за руки и Роар притянул её к себе, обняв, прижав, и вот в этот момент стало так невообразимо хорошо. Её руки обняли его шею:
— Прости меня, я так хотела попросить прощения, а ты не давал, — зашептала девушка ему в плечо. — Я… прости… я так виновата. Прости, я всё понимаю, даже если ты никогда не будешь больше на меня смотреть и говорить со мной, просто прости меня, пожалуйста…
И этот её шёпот убивал его, разрушал до основания.
— Нет, маленькая, нет, не надо! — погладил её по голове и спине Роар, прижимая к себе сильнее. — Успокойся, светок мой, не плачь!
Она мотнула головой, отчаянно хватаясь за него, словно падая.
— Нет, я всё испортила, я столько наговорила злого, всем пожелала таких страшных вещей, ужасных, может из-за меня всё это вокруг происходит такое жуткое. Все эти смерти, все эти люди… кукушечка умерла…
Она разрыдалась и Роар перестал ей что-то говорить — она не слышала. Она была так потрясена тем, что произошло, тем, что увидела, что было невозможно достучаться.
Он просто встал с ведьмой на руках и понёс в дом, крепко прижимая к себе. В воротах Роар столкнулся с Элгором, который сегодня ночью будет собирать дом в Зарну.
Брат махнул рукой на накрытые тела нападавших, сейчас сложенных вдоль ограждения тренировочной площадки. И митар сделал так, чтобы Милена не увидела их. Прошёл до двору и столкнулся в дверях с Карлиной, которая видимо шла забирать белую ведьму. Серая хотела что-то сказать, но Роар кивнул ей, давая понять, что о девушке позаботится сам. Она поклонилась и ушла в их комнату.
Постепенно рыдания Милены стихли, она провалилась в какое-то беспамятство, похожее на сон, дышала глубоко, но ровно, лишь иногда всхлипывая, отчего у Роара щемило сердце.
Принеся белую ведьму к себе, митар укутал её в укрывало, чтобы согреть, потом устроился рядом, стараясь не беспокоить слишком, но на деле всё равно обнял, прижал к себе, потому что оставить было невыносимо тяжело.
Милена согрелась, голова её покоилась на его груди. И прижимая девушку к себе, Роар никак не мог понять, как не заметил, что без неё невыносимо. Хотя заметил и просто врал себе, что справится, что всё можно поправить, оставив её.
Тёрк был прав, прав во всём о чём сегодня говорил. И от этого было так мерзко внутри, тошно от самого себя.
Роара рвала гневная ярость, праведная, испепеляющая. С самого того момента, как Милена с болью наговорила этих страшных слов, а он оставив девушку, отправился спасать Хэлу, злостный яд сожаления травил митара изнутри.
Роар жалел себя. Ругал за то, что произошло и жалел, потому что внутри было осознание щемящей потери. Он нашёл что-то важное, невероятно ценное для себя, а потом потерял. По глупости. Но убедил себя, что так было нужно. Убедил. Поверил.
Милена вздрогнула, издала какой-то глухой, полный ужаса, не то возглас, не то очередной всхлип и очнулась. До конца не придя в себя она попыталась выпутаться из его рук.
— Тише, маленькая, — Роар сильнее её прижал и погладил по голове. — Это я. Тише.
Белая ведьма ещё какое-то мгновение была напряжена, потом расслабилась и он перестал её к себе так сильно прижимать.
— Роар, — голос Милены был хриплый после рыданий. — Я… прости… я…
— Дай я скажу, хорошо? Если это тебе так важно, — попросил он, перебивая, надеясь, что сможет достучаться. — Послушаешь меня?
Милена кивнула и он устроил её так, чтобы видеть лицо.
— В моей жизни есть люди, которые очень мне дороги, понимаешь? — Роар вздохнул, подбирая слова. — Настолько, что готов умереть ради них. И Хэла одна из этих людей. Ты можешь сказать, что она тут совсем недавно, да кто угодно так может сказать, что нельзя сравнивать Хэлу и Элгора, или Рэтара. Но время не имеет значения и даже то, что Хэла спасла мою жизнь, не имеет. Я отдал долг. Но я сделал бы для неё это ещё много раз.
Он запнулся, нахмурился, а Милена хотела что-то сказать, но Роар мотнул головой, давая понять, что не договорил.
— И ты тоже мне дорога. И я сошёл бы с ума, если бы мне сказали выбирать… я отдал бы свою жизнь только бы не выбирать. И, даже если тебе кажется, что мне есть за что тебя прощать, но прощение невозможно, всё равно я бы умер за тебя не раздумывая.
Она подняла на него свои невероятные тарисовые глаза, мокрые от слёз, уставшие, испуганные, но сейчас в них было столько какой-то невероятной надежды, столько тепла.
Милена была такой невообразимо красивой, ненастоящей от света магических сфер, ему нельзя было трогать что-то такое. Нельзя. Потому что она не просто женщина, не просто одна из многих. Она была воплощением сказаний о богинях, которые были в его мире когда-то давно, а он позволил себе не просто прикоснуться к ней, он позволил намного больше и в итоге… нельзя, это запрещено не просто так.
— Это я виноват перед тобой, — прошептал Роар, потому что и говорить ему с ней было нельзя. — Я всегда был слишком нетерпеливым, слишком упрямым и порой я просто не желаю быть разумным. Я должен был не просто не трогать тебя, я должен был, раз повёл себя так легкомысленно, остановиться, не идти дальше. И у меня была такая возможность, я мог, но я не стал, потому что ты лишаешь меня воли, потому что я теряю голову просто взглянув на тебя. Но это не твоя вина, это я… прости, что повёл себя так. Прости, что не дал тебе возможности сказать “нет”, не дал возможности вздохнуть и понять, что происходит. То, что случилось лишь последствия моей безрассудности…
Милена, нахмурилась, мотнула головой.
— Почему все считают меня глупой? — спросила она глухим шёпотом. — Я понимаю почему все считают меня слабой и немощной, я же такая вечно рыдающая жертва, меня только сожрать, чтобы не мучилась…
— Милена, — и Роар потерялся.
— Нет, — сказала она резко, и была такой твёрдой, сиплым, пропавшим от плача голосом, но она сказала это “нет”, как отрезала. — Ты считаешь меня именно такой. Ты говоришь, что не дал мне возможности подумать, но никто здесь не считает, что я вообще умею думать. Все смотрят на меня снисходительно и никто не смотрит как на равную. А ты вообще видишь во мне человека? Женщину видишь? Нормальную. Обычную…
Роар пытался понять её, внезапный наполненный печалью протест, его озадачил. Он повёл головой, но Милена вздохнула и нахмурилась.
