Потеряв мать, но обретя другого родителя, я думала, что смогу утешиться хотя бы этим. Но Сахад фан Дормейский оказался совсем не тем отцом, который был нужен девушке. Несмотря на весь свой неуёмный пыл и множество любовниц, я была его единственной дочерью-бастардом.
Поняв, что отец не любит меня, и вовсе не собирается возводить на престол, вся знать и окружение относились ко мне, не блиставшей особыми талантами, в лучшем случае, пренебрежительно. В худшем же они могли позволить себе едкие шуточки и предложение разделить с ними ложе.
Вначале я жаловалась отцу, но он только пожимал плечами, говоря:
— В тебе моя кровь, Аиша, а значит, хоть что-то должно было передаться. Умей постоять за себя. Когда-нибудь я выдам тебя замуж за принца крови. И ты должна быть готова к тому, что не все примут тебя. Будь жесткой. Будь непреклонной. И тогда тебя будут бояться и обходить стороной.
В общем, это был, пожалуй, самый мой длинный разговор с отцом. После этого, поняв, что я не обладаю его хваткой от слова «совсем», он махнул на меня рукой, и лишь изредка, на приемах, бросал сочувственно-пренебрежительные взгляды.
Я мечтала о доме. Мечтала о том, чтобы вернуться назад, к матери и Эмиру… Но годы шли, и эта мечта становилась все дальше от меня. Таяла, словно туман Архаира в особенно жаркий день. Нарушить правило о невторжении в Архаир не посмел бы даже Мулцибер. Помощи ждать было неоткуда. Я была погребена заживо на этой прекрасной, цветущей планете, где все мне было чужим.
Смыслом моей жизни теперь стало образование. Еще один камень преткновения с отцом.
Все в его роду обладали способностью управлять сознанием. Подчинять человека любой расы себе и заставлять делать его все, что угодно. Все, что угодно.
Моим же даром оказалось целительство.
Мой учитель, один из самых древних мудрецов Архаира, Лавр, гордился мной. Сиял голубыми глазами, глядя на то, как я легко справляюсь с любыми ранами и говорил, что еще никогда в жизни не видел такого дара. Мне даже не обязательно было петь. Достаточно было произнести любую фразу нараспев, чтобы раны или тяжелая болезнь отступили.
Однако, даже мои успехи в целительстве дали отцу повод еще больше отдалиться.
Его мечты и планы на меня лежали в совершенно другой плоскости.
Тогда я еще не понимала всей глубины его тщеславных мыслей и восхищения Азалией, моей единственной подругой на Архаире.
Глава 9
Две недели назад
— Он пробивает границы нашей обороны! Он подходит с каждым разом все ближе!
— Так убей его к чертовой матери! Вся наша планета не может протестовать какому-то долбаному звездолету?! — от голоса отца сотрясаются стены и министры. Не вижу этого, но знаю наверняка, потому что не раз наблюдала за подобными сценами.
Подслушивать нехорошо, но в нашем дворце это был единственный способ получить хоть какую-то информацию.
И сейчас, усевшись в своем излюбленном уголке ниши, я слушала с замирающим сердцем последние новости о нём.
Соседняя от Зала Собраний комната имела с ней общее вентиляционное окно. И через него я слышала их так, словно мужчины говорили в микрофон.
— Это «Черная Бездна», мой господин, а не просто какой-то звездолет. Лучший космический корабль, построенный в Остроге. По личным планам Мулцибера. А он обладает такими технологиями, которые нам еще неведомы.
— А мне плевать, что он оснащен лучше! У нас есть космический флот! А у него всего одна консервная банка! — я буквально вижу, как багровеет лицо моего отца, и сама вжимаю голову в плечи.
Он всегда был жесток. Жесток и холоден. Но больше всего он ненавидел расставаться с тем, что считал своим. И я была именно такой вещью в его сознании.
— Мой господин, — это голос министра Справедливости и отца моей лучшей подруги, Сафлора, — у нас исчерпаны ресурсы. Мы уже и так слишком много потратили на эту войну. Не лучше ли будет…
— Что? — голос Сархада наполняется желчью. — Предлагаешь отдать ему мою дочь? Мою плоть и кровь? Ты совсем из ума выжил, Сафлор? Или постой, может мы и твою Азалию ему отдадим? Как бесплатный подарок?
И я больше не слышу Сафлора. Он явно сник и побледнел.
А я могу только качать головой и горько усмехаться.
Сархад никогда не любил меня. И отдавать не хочет просто потому, что это нарушит его престиж. Подорвет репутацию. Отдать меня Эмиру значит для него лишь одно — подрыв собственной гордости. И я тут совершенно не при чем.
Слушать дальше бессмысленно. И так понятно, что новая атака Эмира, палившего по нашей планете вслепую, просто разозлила Сархада еще больше, но передумать не заставила.
Я поднимаюсь на ноги и тихонько бреду по коридору, залитому светом и солнцем.
Если бы я никогда не знала алияд и попала на их планету, Альхаир, я бы, наверное, ослепла и оглохла от восторга.
Если бы меня не притащили сюда пленницей со связанными руками и заклеенным ртом, я бы смогла полюбить эту землю.
Если бы меня не разлучили с матерью и Эмиром насильно, пожалуй, я бы смогла полюбить своего отца.
В моей жизни было миллион бесконечных «если», изменивших мою судьбу, и превративших меня в пленницу в отчем доме.
— Аиша! — Азалия бежит мне на встречу в белом платье, точно таком же, как и мое собственное и тут же вцепляется в запястье. — Что там? Я опоздала? Они уже закончили?
— Ничего, — хмуро отвечаю я, — они не собираются отдавать меня ему.
Лицо Азалии на мгновение озаряется, а затем снова тухнет:
— Мне так жаль, милая… Эта борьба между вами затянулась. Но Сархад не отпустит тебя.
— Знаю, — отвечаю, чуть поджав губы. — Знаю, но не могу отступить. Он придет за мной, Аза, я знаю это.
Она смотрит на меня как-то странно, словно жалея, или что-то в этом роде, а потом мы вместе шагаем по коридору, смотря вперед, где нас встречает балкон, открывающий вид на долины Архаира.
— Здесь прекрасно, — Азалия вытягивается на перилах, зачарованно смотря вдаль. — Не представляю зачем ты так рвешься на Аркануум, в Острог, где царит только тьма.
— Там осталась моя мать, — я сжимаю губы, глядя на сияющую, в прямом смысле, землю Архаира.
Я никогда не чувствовала себя здесь по-настоящему дома.
Потому что даже прекрасная тюрьма, куда тебя заточили против воли, никогда не сравнится с домом, где ждет мама.
И в уголках глаз вновь начинает щипать, как и каждый раз, когда я вспоминаю о ней. Мне даже не дали попрощаться.
В ночь моего четырнадцатилетия, когда мои волосы окрасились серебром, а голос приобрел новые ноты, за мной на Аркануум прилетели люди отца. Потом я узнала, что старейшины чувствуют «своих» и знают, когда кто-то из полукровок обретает дар. Не все. Но мне не повезло родиться с превалирующей кровью алияды, а не свага.
Тогда еще Аркануум не был непобедимой землей, подчиняющийся Мулциберу. Он только обретал свое величие, и границы не были укреплены. Меня забрали под покровом ночи. А Эмир в это время сопровождал Малика на дипломатической миссии.
Нас разлучили вот уже десять лет назад, но не было ни дня, чтобы я переставала думать о мальчике, с которым мы делили то немногое, что у нас было.
Я не знала, думает ли он обо мне, вспоминает ли, или же просто забыл, вычеркнул из своей жизни, словно меня и не было вовсе.
И ответ на этот вопрос я получила лишь три месяца назад, когда ему удалось связаться с Сархадом и потребовать моей выдачи.
До сих пор помню, как колотилось мое сердце, когда отец спросил:
«Кто, дьявол дери, такой этот Эмир Берая?»
А я и слова вымолвить не могла. Только слезы счастья лились из глаз, потому что поняла, что он не забыл меня. Сдержал обещание, данное, когда был еще совсем мальчишкой.
«— Я буду любить тебя вечно. И найду хоть на краю галактики, если ты вдруг исчезнешь из моей жизни.» — Его черные, словно ночь, глаза светились чем-то одновременно пугающим и радующим меня до остановки дыхания.
