сильнее. В больнице не сделали бы ничего лучше. Она достаточно здорова, чтобы уйти.
— Я очень благодарна вам за помощь.
Она свесила ноги с дивана и сбросила подушку и одеяло с колен, затем поднялась. И мгновенно покачнулась. Оливер вскочил и подхватил ее как раз в тот момент, когда у нее подогнулись колени.
— Поймал.
Его мускулистые руки обхватили ее и удержали вертикально, напоминая о предыдущих объятиях. На щеках вспыхнул румянец, поскольку желание потереться об него ради облегчения переполняло ее даже сейчас, в ослабленном состоянии.
— Эй, эй, — позвала Майя. — Я сказала, что позаботилась о твоих ранах, но это не значит, что ты в состоянии вставать. Ты слишком слаба.
— Я в порядке, мне просто нужна минута.
Урсула оттолкнула Оливера, но он не отпустил ее. Вместо этого обнял еще крепче. Их взгляды встретились.
— Разве ты не помнишь, что мне сказала? — прошептал он. — Даже то, что сделала потом?
Она поняла, что он намекает на ее предложение и поцелуй, но как бы ей ни хотелось признать правду, она не могла, потому что автоматически бы признала, что от кого-то убегала, и пришлось бы объяснять, откуда у нее две колотые раны на шее.
Любой, кто когда-либо смотрел «Дракулу» знал, что это означает. Ей оставалось только отрицать все, чтобы уйти и вернуться домой. Дом. Увидеть родителей. Почувствовать себя снова в безопасности.
— Мне нужно позвонить родителям. Нужно с ними поговорить.
Доктор подвинулась ближе и обратилась к Оливеру:
— Пусть она снова сядет. — Затем доктор ей улыбнулась. — Сначала тебе нужно немного отдохнуть. Ты сможешь поговорить со своими родителями немного позже. Сначала я хотела бы задать тебе несколько вопросов.
Несколько неохотно Оливер помог ей сесть на диван. Когда она ощутила поддержку мягких подушек, то вздохнула с облегчением. Еще одна секунда в его объятиях, и она начала бы задыхаться. Очевидно сексуальное возбуждение после укуса вампира еще не ушло окончательно. Хотя прошел уже час или два, она все еще ощущала потребность прикасаться и чувствовать прикосновения.
— Ты сказала, что шла домой с занятий. Где они проходят? — спросила Майя.
Урсула лихорадочно пыталась найти ответ. Она ничего не знала о Сан-Франциско. Но в каждом большом городе должен быть колледж. Затаив дыхание, она ответила:
— Двухгодичный колледж.
— В Саннисайде? Это довольно далеко от Бэйвью.
Урсула пожала плечами.
— Ты знаешь, куда ты попала?
— Я же сказала, что не помню. Словно мою память стерли начисто.
Она отвернулась, желая избежать пристального взгляда.
— Ладно, я верю тебе. У тебя потрясение. Это нетипично.
Урсула с облегчением подняла голову и заметила, как сузились ее глаза при взгляде на Оливера. Его челюсти сжались, и он свирепо посмотрел на Майю. Казалось, между ними шла безмолвная битва.
Затем доктор опять повернулась к ней и изобразила улыбку.
— Почему бы тебе не отдохнуть немного? — Она подняла одеяло с места, куда оно упало. — Вот. Тебя, наверное, знобит, но это нормально после потери крови.
К ее удивлению Оливер выхватил одеяло из рук доктора Джайлз и укрыл им ноги Урсулы. Затем грустно улыбнулся ей, будто ему предстояло трудное дело.
— Оливер, на пару слов, — сказала доктор Джайлз.
Он посмотрел на доктора, затем опять на нее.
— Здесь ты в безопасности.
Урсула быстро опустила ресницы. Понял ли он, что на самом деле она не потеряла память? Знает, что она солгала, и хотел сказать, что ее преследователи никогда ее не найдут? Или утешительные слова были просто небрежно брошенной фразой?
Глубоко задумавшись, Оливер вошел в библиотеку из коридора. Почему девушка солгала? Почему не призналась в том, что произошло? Неужели ей так стыдно за свое распутное поведение, что она решила притвориться, будто ничего не произошло?
Словно она боялась, что он возьмет с нее обещание провести с ним ночь секса, если признается. Не поэтому ли она притворялась, что ничего не помнит? Только такое объяснение имело смысл. Возможно, он мог каким-то образом объяснить, что не стал бы ее заставлять то, чего она не хочет, если бы она сказала правду.
Когда Майя вслед за ним вошла в комнату, он понял, что она зла. Если огонь в глазах не был признаком этого, то ее поза — широко расставленные ноги, руки на бедрах — не оставляли сомнений.
— Из всех презренных поступков, которые можно совершить, ты напал на девушку и оставил ее на при смерти? — Слова вырвались из ее рта, словно фонтан яда. — Ты действительно думаешь, то я тупая?
Оливер расправил плечи и шагнул к ней.
— Это неправда? Я этого не делал?
— Чушь! Твой почерк повсюду.
Он прищурился, распаляясь за секунду. Он творил ужасные вещи в течение этих двух месяцев с момента превращения в вампира, но ничего не сделал этой девушке.
— Я ее даже пальцем не тронул! Я спас ее от другого вампира!
— Брось, Оливер! Почему ты продолжаешь лгать, хотя мы оба знаем правду? Ты чуть не осушил ее, а потом стер память, чтобы она не помнила тебя.
— Я не стирал ей память! Она лжет. Она помнит, что произошло!
Майя покачала головой с недоверием во взгляде.
— Она не помнит ничего! Ты позаботился о том, чтобы замести следы!
Он сжал кулаки.
— Если бы я действительно хотел замести следы, почему тогда позвал тебя, черт возьми? Скажи мне, почему, а? Зачем просить тебя помочь ей?
Она обдумывала вопрос лишь долю секунды.
— Потому что потом почувствовал угрызения совести. С тобой всегда так. Не замечал это? Ты уходишь в запой, а потом чувствуешь себя полным дерьмом из-за этого. Сейчас ничего не изменилось.
— Ты понятия не имеешь, что я чувствую! Ты никогда не проходила через то, через что я прохожу.
Майя прищурилась и встала лицом к нему.
— На что ты намекаешь?
— Ты и так все поняла.
— Нет, скажи уж, — бросила вызов она.
— Ты никогда не жаждала человеческой крови. Ты понятия не имеешь, каково это. Ты хотела только крови Габриэля.
— И это заставляет тебя думать, что я никогда не проходила через то же, через что ты проходишь сейчас? Что у меня никогда не было таких желаний? Повзрослей! У всех нас одинаковые желания, неважно чьей крови мы хотим. Твои желания ничуть не сильней, чем у любого другого. Но ты выбрал идти у них на поводу. Решил не проявлять никакой сдержанности!
Услышав это обвинение, Оливер сжал губы. Его грудь вздымалась, а вены на шее вздулись.
— Как смеешь ты обвинять меня, что я специально так себя веду?
— О, я
