тащить на кухню. Достать из холодильника все, что там есть – все то, что она любит, Ильдар закупал продукты каждый день, и накормить.
Я сжал тогда ее руку – сплошные косточки, убедившись, что это не галлюцинация измученного мозга, и душа наполнилась счастьем – как всегда, когда она рядом. До боли прикусил губу, уходя из ее комнаты, так хотелось прижаться к любимой! Варил потом любимый грибной суп-пюре Саяне, который она уплетала, заставляя меня улыбаться.
А затем был наш путь навстречу – медленно, шажок за шажочком, сводящий с ума томительный путь. Объятия, поцелуи, сводящее с ума желание и всепоглощающая нежность. Мы прошли его, снова став единым целым. Помню, как дрожал от счастья, когда она, утомленная страстной любовью, уснула в моих руках.
Я чувствовал себя так, как никогда прежде – Саяна была внутри меня. Вычерпала своего санклита до самого донышка и наполнила собой. Этому блаженству не имелось названия, да я и не хотел его знать, мечтая лишь об одном – не потерять ее вновь.
Потерял, конечно. И не раз. Каждая разлука убивала, возвращая в ад. Но мы все преодолели и были безоблачно, беспредельно счастливы – много лет.
Я усмехнулся и отпустил Данилу. У него не было всего этого. Лишь боль, воспоминания и мечты. Вкупе с пониманием, что его земные годы уходят, а Саяна остается недостижимым миражом. Мне впору жалеть Охотника. Именно эту желчь, накопленную годами, он и выплескивает сейчас, желая укусить побольнее, словно землеройка, взирающая на парящих в небесной высоте птиц, исходя завистью.
- На заседании поприсутствую, не сомневайся, - я улыбнулся и отошел от него, - а сейчас будь добр, выметайся из кабинета, у меня много работы.
Горан
Ее расписание я помнил наизусть, как и поправки, которые она внесла накануне, чтобы наверстать пропущенные занятия. Поэтому вошел в зал, чтобы хотя бы издалека посмотреть на нее, чуть позже начала тренировки – чтобы не успела выставить прочь. Саяна может, про характер моей любимой даже Йоган когда-то говорил, что она – черт в юбке!
Но я любил это в ней, как и все остальное. Обожал, когда она была властной, порой жестокой, растворялся в ней, когда любимая, воистину смесь Ангела и дьяволицы, бушевала, словно океан в шторм. Саяна звала меня мазохистом, я улыбался в ответ, потому что любил боль, которую она причиняла. С другими мог быть каким угодно, но в ней растворялся полностью, становясь собой настоящим.
Мое исчадие рая!
Ее гибкая фигурка в черном обтягивающем костюме приковала мое внимание. Тоска захлестнула с головой. Несколько дней без нее, и я уже схожу с ума. Готов подхватить на руки и утащить подальше ото всех, чтобы была только моей! Любить ее до потери сознания, сделать все, что она пожелает! Воздух мой!
Гоняя средний курс, она почувствовала меня, как ни старался закрыться. Глянула, обожгла васильковыми глазищами, подошла, сухо осведомилась:
- Что тебе нужно, Драган?
- Хотел дождаться тебя, чтобы навестить детей, - ответил, жадно втягивая ее аромат.
Господь всемогущий, я хочу эту женщину так, что теряю рассудок!
Глава 10.1 Мое исчадие рая
- Адрес, полагаю, тебе известен, - пожала плечами. – Поезжай и навести. Заодно накорми ужином, они опять перешли на мое молоко, - поморщилась, поправляя костюм на груди – такой пышной, лакомой, что я жадно сглотнул, представив, как слизываю с соска каплю молока.
- Может, поедем вместе и обсудим то заседание, на которое Великий Хан повелел нам всем явиться?
- Там нечего обсуждать. Я не позволю Охотникам решать дела санклитов.
Как же меня это радует!
- Дело, конечно, ужасное, но если он думает вновь развязать свою любимую Священную войну, то, - она вздохнула, – без мата не скажешь, посему промолчу.
- Думает он о тебе, - уточнил я. – Сказал, что провел с тобой ночь.
- Даже так? Ладно, получит по морде при следующей встрече, - она скрипнула зубками.
- Можно мне присутствовать при этом событии?
- Драган, мы с тобой поговорим, когда будет готово Соглашение о разводе, - ударила в сердце, когда не был готов.
- Саяна… - отступил на шаг, задохнувшись.
- Поезжай к детям, - бросила и отошла, вернувшись к тренировке.
А я выругался, вспомнив, что хотел рассказать об инциденте с Аликой, пока не подсуетился Данила. Ведь он не упустит шанса подгадить мне. Особенно, после того, как получит от Саяны нагоняй за «я провел с ней ночь», вполне заслуженный. Получается, Драган настучал жене на Хана. Это было бы смешно, но когда так болит душа, смеяться не получается.
Ведь Саяна нужна мне. Нужна, как воздух. С первого мгновения, на скале, когда утонул в ее огромных глазищах, она разрушила все мои замки, в которые заковал себя. Одним взглядом, без труда. Просто вошла в мое сердце и душу, заняла их полностью, и все, я пропал.
В тот миг я нашел ту самую, ради которой появился на свет. Перед которой считаю за счастье стоять на коленях. Она подчинила меня себе, укротила хищника, уверенной рукой стерла судьбу, полную боли и смертей, и нарисовала иную, счастливую, наполненную любовью. Я три бесконечных унылых столетия просил ее у высших сил, глядя в звездное небо – мою спасительницу, мою любимую, мою Саяну!
Я остановил черный Бентли недалеко от лестницы, убегающей на холм. Весь Стамбул таков, тут ни на машине не поездишь, ни пешком много не пройдешь – даже если бессмертен. Ступеньки привели в сад при новой резиденции Наблюдателей. Саяна как-то сказала, что она похожа на две печеньки с толстой шоколадной прослойкой, на которые по недоразумению нахлобучили крышу от китайской пагоды.
Своей бабушке она, конечно, этого говорить не стала, мудрая моя. Иначе Лизавета разобиделась бы в пух и прах за свое новое детище. Несмотря на возраст, глава Наблюдателей была деятельна настолько, что любой мог лишь позавидовать ее работоспособности.
И всегда требовала, чтобы ее ни в коем случае не называли прабабушкой наших малышей, это слово у нас было под строжайшим запретом. Лишь Саяну и Горане она прощала громкое «Прабабуля, приветос!» и спускала с рук все остальное. Правнуки-первенцы заменили ей и детей, и внуков, разом, завладев сердцем целиком и безоговорочно.
Я остановился у скамейки, глядя на залив. Яхты на его поверхности отсюда походили на присевших на воду чаек.
