- Что за церемония такая? – поинтересовался я.
- Сейчас проходит отбор невест, - пояснил мне главный дворецкий, - мешать нельзя. Это серьезное мероприятие. Некоторые девушки к нему всю жизнь готовятся.
Тихонечко войдя в зал, я примостился на подоконнике у самого последнего окна и отметил, что отбор происходил по всем положенным правилам работорговли.
Первоначально девушек осмотрели поверхностно, затем раздели, везде потрогали, обмерили, обсудили кого брать, а кто может уже сейчас отправиться восвояси, после чего претенденткам на сладкую жизнь разрешили одеться и приступить к демонстрации своих индивидуальных особенностей.
- Ну-с, посмотрим, на что вы способны... – прокряхтел какой-то старикан и позволительным жестом разрешил начать.
Девушки танцевали, пели, фокусничали, всячески оголялись, выгибались и выёживались. Несмотря на то, что я почти уже сжился с мыслью получить работающий артефакт для открытия портала, я не поленился и рассмотрел каждую претендентку. И весьма придирчиво. К несчастью, ни в одной из них магии не обнаружилось. Ни капельки.
Вельможи истекали слюнями, разглядывая новый товар, а я уже со скучающим видом обследовал обстановку и самих вельмож. Что они из себя представляли? Да ровным счетом ничего. За исключением двоих. Один был казначеем, как мне любезно шепнул на ухо лакей, а второго никто не знал. Говорили, что он - то ли советник короля, то ли его гость, то ли посол другого государства. Но именно он вызвал во мне подлинный интерес. Мужчина ничем выдающимся не выделялся: невысокого роста, чуть смуглая кожа, моложавая внешность. Подобные типы и в старости выглядят, как юнцы. У них тонкая кость, упругие мышцы, неширокие плечи, узкое лицо, тонкие запястья... А вот его глаза меня поразили. Из-под длинной седой челки, мастерски прятавшей взгляд, на меня смотрели крайне проницательные и серьезные стальные щелки – точно сверкающие кинжалы, чуть выглянувшие из ножен. Не стесняясь, я ответил подобным острым взглядом. Седовласый опустил глаза первым, после чего демонстративно озаботился новой кандидаткой в гарем.
К вечеру подошла очередь юношей. Все они выполняли точно такие же выкрутасы, как и девушки до этого, за исключением только того, что порядок выкрутасов был иной: сначала они танцевали и пели, а уже потом раздевались, щупались и обмерялись.
Ближе к полуночи в зале осталось не так много народа, как было изначально. По левую сторону стояли девочки, по правую – мальчики. В каждой группе, общей численностью не более пятнадцати человек, имелись явные фавориты. Они, гордо выпятив грудь и подбородки, павлинами и павами прохаживались впереди своих будущих коллег-ублажителей.
- А что же вы не участвуете? – подал голос седой мужик, обращаясь ко мне через весь зал.
Вздрогнув от неожиданности, я напрягся, почуя силу и власть, исходящую от этого человека.
«Кто ты? - мысленно потянувшись к нему, заинтересовался я, но седой нацепил на свою голову смешную конусообразную шапку, и моё проникновение в его мозг закончилось полным провалом. – Надо было раньше! – отругал я себя. – Вон, какой-то сильный артефакт внутри припрятал, теперь не прочесть!»
- Что же вы, даже не желаете попробовать свои силы? – продолжал он.
- Я не за тем сюда пришел.
- Вот как?.. А зачем же тогда?
- Хочу с королем поговорить.
В зале раздался одинокий смешок, но вскоре его подхватили вельможи, а спустя минуту хохотали уже все подряд, включая слуг.
Подумав, что не дождусь окончания веселья, я слез с подоконника и прошел вперед. Так как гогот продолжал нарастать, я не придумал ничего лучше, чем исполнить акробатический номер: двойное сальто назад, а после кувырок и прыжок через светильники, полные свеч. Сорвав несколько свечей, я бросил их к ногам хохочущих вельмож.
Пламя занялось сразу же, но не успело распространиться, так как его накрыла мантия, снятая мною с особо веселого вельможи – того самого старикана, что командовал парадом в самом начале.
Вельможа недолго верещал по поводу своей драгоценной мантии, тлеющей у ног казначея. С воткнутым в рот апельсином трудно верещать.
- Чем еще ты удивишь меня, чужеземец? – в образовавшейся гробовой тишине спросил казначей, окидывая меня недвусмысленным взглядом.
- Не тебя, а себя, - поправил его я. – Тем, что оставлю тебе жизнь. Если скажешь, как пройти к королю.
Казначей метнул взгляд в сторону седовласого, после чего расплылся в улыбке.
- Хорошо, чужестранец. Но только с одним условием.
- Каким?
- Я велю страже не убивать тебя, если ты скажешь мне такие слова любви, что всё моё искушенное тело застонет от желания обладать тобой. Всего несколько слов. У тебя одна минута.
Мои брови недоуменно взлетели вверх, да тут в зал ворвались стражники.
«Примитивный мир, а вот оружие у них... явно, что не из этого мира», - расстроено отметил я, когда прицелы волнового оружия взяли меня на мушку. Сначала хотелось надерзить, сообщив, что я «старый солдат и не знаю слов любви...», но я быстро передумал, проследив за тем, как керамическая ваза, стоявшая на полу возле входа, в два счета растеклась лужицей при демонстрации оружейной мощности.
- У вас судят без суда?
- Почему же? – взяв пирожное и томно отправив его себе в рот, возразил казначей. – У нас судят по суду, а вот казнят без него. Суд еще нужно заслужить. Я жду.
Почему-то в такой ситуации на ум приходит только глупость: броситься на одного, завалить другого, выбить оружие у третьего и начать отстреливаться, постепенно пробираясь к выходу... взять заложников... потребовать транспорт... обманный маневр... уйти другим путем... бежать, как гончий пес... пес...
«Да пес с ним! – взбунтовался внутренний страж по имени «Чувство самосохранения». – Тебе, что, жалко ему пару слов сказать? Так хоть шанс появится. Может, еще с королем получится поговорить и объяснить, наконец, кто кому здесь должен в любви признаваться и в ногах ползать! Меня посадят под замок, осудят, и я попрошу о последнем желании... Должна же у них соблюдаться кощеевская традиция на последнее желание!»
Не знаю почему, но опять в голову полезли глупости... Про Акаду.
«Да причем здесь эта полукровка?! – вновь возопило чувство самосохранения. – Сейчас не о девчонке думать надо, а искать подходящие слова, чтобы выиграть себе время, иначе ты быстро превратишься в такую же лужу, как та ваза!»
И тут я, смотря на казначея, но сквозь него - куда-то в глубины собственной души, вдруг, сам того не желая, зачитал строки из старинной поэмы. Наверное, единственной поэмы из всех известных мне, которая нравилась столь сильно, что сердце сжималось, обливаясь кровавыми слезами. Ирония, но люди думают, будто ее написал человек, а не нефилим. Как бы то ни было, но почему-то именно эти строки всплыли в моей голове:
Твой взгляд подобен взгляду лани,
Чело высокое – луне,
Твой стан я узнаю в лиане,
Изогнутую бровь - в волне,
А локоны – в павлиньих перьях,
А щеки – в заревом огне,
Но цельное твое подобье
Еще не повстречалось мне!
Лишь камнем на скале твой страстный
И юный облик воссоздам,
Себя чуть ниже нарисую,
Припавшего к твоим ногам, -
Как тотчас же от слез ослепну,
И нет конца моим слезам:
Быть вместе даже на рисунке
Судьба не разрешает нам!
Ты снишься мне, я простираю
С надеждой руки, но едва
К тебе приближусь, - обретаю
Лишь призрак вместо естества,
И, мне сочувствуя всем сердцем,
Лесные плачут божества, -
Вот почему росой жемчужной
Покрыты ветви и трава.*
Не помню, как всё произошло. Мои глаза заволокло туманом. Запомнилось лишь искаженное ненавистью лицо казначея да расширенные щёлки седовласового. Волновое оружие по-разному влияет на людей и нефилимов, но в одном можно не сомневаться: всем от него становится, мягко говоря, не по себе. Я рухнул на пол, полностью отключившись.
