ударил коня пятками, и тот рванул по большаку. Отряд остался далеко позади. Лешко попытался нагнать, но куда ему. Остальные и пробовать не стали.
Кирилл мчался, пригнувшись к конской гриве, смаргивая выступающие от ветра слёзы. Дорога размывалась белёсой полосой, удары копыт о землю мерно отдавались в теле. Чуть морозный воздух щипал горло. Хорошо. Ехать бы так бесконечно, чувствуя силу коня и забыв о собственном нарастающем бессилии. Но перед поворотом на Елогу Кирилл приостановился и дождался гридней. Дальше снова поехали спокойно.
Заночевать решили в Гремячем Ключе, хоть после случая с покушением на Хальвдана Кирилл предпочёл бы обойти деревню стороной. На единственной широкой улице по случаю позднего вечера оказалось мало людей. Тащил огромную вязанку дров мужик на полусогнутых от тяжести ногах. Шла вдалеке женщина, постоянно поддёргивая к себе за руку вертлявого ребёнка. Две девицы с покрытыми шерстяными платками головами судачили о чём-то, притулившись на лавке у забора. Завидев Кирилла, они только рты пораскрывали, оборвав разговор на полуслове. Лешко с важным видом подъехал и, не спешиваясь, спросил, где дом нового старосты. Девчонки оглядели парня, отчего у того заметно покраснели уши, и одновременно махнули вдоль улицы.
— Там, через три… Нет, четыре дома отсюдова, — перебивая подругу, выпалила одна. И снова покосилась на Кирилла. Он отвёл взгляд.
Лешко благодарно кивнул. И отряд двинулся по раскисшей за день до бурой мешанины дороге.
Староста Болько, выбранный не так давно на вече, оказался высоким и жилистым. Кирилл смутно его помнил. Кажется, он был даже старшим братом Могуты. И не удивительно, что занял его место. В рослом мужчине виделась нужная для старосты твёрдость и решительность. Кирилла он узнал сразу, хоть о своём приезде тот сообщить не успел. Только на мгновение в глазах Болько мелькнула подозрительность, а затем он растянул губы в скупой улыбке и вместе с подоспевшим на подмогу Лешко открыл ворота, пуская отряд на обширный, сияющий порядком двор.
Болько был неразговорчив. Зато его жена, успевающая, кажется, сразу везде: и вынуть из печи горячий горшок, и отвесить лёгкий подзатыльник расшалившемуся сыну в латанной рубашонке до пят, и ласково глянуть на мужа — трещала без умолку. Кирилл уже в первые мгновения перестал поспевать за её болтовнёй. По мрачно-безразличному виду старосты было заметно, что он терпит это каждый день.
Разговор не ладился. Гридни молча дожёвывали свой хлеб, подбирая им с мисок остатки ячневой каши на молоке. Лешко откровенно задрёмывал. Жена старосты, на счастье, скоро иссякла и, прогнав любопытно выглядывающих из-за всех углов детей, тоже ушла. Поговорив о грядущей посевной, о рыбаке, которого недавно унесло течением, и старательно обходя разговор о погибшем от руки Хальвдана Могуте, решили разойтись спать.
Гридней отправили ночевать в гостинные избы. А Кириллу постелили в большой клети у печи — негоже самого князя прогонять и заставлять его тащиться до края деревни. Хлопоты стихали. Последний раз спросив у старших сыновей о том, напоены и накормлены ли лошади, Болько повернулся к Кириллу, ещё сидящему за столом. Пожевал губами и всё-таки решился узнать:
— Так почему не вернулись наши мужчины из похода, княже? Мы ждали. И ни одного не дождались.
В висок ткнулась тупая боль. Кирилл приложил холодную ладонь ко лбу, облокотившись о стол.
— Бой был страшный, Болько. Многие погибли. Так уж вышло, что все из вашей деревни полегли. Никто в том не виноват, кроме вельдов…
Так уж и никто? Кирилл замолк. Самое паршивое то, что ему больше нечего было ответить, хоть в голове и крутились полубезумные рассказы Бажана о невиданных и опасных чудищах. Но разве староста поверит? Кирилл и сам не верил. И от этого смутно чувствовал себя виноватым. Будто оправдывал сам себя. Будто Восточные сотни погибли по его недосмотру и халатности, и древнеры из Гремячего Ключа — тоже. Более того — он сам приложил к тому руку. Староста долго смотрел на него, словно хотел спросить ещё что-то, но только вздохнул и отвернулся.
— Пойдём, княже. Там тебе уже постель приготовили.
Кирилл проснулся рано, едва не пинками растолкал Лешко и спешно собрался в путь. Хмурый и заспанный Болько вышел проводить его, не уговаривая задержаться. Жена старосты успела завернуть отряду в дорогу кой-какой снеди, хотя они и сами запаслись едой на всё время пути. Но отказываться невежливо — нужно чтить хозяйское гостеприимство, как бы смурно ни поглядывал глава дома.
Без надобности заезжать в Елогу короткой дорогой Кирилл повёл отряд прямиком к деревне Наяса. Нынешний день выдался тёплым и слякотным. С неба свисала грозящая разразиться не то дождём, не то мокрым снегом хлябь. Лес застыл в плотном влажном воздухе. Грязь на дороге хлюпала и кое-где вперемешку с талым снегом расплывалась обширными лужами. Лошади недовольно вскидывали ноги и то и дело пытались свернуть с расползающейся под копытами тропы. Особенно своенравничал Расенд, а уж остальные ерепенились ему под стать.
За день пришлось сделать пару привалов, когда старания удержаться на извивающемся ужом жеребце доводили Кирилла почти до исступления. И зачем связался? Но под вечер бронзово-коричневый сосновый лес сменился светлым березняком, дорога вильнула, соединяясь с другой, идущей из Елоги. Среди деревьев показались торчащие из просевших сугробов домовины.
Осталось немного.
Как начало смеркаться, Лешко зажёг факел, в хвосте отряда запалили ещё один и так, в твёрдом молчании, под шуршание подмерзающего снега да тихий треск пламени, они доехали до деревни. Вспыхнуло последними отблесками заката небо и выкатило над лесом круглобокую молодую луну.
Невысокая, всего-то в шесть аршин, стена щерилась открытыми воротами. Древнеры успели отстроить и приземистые остроги по бокам. Неподалёку от них бродили часовые. Только завидев отряд, они спешно перекрыли дорогу, поднимая над головами факелы и пытливо вглядываясь в лица. Кирилл жестом приказал гридням остановиться. И лишь успел краем глаза заметить, как несколько мужчин закрыли ворота, будто за последними гостями.
— Чегой-то мы тебя, князь, не ждали сегодня, — вышел вперёд кряжистый, как почти все древнеры, мужик, на ходу пряча под шапку мышиного оттенка кудри. — Да ещё и на ночь глядя.
Приглядевшись, Кирилл скоро узнал в нём сына Наяса — Маха. Вроде, и виделись не так давно, а лучше бы больше и не виделись вовсе.
— Да ты что, прыщ… — запальчиво пискнул рядом Лешко, который предводителя древнерского отряда, похоже, в темноте не разглядел.
— Цыц! — прервал его Кирилл. — Куда лезешь! — и снова повернулся к стражникам. — Сговорились мы с Наясом, что я в гости к нему наведаюсь, Мах. Или отец не говорил?
Сын старосты прищурился, остальные тихо
