он. — Сразу же бросились в бой. А я же быстро вас догнал.
Нет, у него точно была какая-то тайна. Давняя, глубокая, наполненная болью и горем — но именно она сделала Аррена Эленбергера таким, каков он есть.
— Да, вы появились… эпично, — улыбнулась я. — Как древний воин, с этим вашим топором.
Аррен улыбнулся в ответ. Пожал плечами.
— Я услышал взрыв и решил, что топор не помешает.
— Пляк! — сказала мандрагора, устроилась на диванчике рядом с моей ногой и довольно засопела, уснув. Аррен посмотрел на нее и предложил:
— Если хотите, то я отомщу за вас. И этому Энтони Локсли, и вашим родителям.
— Нет! — выпалила я, даже не задумываясь. — Нет, что вы! Не надо, пожалуйста!
Мой бывший муж, конечно, заслужил месть. Этот корвский дым, например, который Аррен упомянул на улице, или что-то посерьезнее — но я понимала, что это никому не принесет добра. Я не восстановлю свою репутацию, моя семья меня не примет, а всеобщее сочувствие снова будет на его стороне, а не на моей. Аррен вопросительно поднял бровь.
— Почему же нет?
— Месть это низкое дело, — пробормотала я.
— А правосудие?
— А правосудие на его стороне. Это ведь я получаюсь распутница, а не он. И про вас будут говорить гадости.
Аррен только рукой махнул.
— Про меня уже столько говорят, что еще одна сплетня ничего не изменит. Вы удивительно добры, Джейн.
Я попыталась скрыть смущенный румянец, приливший к щекам, за очередным глотком чая из чашки. Добра… Почему сейчас это прозвучало так, словно Аррен хотел сделать комплимент?
— Вас унизили и растоптали. Вас выбросили из жизни, и вернуться вы не сможете. Самые близкие и родные люди в некотором смысле убивают вас. Но вы не хотите вреда вашим обидчикам, — Аррен пожал плечами. — Вот я и говорю: удивительно. На вашем месте я бы запустил червей в брюхо этого Локсли. И был бы рад его мучениям.
Меня даже передернуло от отвращения.
— Не говорите так. Это ужасно!
Я снова вспомнила, в чьем доме теперь живу. Аррен мог быть добр ко мне, он мог защищать меня, но при этом он оставался собой — человеком, способным растереть в ладонях листок и вызвать чуму. Не следовало об этом забывать.
— Пожалуйста, не делайте ничего такого, — попросила я, надеясь, что Аррен все-таки откликнется на мою просьбу. — Потому что я вижу в вас не того, кого видят все остальные. Другого человека, хорошего.
И добавила шепотом, понимая, что с этими словами переступаю какую-то очень важную грань в своем сердце:
— И не хочу его потерять…
Некоторое время Аррен молча смотрел на меня, словно пытался поверить, что услышал именно то, что было сказано. Затем он отставил чашку и сказал:
— Вы не потеряете, Джейн. Не бойтесь.
И я поняла, что верю ему.
И сделалось легче.
* * *
Аррен
Особо важные растения я держал в одной из комнат: окна были тщательно зашторены, чтобы не пропустить ни капли солнечного света, особые артефакты работали под потолком, перегоняя воздух, чтобы в помещении всегда царила ровная прохлада. Закончив чаепитие с Джейн и отправив девушку отдыхать, я пришел сюда, к горшкам и листьям.
Мне надо было успокоиться.
Ламбелин, который является основой для зелья, способного просто отключить человеческие почки и вызвать мучительную смерть, я раньше высаживал в феврале, но в этом году убедился: лучшее время для ламбелина это апрель. Зеленые стебли, усеянные плотными круглыми листьями, росли просто стремительно — под лампой и с необходимым увлажнением. Надев перчатки и вооружившись ножницами, я срезал несколько верхушек, растер в пальцах и ощутил сладковатый запах: еще два дня, и ламбелин можно будет срезать и упаковывать в специальные металлические ящики. Дозреет, выпустит соки — вот и зелье готово.
Надо же, “я вижу в вас хорошего человека и не хочу его потерять”. Я усмехнулся — это было непривычно и странно. Когда живешь с репутацией монстра, то привыкаешь к тому, что от тебя не ждут добра, и это не пугает и не мучает. От разбойников с большой дороги тоже не ждут светлых порывов души — а для всего света я был гораздо хуже такого разбойника.
И вот Джейн. Джейн-из-реки, которая как-то вдруг стала для меня не просто девушкой в отчаянии.
Увлажнив ламбелин, я сменил перчатки и направился к ящику с паларгониями: почуяв мой запах, эти шипастые шары шевельнулись, выпуская длинные серебристые иглы. На кончиках проступили прозрачные капли; взяв пузырек, я аккуратно стряхнул их внутрь, помахал рукой, улавливая запах. Отлично, почти вызрело. Армастомы в соседних горшках уверенно пошли в рост после пересадки — цветоносы появятся через пару недель. Я давно понял: если армастома не растет, то не надо ее пичкать удобрениями, от этого только корни разрастаются. Нужно пересадить в большой горшок и обработать кремниевым удобрением — армастома его любит.
Что, если и правда купить тот участок? Пусть Джейн спокойно живет по соседству, мы будем ходить друг к другу в гости, жарить мясо на берегу реки… Она станет работать, постепенно создаст хорошую репутацию, и все забудут о том, что с ней случилось, как забыли о том, кем я был раньше.
Может, так будет правильно? Я не знал.
Серебристый шар мгновенной связи качнулся на подставке — ожил, зазвенел. Я насыпал армастоме несколько гранул удобрения и произнес:
— Аррен Эленбергер здесь.
— Ну что, травишь помаленьку?
Голос его величества Генриха прозвучал так, словно владыка лично вошел в комнату. Я пожал плечами. Прошел к маленьким горшочкам со златосмертником: ага, уже первые завязи. Прекрасно.
— Только по вашему приказу, государь. И не травлю, а служу правосудию в вашем лице.
Генриху надо было льстить. Король был неглуп, но обожал подхалимов, которые говорили самую грубую лесть с самым искренним и сдержанным выражением. Сначала я не знал, как сдержать улыбку, потом привык.
— Как травки?
— Прекрасно, ваше величество. Армастома пошла в рост. В прошлый раз сработала замечательно.
В прошлый раз армастомой отравили одну из фавориток, которая с чего-то решила, что сумеет занять место законной жены. Ее величество Алиенора знала о привычках супруга и предпочитала проводить время подальше от столицы, на водах. Можно подумать, минеральные источники спасут ее, если Генрих отдаст приказ об отравлении.
— Что там за девица у тебя в доме?
Вот как. Уже донесли.
Я снова сменил перчатки и прошел к ящичкам с северным хавари. Если от остальных обитателей зеленой кухни мне нужны были вершки, то от северного хавари требовались корешки: порошок из них вызывал неукротимую рвоту, обезвоживание
