Его челюсти поджались.
— Ты планируешь съесть его в какой-то момент, или остаток вечера будешь сочинять поэзию в его честь?
Мой желудок заурчал.
— О, я приберегла его, чтобы съесть во время нашей прогулки. Я не хотела его портить. Я слишком наслаждаюсь предвкушением, — я приподняла пирог в лунном свете, и серебристые лучи мерцали на глазированных ягодах. — Но честно, ты когда-нибудь видел что-нибудь столь же очаровательное?
Подняв взгляд, я заметила, что его серые глаза пронизывают меня.
— Видел.
Я убрала пирог в сумку.
— Я бы поделилась с тобой, но не уверена, что ты этого заслуживаешь.
— Почему нет?
«Потому что ты сказал, что любая полуголая женщина привлечёт твоё внимание».
— Потому что ты немножко злой.
Пока я вела его по петляющей улочке между теснящимися кирпичными зданиями, Самаэль притих. Мы свернули в изогнутый переулок, отходивший от речной набережной и уводивший нас в Восточный край. Улица извивалась на север между покосившимися многоквартирными домами. Тёплые огни сияли в некоторых окнах.
По обе стороны от нас поднимались тёмные кирпичные стены. Кто-то написал на одной стене «Буря грядёт», над словами красовался глаз, а под ними — зигзаг молнии. Я показала туда.
— Пропаганда Свободного Народа.
— Ты теперь научилась читать?
Я улыбнулась.
— Я практиковалась. И сегодня Эмма мне помогала.
Самаэль пристально посмотрел на граффити.
— Их движение нарастает с каждым днём.
— Ты помогаешь ему расти.
— В смысле?! — в его голосе проступили резкие нотки.
— Ты не думаешь, что они сражаются в войне пропаганды?
— Мне плевать, каковы их методы. Я планирую убить их всех, чтобы они прекратили.
— Но они и дальше будут набирать численность, если люди думают, что они правы. Публичные казни, тела, висящие на стенах замка — всё это умножает их ряды. Люди в Доврене не знают, что Свободный Народ — убийцы. Они проделали отличную работу, обвинив тебя в убийстве тех женщин, и они выигрывают в войне пропаганды. Всё, что видят люди — это то, как ты отрубаешь головы на городской площади. Это выставляет тебя не в лучшем свете. Как думаешь, насколько это помогает тебе завоевать их расположение?
— Я не пытался завоевать их расположение. Я пытался страхом принудить их к подчинению.
— Когда люди в отчаянии и умирают с голода, они забывают бояться.
— Реальность этого мира, созданного смертными, проста — ты можешь убивать или быть убитым. Такой мир создали вы. Вы бросили друг друга умирать с голода. Кто-то должен захватить контроль, и если меня нельзя любить, меня будут бояться, — его низкий раскатистый голос казался почерпнутым из тьмы. — Если я не остановлю Свободный Народ, они сожгут эту страну дотла в Ночь Сева. Я не смогу остановить это посредством любви, — его последнее слово сочилось презрением.
— Ты сказал, «если меня нельзя любить». Почему тебя нельзя любить?
Тени как будто сгустились вокруг него.
— Я Яд Божий. Я создан для мести и смерти. Не пытайся превратить меня в то, чем я не являюсь. Выражаясь твоими же словами, я немножко злой.
Полагаю, я не могла спорить. Улица, по которой мы шли теперь, переходила в парк, где одинокое скудное дерево царапало ночное небо. Справа сияли огни в каких-то кирпичных зданиях — заброшенных фабриках, которые люди облюбовали в качестве домов. Слева рельсы тянулись поверх тёмных арок.
Ладонь Самаэля дрогнула на рукоятке его меча. Он казался дёрганым, напряжённым.
— Почему мне кажется, будто ты ведёшь меня на верную смерть? — тихо спросил он.
— Смерть? Во-первых, ты бессмертный. Во-вторых, я не могу победить тебя в драке, — хотя по какой-то причине мне нравилась идея попытаться.
Должна признать, мне был по душе тот факт, что я нервировала большого и плохого Ангела Смерти.
Я показала на шаткую постройку, державшуюся на сваях высоко над рельсами.
— Мы идём вон туда.
Крошечная ветхая лачуга когда-то служила будкой железнодорожного контролёра, переключавшего развилки путей. Она давным-давно была заброшена и стала идеальным укрытием для меня и Финна в детстве. Он отправлялся туда всякий раз, когда хотел на время убраться от своей мамы, что случалось довольно часто. Я не знала, точно ли Финн пошёл туда, но вероятность довольно высока.
— Старый дом на сваях, — пробормотала я. — Знаю, выглядит он мрачно, но обещаю, что я не попытаюсь тебя убить.
Мы пошли по тёмным переулкам, которые всегда нервировали меня. Всякие сомнительные вещи происходили под старыми арками железнодорожных путей. Начал накрапывать лёгкий дождик.
— Ты скажешь мне, что именно планирует Свободный Народ? — спросила я, чтобы заполнить молчание.
Держа капюшон поднятым, Самаэль как будто прятался, кутаясь в тени.
— Я буду сообщать лишь то, что тебе необходимо знать.
Во мне вскипело раздражение. Что я могла сделать, чтобы убедить его, что мы на одной стороне? Я резко развернулась и схватила его за руки. Самаэль уставился на меня, и я всмотрелась прямо в ледяные серые глаза под капюшоном. Я находилась так близко к нему, что чувствовала жар, исходивший от его тела.
— Самаэль, я не в рядах Свободного Народа. Если бы я сейчас увидела Финна, я бы попыталась его убить, — тьма расходилась в моей груди от осознания, что когда-то я любила Финна как друга, но теперь прежний Финн мёртв для меня. — Я доверяла Финну, но он предал меня. Как и моя сестра. Ты ангел. Разве ты не можешь понять, когда кто-то говорит искренне, чёрт возьми? Разве у тебя нет такой способности?
Наконец, Самаэль опустил капюшон, давая мне редкую возможность видеть его идеальное лицо — высокие скулы, татуировки. Он обладал странно невинным блеском в глазах, точно пытался понять мир перед ним. Он изучал меня взглядом почти минуту, выглядя так, будто старался расшифровать.
Наконец, он сказал:
— Ладно. Я верю тебе, Лила. Насчёт Свободного Народа, имею в виду. Про призрака я тебе никогда не поверю. А теперь отпусти мои руки.
В моей груди что-то разжалось, и я отпустила его.
— И то хорошо. Тогда мы можем работать вместе.
В его глазах плясало пламя, отчего по моей коже пробежала дрожь.
— Но тебе стоит знать, Лила, что я не врал, когда говорил, что тебе безопаснее всего в Железной Крепости. Во-первых, пока ты тут со мной, ты подвергаешься риску. Я могу легко убивать смертных, но орда демонов — это испытание даже для меня.
Я повернулась и снова зашагала с растущим чувством ужаса.
— А о каких демонах мы говорим?
— У Свободного Народа есть книга, которая позволит им контролировать демонов, — Самаэль обернулся назад. — Затем они планируют призвать могущественного злобного демона по имени Сеятель. Сеятель Хаоса. Сеятель Смерти. Сеятель Кошмаров.
Я задрожала.
— Как много посевных обязанностей.
— Демоны — это бездушные существа, которых можно использовать как инструменты, если знать правильные заклинания. Они ничего не чувствуют, не испытывают эмоций. Ими легко манипулировать, но они чрезвычайно разрушительны. Сеятель — один из самых худших.
— Для чего именно они хотят использовать демонов как оружие? Чтобы убить ангелов?
— Не просто ангелов. Они хотят убить смертных женщин, которые сношаются с ангелами, и отпрысков-нефилимов. Всех, кто работает на нас — например, как слуги, которых они убили в замке Аида. Они называют это Ночью Сева, великим очищением.
Тошнота взбурлила в моём нутре.
— Поверить не могу, что Элис замешана в таком дерьме. То есть, Сеятель — их величайшее оружие?
— Сеятель уникален — демон, способный создавать ещё больше демонов из самой земли. Они думают, что хаос — это возможность воплотить их ужасное видение, и они заключат для этого сделку с худшими демонами.
Я сделала глубокий вдох.
— Ладно. То есть, мы противостоим весьма гнусным персонажам.
— Но это не единственное, что подвергает тебя опасности.
— Что ещё?
