— Зная Бенеру… вряд ли здесь с ней кто-то знаком.
Но Арден упрямо тряхнул головой, попросил остановить, кому-то поулыбался и вернулся с подробными инструкциями: что дом двадцать девять в глубине квартала, что надо повернуть сразу за магазином, потом слева будут ворота с грифоном, и после того дома по дорожке наверх, и там ещё направо.
У грифона мы распрощались с водителем: дальше было не проехать. Дощатая дорожка была обсажена тисами, и кое-где на них висели, дразнясь, высохшие красноватые ягодки.
— Отличный мужик, — жизнерадостно сказал Арден, пропуская меня вперёд, — и взял ровно по счётчику!
— Лучше бы радио включил, — проворчала я.
Дорожка была нечищеная, но с таким количеством следов, будто ещё сегодня утром здесь пробежали разом все первокурсники университета Амриса Нгье. Кое-где она переходила в ступени — то вверх, то вниз, — но нигде не ветвилась и не вела к домам, которые все развернулись к тисам задними заборами.
— Твоя подруга любит тактические игры? — с сомнением спросил Арден, принюхиваясь.
Я нахмурилась:
— С чего бы?
Арден в ответ ткнул в одно из деревьев. Сперва я не поняла даже, что с ним не так, а потом сообразила: среди своих заснеженных собратьев оно стояло вызывающе-зелёное, как будто кто-то, пытаясь залезть повыше, стряхнул с ветвей весь снег.
— Арден, она лунная, — напряжённо напомнила я. — Если её трогать, она удивляется. Какие к тёмным игры?
— Не нравится мне это.
Мне не нравилось то, что Ардену не нравится: от этого живот почему-то сразу скрутило от тревоги, как будто до этого арденов лёгкий настрой отключал мне всё умение нервничать.
Может, и зря я всё это затеяла? Может быть, Летлима не зря хотела запереть нас в резиденции!
С другой стороны, мастер Дюме ведь поддержал, — и не захотел поехать с нами, хотя я ожидала этого требования. Ардена и вовсе не пришлось уговаривать: он стал ко мне ужасно внимателен и был готов, кажется, сделать примерно всё, о чём я попрошу.
Пока, правда, я ничего такого не просила. Только один раз, расхулиганившись, сделала огромные глаза и пожаловалась, что ужасно скучаю по мармеладу. Мармелад нашёлся, — причём Арден так и не признался, где его взял, из-за чего мне сразу стало стыдно.
— Здесь был росомаха, — сказал он вдруг. — Мужчина, хорошо вооружённый. И с ним ещё два горностая. Ходили вокруг больше часа, измесили весь снег. Лазали вооон на то дерево и в будку подстанции. Уехали часа два назад. Может, у твоей подруги проблемы с криминалом?
— Ты с ума сошёл, — я хотела бы возмутиться, но вышло как-то неуверенно. — Нет, быть такого не может. И Ливи ни за что не стала бы так меня подставлять.
— А если её шантажируют?
— Шантажируют? Колдунью из Бишигов?!
— Ну, теоретически, если… о, пришли.
Дом номер 29 оказался высоким по меркам сопки, в целых три этажа с высокой мансардой, и при этом очень маленьким: как будто четыре крохотные комнатки поставили друг на друга и сказали, что так и было. Небольшой двор, густо засаженный какими-то кустами, теснился между чужих глухих заборов. Как принято у лунных, дом практически состоял из окон, но все они были плотно зашторены.
На высокой кованой калитке висела аккуратная табличка с гравировкой:
друза той-что-рисует-линии
НЕ БЕСПОКОИТЬ.
Над ними был нарисован закрытый глаз, и я смело постучала прямо по табличке.
Глаз открылся нехотя, глянул на нас и закрылся снова. В доме что-то хлопнуло, дверь распахнулась, и Бенера выпорхнула на снег, как была — босая, одетая в расшитый стразами корсет и прозрачные розовые шаровары.
— Очень хорошо, что вы приехали, — прошелестела она, пропуская нас во двор и снова запирая калитку. — Искра изломана, свет рассеян, призма не ловит луч. Жаль, что никто из вас не сова. Но, по крайней мере, вы двоедушники.
lxvii
Друза Бенеры оказалась внутри странным разноуровневым строением с четырьмя уровнями окон, но неизвестным количеством этажей: от входной двери просматривались стропила крыши, но кое-где были беспорядочно воткнуты соединённые лестницами внутренние «балкончики». Всё свободное пространство было беспорядочно заставлено мольбертами, лампами, ящиками с инструментами и ширмами, на которых были собраны натюрморты. Когда-то белые стены были заляпаны краской; густые масляные пятна виднелись и на одежде самой Бенеры.
Воздушная, лёгкая, вся какая-то весенняя и солнечная Бенера рисовала одно из трёх: либо цветы, либо глаза, либо трупы, — а чаще всё это сразу. У самой входной двери висело гигансткое полотно: крупный план лица утопленницы. Глаза её были открыты и неподвижны, в волосах цветы, а кожа бледная до синевы.
Ливи стояла прямо под этой картиной, укачивая спящего в платке напузника Марека, нервно топталась на месте и грызла ногти.
— Кесса! — трагическим шёпотом воскликнула она. — О Ночь, вы всё-таки приехали!..
— Арден, Ливи, — со вздохом представила я и неловко приобняла Ливи, так, чтобы не потревожить ребёнка. Судя по измочаленной косе и несвежему лицу, Марек снова буянил. — Что случилось?
— Я завариваю чай, — прошелестела Бенера.
Она, действительно, его заваривала: холодной водой в хрустальном графине, и Ливи сразу же бросилась помогать и исправлять. С тумбы для натюрморта безжалостно смели
