При виде этой картины сердце Наоми растаяло.
— Merde[15], — прошептала она.
Когда он коротко, сердито зарычал, не отрываясь от руки, она устроилась рядом с ним на кровати.
— Тише, вампир, — Наоми вздохнула, откидывая волосы со лба Конрада с помощью телекинеза. — Успокойся, ну же.
Он замер, медленно вынул клыки из запястья и откинулся назад, опять погружаясь в дремоту, будто она действительно успокоила его…
Каждую ночь, до самого рассвета, пока братья пытались достучаться до Конрада, Наоми парила под потолком и слушала их. И она не только получала удовольствие, прислушиваясь к тембру мужских голосов в то время, как они разговаривали друг с другом, но ей также многое удалось узнать об этих вампирах.
Они были из Эстонии, балтийской страны, граничившей с Россией, что объясняло их акцент. Мужчины с Севера. Их обратили в вампиров три сотни лет назад. Перед этим они сражались в Великой Северной Войне[16] против России в ранге обычных офицеров из дворян, однако, в конечном счёте, взяли в свои руки бразды правления над выбивавшейся из последних сил армией Эстляндии[17]. Каждый из братьев стал военачальником, возглавившим оборону своей части страны, под верховным командованием старшего — Николая.
Поначалу Наоми оставалась в комнате Конрада, потому что всё ещё лелеяла надежду, что он видит её. Теперь же она не уходила потому, что была заинтригована этим сумасшедшим вампиром.
Его история оказалась похожей на увлекательную головоломку, и с каждым добытым Наоми кусочком складывавшаяся картина становилась всё более и более захватывающей. Конрад был знатного происхождения, но в конечном итоге весь свой опыт военачальника и всю свою силу вампира он использовал для того, чтобы стать наёмным убийцей. Он планировал убить собственных братьев за какое-то деяние, совершённое ими, о котором Наоми пока ничего не удалось узнать.
Конрад веками был одинок, у него не было друзей.
Его прошлое разительно отличалось от прошлого Наоми — наполненного танцами, смехом и беззаботным, весёлым времяпрепровождением — оно было его полной противоположностью.
Впрочем, с каждым открытием, сделанным девушкой, у неё возникало всё больше вопросов. Конрад, очевидно, был могущественным человеком когда-то, что же могло произойти, чтобы его рассудок помутился до такой степени? И как он мог оставаться день за днём в кровати? Неужели у вампиров вообще не было никаких физиологических потребностей?
Каждую ночь братья приносили Конраду термос из нового холодильника, и Наоми прекрасно отдавала себе отчёт, какое содержимое он в себе заключал. Но где они его добывали? И, поскольку Конрад отказывался от предлагаемого питья, спустя какое время он мог умереть от голода?
Наоми наблюдала за тем, как он спит, несчётное количество времени, и у него ни разу не было эрекции, как это неосознанно случается с мужчинами во сне. Почему?
У неё была ещё тысяча вопросов, но когда начало смеркаться, и братья спустились вниз, Конрад тотчас распахнул глаза.
Наоми перелетела через комнату и высунулась сквозь закрытую дверь наружу так, что наполовину оказалась на лестничной площадке, а наполовину осталась внутри спальни Конрада. Однако и так она едва могла расслышать голоса братьев, доносившиеся с нижнего этажа дома. Тем не менее, девушка видела, как реагировал Конрад, и поняла, что он их, напротив, прекрасно слышал даже через закрытую массивную дверь.
— После того, как я увидел его в этом состоянии, — говорил Себастьян, — я начал понимать, почему ни один из падших не смог избавиться от жажды крови.
— Ни у кого ещё не было таких средств, какими располагаем мы, — ответил брату Николай. — Мы договорились, что на протяжении месяца будем пытаться его вылечить. Если по истечении этого срока никаких признаков улучшения не будет, тогда мы сделаем то, что должны сделать.
Конрад слушал их. И слушал сосредоточенно.
«Интересно, о чём он думает сейчас?» — гадала, глядя на него, Наоми.
— Это было до того, как я увидел его, Николай, — возразил Себастьян. — Возможно, мы должны… положить конец его страданиям.
«Он страдает?» — подумала Наоми и заметила, как челюсти Конрада после этих слов Себастьяна сжались, и выражение лица сделалось убийственным. Однако затем его брови сошлись на переносице, будто он всё же обдумывал такую перспективу. Когда он нахмурился и закрыл глаза, у Наоми всё сжалось в груди.
Вампир действительно страдал. И он был в достаточно здравом уме, чтобы осознавать это.
«Страдания? Что, на хрен, они знают об этом?» — Конрад тряхнул головой, словно пытаясь избавиться от этих мыслей.
Он прекрасно слышал, как Мёрдок там внизу объяснял своим братьям, что ему удалось узнать о падших вампирах, тех, которые убивают, выпивая кровь своих жертв.
— Их приводят в бешенство любые громкие звуки и крики. А также резкие движения, и не важно, насколько безобидными они являются — падшие реагируют на них, как на источник опасности. Они могут просто взбеситься, если их застать врасплох. И любой намёк, малейшее ощущение собственной физической уязвимости пробуждает в них ярость.
Почему бы тебе просто не объяснить, что не приводит их в ярость? — спросил Себастьян.
«Таких вещей не много», — подумал Конрад одновременно с Мёрдоком, сказавшим то же вслух:
— Этот список будет коротким.
Конрад перестал прислушиваться к их разговору и в очередной раз вернулся мыслями к загадочному существу, обитавшему в доме.
Это существо могло быть лишь одним из трёх: отголоском его обрывочных воспоминаний, галлюцинацией или призраком. И если с первыми двумя он регулярно сталкивался на протяжении почти трёх сотен лет, то опыта общения с последним у него не было. Первые два варианта могли с лёгкостью оказаться лишь порождением его помутившегося разума. Но если это было привидение — то оно не было плодом его воображения.
«Что из всего этого реально? Что лишь иллюзии?»
Всю последнюю неделю это существо день за днём возвращалась в его комнату. Конрад снова начал её видеть, но не так отчётливо, как в первую ночь. Только лишь бледные, мерцающие очертания. Тем не менее, он мог чувствовать её присутствие. Даже сейчас его окутывал аромат роз.
И каждый раз, когда она навещала его, сознание вампира прояснялось. Конрад не понимал, как это было с ней взаимосвязано, но эта призрачная женщина завладела всеми его помыслами, и он понял, что просто нуждается в ней.
Это было непостижимо. Как могло порождение его разума прояснять его же собственный рассудок? Обдумывая все за и против существования этой женщины, Конрад вдруг осознал, что что-то действительно заставляет проясняться его мысли, раз уж ему вообще достало этого самого долбанного рассудка, чтобы усомниться всё-таки в её реальности.
