и эти едут…
– Куда?
Ярослава вздохнула:
– А куда глаза глядят… Знамо дело, на север.
– А там что?
Ярослава искоса на нее глянула, будто рублем одарила:
– А там джунгар нету. Вот по теплу народ-то и едет.
– Джунгары – это кто? – Катя не могла сообразить, кто бы это мог быть.
Ярослава неопределенно махнула рукой на юг:
– Народ такой, очень злобный и воинственный. Все набегами живут. И нам, и соседям достается. Уж мы стену построили от Иртыша до Тобола, спокойнее стало. Да все равно народ уезжает, в стороне-то от них куда спокойнее.
Девочки свернули к северным воротам Тавды, миновав снующих туда-сюда ребятишек, пастушка лет десяти, загонявшего корову хозяевам. Белобрысый пастушок махнул Ярушке рукой:
– Ярушка! Стой! Ты далече собралась? Завтра ж жаб якутских привезут!
Катя вздернула брови – вот еще один про жаб говорит.
– Привет, Митря, – величественно кивнула Ярослава, чуть сбавляя шаг. – Помню я.
– А-а-а, – протянул паренек и пошел с ними, подталкивая вперед корову с большим белым пятном на ухе.
Ярослава при этом выглядела озадаченно и даже расстроенно. По всему видно, якутские жабы – вещь редкая в здешних местах и ждала их она давно. Она закусила губу и недовольно сопела, то и дело поглядывая на рыжего Митрю. Вдруг она схватила его за рукав:
– Ты знаешь что? Коли не будет меня, возьми и на мою долю, я дней через пять точно буду. Да смотри, без меня не начинай!!!
Парнишка медленно кивнул и побежал по дороге дальше, но, пробежав несколько метров, вернулся. Веснушки краснели на его улыбчивом лице.
– Яруш…
– Чего? – Ярослава прищурилась. Митря медлил, поглядывая то на незнакомую ему Катю, то в высокое голубое небо. – Да не томи ты!
– Можно я твоим скажу, будто всех жаб для тебя прикупил?
Ярослава подбоченилась и остановилась совсем.
– С чего бы это? Митря моргнул:
– Да меня больно мамка ругает за живность всяческую… А жаб – так вообще не шибко уважает. А коли ты куда собираешься, так я б их у тебя схоронил до твоего возвращения.
Ярослава снова стала величественной и спокойной.
– Ну хорошо. Пусть так! Да ты следи, чтоб не издохли-то!
Но Митря уже не слышал: он отворял ворота, подгоняя самое ленивое животное.
– А что это за жабы такие? – поинтересовалась Катя. – Уже второй раз про них слышу.
– О! Большая редкость. Они ж жуть какие ядовитые! Их ядом джунгары стрелы свои метят, чтоб урону больше причинить, – воодушевилась Ярушка. – А мы с Митрей хотели опыты с ними делать – приучить к их яду от мышей. Если все верно выйдет, то получим противоядие.
– А если не удастся? Мышей не жалко?
Видимо, этот вопрос тоже сильно мучил Ярославу: она закусила губу и засопела.
– Ну, мы их сильно травить не будем, – неуверенно начала она. – Ничего с ними не должно произойти.
И она ускорила шаг, словно убегая от дальнейших расспросов.
Девочки миновали городские ворота, выйдя следом за груженым обозом того самого мужичка, чья телега перегородила дорогу.
– Эй, Яруш, подвезти, может? – крикнул он ей.
– Не, спасибо, дядь Кондрат, нам тут недалече, через Струйку, до опушки мы.
– А-а-а, ясно, – протянул с пониманием, – к бабушке торопишься кроду жечь…
Ярослава кивнула. Кондратий печально кивнул.
– А мы, вишь, едем. – Он помолчал, задумчиво поглаживая бороду. – Один я остался, Яруш. Матрена моя померла зимой, как сынка нашего, Ростислава, убило в бою. Вот жинка его осталась да детки. Хоть бы мне успеть внучат поднять, людей из них вырастить. Пропади пропадом джунгары проклятые, что сиротами их сделали.
Ярослава молчала, медленно шагая рядом с телегой.
– А что, далече едете?
Дед Кондрат невесело хмыкнул:
– Сейчас до Тюмени-града. Там родня Матренина, к себе зовут, – он глянул на Ярушку. – Ты, Яруш, за домом нашим тож приглядывай, да?
– Вернетесь?
– Да, может, и вернемся… – Кондратий неопределенно повел плечом, посмотрел на дорогу.
Ярослава и Катя свернули с дороги, двинулись по тропинке в сторону леса.
Там, Катя видела уже отсюда, собралось много народа.
– А что там?
Ярушка, еще мрачная после разговора с дедом Кондратом, посмотрела вдаль.
– Кроду сейчас жечь будут.
– А это что?
– Увидишь…
Они миновали неглубокую речку Струйку, подошли ближе.
На окраине леса, за линией черной свежевскопанной земли, уже возвышался широкий помост, сложенный из бревен, сена и коры. На помосте, плотно укутанные в белый саван, лежали несколько мужчин. По одному, поднимаясь к каждому из них на помост, подходили люди: женщины, мужчины, старики, – подносили цветы, целовали в лоб и медленно спускались.
– Кто это?
Ярослава сорвала несколько цветов, собрала в букет.
– Аким, Никанор, Перебей, Коловрат. Все четверо погибли в стычке с джунгарами – те на прорыв пошли ниже по течению. А наши споймали их отряд, бой приняли. Да вот не все уцелели. – Она указала на худенькую старушку в красной одежде, руководившую процессией. – Вон и бабушка моя, – она серьезно взглянула на Катю. – Ты постой тут, ладно? Нам лишние вопросы сейчас не надобны, верно? И пошла в сторону помоста, а Катя присела на разогретый солнцем камень.
Она почему-то знала этот обряд.
Помост посреди круга – крода. Ее складывали из бревен, переложенных корой, сухой травой и соломой. Как день к ночи клониться начнет, ее подожгут, чтобы уходящее за горизонт солнце забрало дух их брата, мужа или отца. Там его встретит родня, проведет куда надо. И погибший воин будет защищать свою землю и свою семью. Только уже с той, другой стороны.
Она видела, как Ярослава взошла на помост, положила цветы каждому из погибших воинов, легко сбежала, подошла к бабушке, встала с ней рядом. Теплый ветер вместе с горьковатым запахом полыни донес зычный голос пожилой ведуньи:
– Отправляется Аким к роду своему! – и она подожгла один край кроды. – Отправляется Никанор к роду своему! – и подожгла другой край.
Яркий огонь, хватаясь за солому, загудел.
– Отправляется Перебей к роду своему! Отправляется Коловрат к роду своему! Прими, Сварог, братьев наших, проведи, вечно молодая Мара, их в мир Правный.
Огонь деловито занимался, поднимаясь все выше, цепляясь за бревна, перекидывая пламенные языки ярус за ярусом, пока не подобрался к укутанным в саван телам. Перед ними замер на мгновение, словно живой, преклонил перед воинами колени, обвил тонкими руками-змеями, обнял, словно родных. И через минуту уже укрыл оранжево-алым одеялом.
Люди вышли за круг, взялись за руки, потянули хоровод. Вначале медленно напевая слова, затем ускоряясь. Катя видела, как мелькает, подпрыгивая, Ярушкина
