И сколько должно еще пройти, чтобы я поверила, убедилась, СМИРИЛАСЬ с тем, что ОН НЕ ПРИДЕТ.
Его в моей жизни больше НЕТ.
* * *
— Это означает, что я не смогу больше ходить?
— Мы пытаемся, пытаемся. Поверь. Просто не все так просто. Возможно, нам придется сделать еще одну операция.
— Я согласна!
— Не спеши так. Все нужно еще продумать и просчитать.
— ЧТО тут СЧИТАТЬ? Я хочу ходить!
— Посмотрим, не торопись…
— Умоляю…
* * *
Местная анестезия, вероятно, изначально придумана для моральных пыток.
Полное осознание того, что происходит там, за ширмой — это что-то невероятно адское.
И пусть редко можешь ощутить легкое покалывание или тягу сухожилий, все равно отчего-то сходишь от ужаса, страха, ШОКА, что они в тебе лазят. Внутри! ВНУТРИ!
Липкий холодный пот, надрывное сердцебиение, безумие, волнами захватывающее, затягивающее в омут.
Я — трус. Трус. Иначе это никак не назовешь!
А-а-а!!! ЗАСТРЕЛИТЕ МЕНЯ, но больше осознавать происходящее я не могу!!!
* * *
— Молодец, она хорошо справилась. Будем надеяться, что эта операция помогла.
Звоните в сумасшедший дом. Я готова к отправке на родину…
* * *
Одиночество, одиночество!!! Ты — яд, который медленно убивает, разъедает изнутри, при этом вечно ехидно хихикая над ухом, наслаждаясь, неустанно радуясь своим крошечным победам. Шаг за шагом — ты лишаешь сил меня ЖИТЬ.
* * *
— Мама, так когда они скажут нам, помогла эта операция или нет?
— Мария…
— Да?
— Я вчера разговаривала с доктором…
— И?
— Он сказал, что…. может, еще одна понадобиться…
— Ясно…
* * *
Разве можно свыкнуться со своим приговором?
Неумолимо уповаешь…
Надежда едва теплиться, но, черт подери, все равно ЖИВЕТ! Все равно дает рвение существовать и ВЕРИТЬ!
Глупо, необоснованно…
Твердят, что не стоит отчаиваться. Следует непременно ходить на ежедневные занятия, разрабатывать мышцы, психически настроиться на излечение…. верить в то, что вся эта лабуда поможет вернуть возможность ходить…
НО ненавязчиво, между прочим, между наставлениями на хорошее, все же… начинают тебя приучивать к креслу.
Как бы на время, но… нюансы, тонкости уже неустанно вдалбывают в голову. Поворот, заворот.
Дружеская помощь. Я должна быть благодарна за это, ведь другим и такого не видать: брошенные в клещи жизни, им приходиться познавать всё в одиночку, самостоятельно…
Но отчего-то мне не радостно, даже редко искреннее спасибо вырывается наружу…
НЕНАВИЖУ!
Ненавижу…
* * *
И чем чаще опускаюсь в железные лапы "нового" друга, чем отчетливее понимаю, что даже, если, вдруг, коль повезет… я встречу еще когда-нибудь Луи-Батиста, своего призрачного Принца, то такое счастье, в инвалидном кресле, как я, ему уже не будет нужно.
Вера, старания, надрывные усилия… А толку-то?
Время идет, а результаты плачевные…
КАЛЕКА…
* * *
(Луи)
Обрывками всплывали воспоминания о той тяжелой, злополучной ночи…
Вот я отрываю окровавленное тело Марии из-под обломков. А вот уже еду вместе с ней в машине скорой помощи…
Больница, холл, обескураженные медсестры, взволнованные врачи…
Увозят, увозят от меня…
…по длинному коридору, тихий скрип колесиков, цоканье каблучков по холодному, мраморных отливов кафелю…
увозят прочь…
* * *
— Морена?
— Здравствуй, мой милый Луи!
— Чего тебе?
— Отчего такой угрюмый?
— Паршивый день.
— А я к тебе по делу.
— Не сомневался.
— Я слышала, ты едешь на Собрание к Аро де Ивуар?
— Это — закрытая информация.
— Не сомневаюсь. Но у меня есть к тебе просьба.
— Просьба?
— Да. Я более, чем уверенна, что знаю один из пунктов повестки дня вашей встречи. И там пестрит мое имя. Можешь не отвечать. И вот я прошу, в силу нашей старой дружбы, как Поверенный[1], заступиться за меня и попросить прекратить следствие по этому делу.
— Милая моя барышня, Вы так наследили с этими нелепо брошенными трупами, что глупо являться на глаза даже такому добродушному вампиру, как я.
— Батист, прошу. Ты же можешь. Тебя послушают.
— Вот именно, из-за того, что меня послушают, я и не буду просить ничего за кого-либо. Никогда за себя не просил. И за других не стану.
— Луи…
— Нет, Морена. Нет.
— А как же наша дружба?
— Я никогда не называл разовый секс дружбой, прости.
— Ах, вот как? Хорошо… Хорошо, дорогой. Я тебе еще аукнусь.
— Не забывай, кто перед тобой. Я вполне могу прямо сейчас тебя взять за шкирку и доставить на Совет.
— Но этого не сделаешь — ты слишком правильный…
— Но я могу и оступаться.
— Мой Луи чрезмерно принципиален, чтобы на таких пустяках оступаться.
— Все равно помощи от меня не жди.
— Зря, ЗРЯ ты так…
— Милая, на то Поверенные вечно одиноки, что ни словом, ни делом ты мне не причинишь вред. Ни мне, ни моим близким. Ибо насчет первого — я сильнее тебя в два раза, как физически, так и ментально, а со вторым — близких у меня нет.
— У всех есть скелеты в шкафу, а под кроватями — любовники.
— В своем чулане я давно пропылесосил. А последних — не держу.
— А я проверю… На всякий…
— Дерзай…
…
Чтобы успеть на это злополучное Собрание пришлось все же взять напрокат автомобиль, хоть и чревато тем самым выдать место встречи, но, увы, другого ничего не придумал… И так опоздал на несколько часов из-за крушения поезда. Члены Совета, в том числе и сам Ар де Ивуар, любезно ждали меня до последнего.
А чертовка Морена была права. Чуть ли не первый пункт разбирательства дел злоумышленников и беглецов заняла именно эта леди, уступив лишь серийному маньяку Личару и опостылевшей всем шайке ТХПМ.
— Фран, сомневаюсь, что все так просто, как ты себе нарисовал.
— Ты думаешь, я не смог поймать каких-то четырех бандитов ТХПМ?
— Три года ты за ними гонялся, и вот теперь так легко ты их взял, раз — и сверг без боя?
— Почему без боя? Матуа, я, конечно, наслышан твоей проницательностью и интуицией, но не будь таким циником. Другие тоже знают свое дело.
— Надеюсь, но ведь четвертого из них ты так и не нашел?
— Успею.
— Неверный ответ.
