Не увидев его нигде, я поспешила по Картер-лейн, предположив, что он направился в сторону собора Святого Павла.
Как только Габриэль ушёл, я сразу же пожалела, что оттолкнула его. Может, Габриэль прав — я не совсем одна. Какая разница, были ли они моими кровными родственниками или нет? Семья — это те люди, которые заботятся о тебе и о которых заботишься ты. Семья — это тот, кто готов прийти в твой дерьмовый хостел и помочь тебе справиться с ужасным похмельем. Кто знает, какой была моя биологическая мама? Но я знала, каков Габриэль. С самой нашей первой встречи он поддерживал меня.
Когда я добралась до собора Святого Павла (кафедрального собора периода Реставрации, который возвышался над своим двором), я осмотрела улицы в поисках Габриэля. Я увидела утомлённую женщину, толкавшую коляску с ребёнком, и двух мужчин, державшихся за руки. Габриэля нет.
Я поспешила к ближайшему офисному зданию, расположенному напротив собора Святого Павла, и посмотрела в окно, нащупывая отражение и ища Габриэля. Стекло замерцало, и там появился Габриэль, крепко стискивающий зубы. Я едва не прыгнула в отражение, но я была слишком слаба и не могла рисковать — вдруг застряну. Вместо этого я присмотрелась к его окружению, чтобы опознать район. Он уже шагал по Чипсайду, направляясь к метро.
Я перешла на бег, хотя каждый шаг отдавался резкой болью в пульсирующем черепе. Заслуженное наказание. Я не замедляла темпа, игнорируя тошноту и головокружение.
Время от времени я останавливалась и смотрела в витрину магазина или боковое зеркало машины, убеждаясь, что по-прежнему могу отследить Габриэля. Город, который ещё несколько недель назад казался таким чужим, теперь ощущался как знакомый друг. Я начинала заучивать его изгибы и повороты.
Заметив Габриэля в окне кофейни, я увидела, что он поворачивает на Олд-Джюри, узкую улочку в центре города. То есть, он шёл не к метро и находился всего в минуте от меня. Я ускорилась, подавляя возражения своего тела. В животе нарастала тошнота, но я повернула в аллею и побежала. Каменные стены как будто смыкались вокруг меня.
Я оживила в памяти прошлую неделю. Как агент, переставший выходить на связь после расследования, наверное, я уже лишилась работы в Бюро. Я разозлила Роана, Габриэля и Скарлетт. Я нарушила обещание, данное Роану, сказала Габриэлю, что он ничего не знает и не нужен мне, и... я точно не помнила, что сказала Скарлетт, но я практически уверена, что это не было чем-то милым. Я оказалась в одиночестве не потому, что моя семья мертва. Это вызвано тем фактом, что я отталкивала всех, прячась в дерьмовой дыре с бутылками виски и грязной одеждой.
Переведя дыхание, я перешла на шаг, затем вовсе остановилась, упёршись ладонями в колени. Моё нутро скручивалось узлами. Не знаю, в похмелье ли дело, но по моей щеке скатилась слеза. Мне надо вернуться в хостел, а потом как-нибудь позвонить Габриэлю попозже. А пока нужно опохмелиться, чтобы пережить этот чёртов день.
Пока я переводила дыхание, воздух пронзил ужасный вопль, и я посмотрела в небо. Три огромных серебристых журавля кружили в небесах. Они постепенно опускались ниже. Пока я смотрела на них, по моей спине пробежал холодок. Они выглядели слишком огромными, чтобы быть обычными птицами, и что-то в их присутствии прогнало большинство людей с улиц, словно прохожие почувствовали иномирную угрозу.
Затем они один за другим нырнули к улице и приземлились на тротуар вокруг меня. Два передо мной, один позади. В их тёмных как уголь глазах блестела смерть, и воздух сделался ледяным, отчего по моей коже побежали мурашки.
Самый крупный из них склонил голову набок, затем словно взорвался, превратившись в огромный силуэт, окутанный туманом. Когда дымка немного прояснилась, передо мной оказалась костлявая женщина в кровавом плаще. Спутанные серебристые волосы свисали на её плечи, и она светилась зеленовато-серым светом. Её огромные чёрные глаза завораживали меня, и я почти не заметила, как обратились остальные журавли. Волны ледяного воздуха исходили от их тел, и мои зубы застучали друг о друга.
— Бедное дитя, — она провела костлявым пальцем по моей щеке, и её прикосновение было чистым льдом, отчего моё тело сотрясла дрожь. Её голос как будто доносился эхом изнутри моего сознания. — Такая одинокая. Это была не твоя вина.
Моё сердце ударялось о рёбра.
— Ты была всего лишь ребёнком. А твоя мать вот так покинула тебя. Ты не могла не вырасти таким монстром.
Я сделала шаг назад, завороженная её глазами, но всё равно желающая убраться подальше от вони смерти.
— И теперь совсем одна. Люди отворачиваются от тебя. Народ фейри обращается с тобой как с дворняжкой. Бедное дитя. Столько страданий, — она развела свои костлявые руки широко в стороны. — Пора отдохнуть. Иди ко мне. Позволь забрать твою боль.
Когда туман сгустился, я ощутила странную тягу, побуждающую меня подойти ближе к ней, но я с силой подавила этот порыв. Краем глаза я видела, как из тумана вышла другая фигура — на сей раз мужская, но я не сводила взгляда с ведьмы. Я не могла позволить, чтобы она вновь прикоснулась ко мне, иначе я поддамся её чарам. Когда она опять потянулась ко мне, я была готова и оттолкнула её руку. Хруст костей эхом отразился от зданий. Я не в настроении для манипуляций фейри.
— Тебе лучше держаться от меня подальше, — мой тон сделался ледяным, взгляд метнулся к отражению в зеркале.
Но тут я увидела ещё одну приближающуюся фигуру — широкоплечий силуэт Габриэля, шагавшего к нам через туман.
Он поднял пистолет — тот самый, что я дала ему — и прицелился в грудь старухи.
— Отойди от неё, демон.
Ведьма медленно повернула голову в его сторону.
— Габриэль. Как давно я тебя не видела.
На мгновение в его глазах мелькнуло удивление.
— Это называется пистолет, демон. Он стреляет пулями. Железными пулями.
Старуха печально улыбнулась ему.
— Насилие? Разве это ответ? Мужчина вроде тебя, который так много потерял из-за насилия. Ты должен быть выше этого. Разве ты не помнишь меня, Габриэль? Разве ты не слышал мой крик перед тем, как умерла твоя жена?
Его рука начала дрожать. Я никогда прежде не видела его таким выбитым из колеи, и мой желудок взбунтовался.
— У насилия есть свои применения.
— Твоя бедная жена. Погибла так неожиданно. Ты знаешь, что её убило?
— Демон.
— Нет, — старуха стиснула свою грудь. — Это был призрак ужаса — дух страха без тела. Тот, что может скользнуть в человека и захватить контроль над ним. Фейри-призрак вселился в тело человека, в одинокого никто. Окутанный человеческой плотью, призрак вонзил нож в сердце твоей жены, а потом питался тобой, пока ты в ужасе держал её умирающее тело. Я наблюдала за всем этим. Я знала, что это случится, и пришла ради острого момента. Мы питаемся печалью. Мы предсказываем отчаяние. А потом мы кричим, — она протянула руку, погладив его пистолет, и Габриэль как будто застыл. — Когда слышен вопль банши, за ним непременно последует смерть.
Габриэль выстрелил, но тело банши развеялось облаками тумана, и пуля пролетела сквозь неё, разбив стекло за ней. Её телу понадобилось всего мгновение, чтобы вновь сделаться материальным, и звук, который она издала в следующий миг, будет преследовать меня до конца моих дней. Она запрокинула голову, завизжав в небеса, и её голос был подобен тысяче мучимых душ, пронзая меня до мозга костей. Другие банши завыли вместе с ней; их крики оглушали, и я зажала уши руками.
Они втроём ринулись вперёд, их клыки удлинились, острые зубы обнажились. Когда самая крупная совершила бросок и полоснула Габриэля длинными острыми когтями, я схватила её за капюшон и резко дёрнула назад.
Когда она стремительно развернулась ко мне, я ударила её лбом в нос, сломав кость. Боль расколола мой череп, который всё ещё пульсировал от похмелья. Когда её нос хрустнул, она издала визг. Я сама была оглушена, перед глазами плясали разноцветные пятна, но я замахнулась для очередного удара. На сей раз я шарахнула её по виску.
