Санта-Крус
Луне верховной жрице Материнского ковена, грозили большие неприятности, и она прекрасно отдавала себе в этом отчет. Женщины, чудом уцелевшие в ужасной бойне, начинали задаваться ненужными вопросами — кто в мыслях, а кто и вслух. Громче всех возмущалась Анна Луиза, но и остальные, поразмыслив над случившимся, заподозрили свою предводительницу в нечестной игре.
«И как ни прискорбно, они правы, — подумала она — Холли Катерс с ее ковеном сидит у меня в печенках, и это еще мягко сказано. Хотя, если подумать, Каоры славятся тем, что плюют на любые правила, кроме своих собственных. И все же... Пожалуй, я была к ним слишком строга. Взять хотя бы Аманду — эта девушка явно пошла не в их породу. Доброе дитя, она всегда готова на все, чтобы угодить и Богине, и всем вокруг».
Луна вздохнула. Придется что-нибудь предпринять — хотя бы ради Аманды. К тому же сестры маются от безделья, а сие не есть хорошо. Вот поэтому она и сидела сейчас одна в своей спальне, в кругу из пурпурных свечей, и жгла горькую полынь. Требовалось разыскать Холли Катерс, и помочь в этом могла только магия.
Застыв в неподвижности перед миской с водой на краях которой тоже горели пурпурные свечи Луна тихонько напевала. Затем она кольнула иголкой указательный палец и выдавила три капли крови, приговаривая:
— Для Холли одна, вторая для меня и третья — для Богини.
С минуту жрица разглядывала расплывающееся по воде красное пятнышко, затем закрыла глаза и глубоко вдохнула.
— Ведьма пропала из клана Каор, прошу тебя, очисти мой взор, пошли мне виденье, Богиня-мать, где мне пропажу искать.
Перед мысленным взором возникло лицо. Луна ахнула: то была не Холли.
В огне танцуем и поем,
В угоду Богу кровь мы льем.
Костер и колокольный звон,
Сзывайте бесов легион!
Нам ночь милее света дня.
Укрой же, темнота, меня! —
Мы — смерть, и смерть несем врагам,
Молясь в Кругу своим богам.
Лос-Анджелес, 21 сентября 1905 года, 23.00
— А тебе обязательно утром уезжать? — спросила Джинни, обнимая сестру.
Размеры вестибюля отеля «Коронадо» поражали воображение, а перед входом в гостиницу был настоящий мощеный тротуар. Сестрам, выросшим в скромном районе дождливого Сиэтла, где и дощатых-то тротуаров было мало, зато грязи — хоть отбавляй, все это казалось верхом роскоши.
Вероника хотела рассмеяться, легко и непринужденно, но вместо этого из груди ее вырвался всхлип.
— Ты же знаешь: если бы не Чарльз с малышом, я с радостью погостила бы еще.
— Но Сиэтл так далеко!
Слезы Вероники закапали на темные локоны сестры. Как же долго они не виделись — целую вечность! И неизвестно, когда судьба сведет их снова.
— Я скоро приеду опять. Обещаю.
Джинни кивнула и, выпустив сестру из объятий, понуро побрела к дверям. На пороге она на мгновение задержалась, бросила на нее прощальный взгляд, а затем села в свой экипаж.
Вероника махала, пока экипаж не исчез из виду, затем устало повернулась к гостиничной стойке.
«По крайней мере, скоро я буду дома, с Чарльзом и маленьким Джошуа».
Она улыбнулась, ободренная этой мыслью, и зашагала к лестнице.
— Мэм!
Вероника обернулась и увидела догонявшего ее ночного портье. Озадаченно нахмурившись, она взяла протянутую им телеграмму. Портье коротко поклонился и вернулся к своим обязанностям, а Вероника поспешила к себе.
Поднявшись в свой номер, она села на кушетку перед умывальником. Взгляд упал на зажатый в руке листок. Телеграмма была от Эми, сестры Чарльза. Сердце Вероники сжалось.
Дрожащими руками она развернула листок и начала читать вслух:
ДОРОГАЯ ВЕРОНИКА ТЧК НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙСЯ ТЧК ЧАРЛЬЗ УТОНУЛ СЕГОДНЯ УТРОМ ТЧК ДЖОШУА У МЕНЯ ТЧК МОЛЮСЬ ЗА ТЕБЯ ТЧК ЭМИ
Из самой глубины ее души вырвался вопль. Вскочив, Вероника отшвырнула телеграмму — та покружилась в воздухе, будто смятый бумажный кораблик, и опустилась на паркет.
— Не может быть, — прошептала Вероника. В дверь тихо постучали, и мужской голос спросил:
— Мэм, с вами все в порядке?
Двигаясь словно сомнамбула, она открыла дверь. Посмотрела невидящим взглядом на стоявшего за порогом мужчину. Несколько секунд губы ее шевелились, но с них не слетало ни звука.
— Нет, — выговорила она наконец и упала без чувств.
В глазах и в носу щипало. Вероника рывком села и обнаружила, что полулежит на кушетке. Вокруг собралась небольшая толпа. Какой-то седовласый усач похлопывал ее по запястью, рядом с ним стояла полная женщина. Обнаружив, что их подопечная очнулась, женщина убрала флакон нюхательных солей от ее носа.
— Мой муж, — с трудом произнесла Вероника.
Женщина участливо кивнула.
— Я прочла телеграмму. Надеюсь, вы не возражаете.
«Умер? Не может быть! Ведь нам столько всего еще нужно сделать, столько пережить и перечувствовать. И потом, мы же собирались завести второго ребенка...»
— Пейте. Это настойка опия. Она поможет вам заснуть, — сказал усач не терпящим возражения тоном, протягивая Веронике стакан с молочного цвета жидкостью. И прибавил, уже мягче: — Я доктор. А это моя жена, миссис Келли.
В глазах миссис Келли блестели слезы.
— Бедное дитя! — сказала она — Пейте, милочка. Отдохните. Я посижу тут, пока вы не уснете.
Скорее от шока, чем по какой-то другой причине, Вероника проглотила питье, бессильно откинулась на подушку и закрыла глаза.
Проснулась она глубокой ночью. Мистер и миссис Келли ушли. Вероника с трудом села, спустила ноги с кровати. Нащупав тапки, сунула в них и встала.
Комната поплыла перед глазами — пришлось ухватиться за столбик кровати. Вероника набросила пеньюар и тихо скользнула к двери.
Какой-то голос нашептывал ей открыть дверь. Вероника нахмурилась: бродить по коридорам гостиницы. Среди ночи в одном халатике не слишком разумно. Однако голос не унимался, и прежде чем Вероника успела осознать, что делает, она толкнула дверь и побежала по пустым коридорам. Казалось, с ней рядом шагает кто-то невидимый, шепотом подсказывая, куда идти.
