей головой, и начала судорожно стирать влажной салфеткой белый грим (времен наших школьных театральных постановок) из запасов Милли. — Смешно вам? Что за гадость эти белила! Если я голем, это не значит, что я пугало… или мертвец!
— Ты и есть мертвец, — сказала Ксеня. — Кадавр – это псевдожизнь. Я тебя вообще типа на принтере распечатала - судя по твоему виду, из первой попавшейся под руку органики.
— Ха-ха-ха! Вы весь вечер надо мной стебетесь! — возмутилась я. — А вот сейчас вообще никуда не пойду! Солью́ коловрат прямо здесь, пусть стены трескаются.
— Давайте подумаем, что мешает нашей Лучезаре стать похожей на настоящего кадавра, — посерьезнев, предложила Марьяша.
— Волосы, — авторитетно заявила Ксеня. — Белизна кожи не так важна. Да, кадавры бледноваты, но не настолько же. Впрочем, веснушек у них действительно не бывает, как и многих других индивидуальных биологических особенностей человека! Это же органический принтер! Какие еще веснушки-родинки и волосы из носа?! Веснушки замажем – смешаем грим с тональной основой. Но волосы… У меня в правах на владение стоит текущий месяц. Получается, моему голему от силы три недели! Кадавры вылупляются лысыми. Откуда такая шевелюра?
— Ну, это легко решается, — оживился Милли, — несите ножницы.
— Не-е-ет! — заорала я. — Все! Я никуда не иду! Еду в лес! В парке опять же можно… заземлиться, на детской площадке, там брусья из железа.
— Главное, не батареей, — поддакнула Ксеня.
— Это было один раз. Я перед всем пансионом извинилась, между прочим!
— Глупая идея, — сказал Милли, — в городе все конструкции слишком близко друг к другу, это опасно.
— Ты прав, — сдулась я.
— Тем более я билеты уже оплатила, — ввернула Марьяша.
— Идите втроем, а деньги я верну.
— Вдвоем. Милли не идет. У него свидание. В библиотеке.
— Ага, с редким волюмом*, который представляет собой описание старинных техник стазиса, — зевнув, пожал плечами Милли. — Вам не надоело еще? Эта шутка со свиданием…
(* - волюм – книга, том)
— Стазис! — Ксеня щелкнула пальцами. — Гениально! Черри, ты помнишь, как подстригла волосы? В классе, кажется…
— Восьмом, — подтвердила я. — Это был протест против… — я уже не помнила, против чего – в средней школе я довольно часто протестовала, от скуки, честно говоря. — Ну это идея, конечно, но выйдет ли?
