к ночи с султаном. Но где-то уже с пятой минуты пребывания в ознаменованных комнатах, мне становится наплевать на интерьер.
Только бы мне и дальше так божественно массировали тело. Парили и натирали маслами, ублажали кожу по правилам истинно божественным.
Когда я уже окончательно изменяю Неффастусу, ощущая себя в глубокой нирване, вдруг происходит что-то очень странное.
А главное, по скорости это самое происшествие, может сравниться только с молниеносной реакцией шустрого беса, спасающего свою ненасытную задницу.
***
В момент, где рай стремится к аду,
Когда водою станет лед,
В томленьи потечет прохлада,
И жаром вспыхнет небосвод…
Как поступить карающей, если нагую, закованную в мелкие кольца металла, со втертым в кожу афродизиачным варевом, придающим телу золотой блеск, совершенно сбитую с толку, меня ведут в толпе таких же сомнительных рабынь к лесам острова Порока, как на эшафот?
Что делать предсказывающей, если тело вдали от разума, а разум не подчинен воле, а слушается желаний моих, и будущее лишь приоткрывается, объятое страстью и смертью?
К чему приведет мстящая, если сейчас силы мои глухи от воздействия посторонних не менее величественных сил, открывших это место для утех, и прикрывших от истребляющего насилия?
И как мне, богине, понять весь тот поток эмоций, что роится пред моим внутренним взором?
Я лишь осознаю, что кто-то, посмевший больше, чем ему дозволено, намерен причинять мне вред. И я хочу смерти его, кровавой жатвы.
Стоя там, в ряд с другими голыми женщинами разных миров, ощущая похотливые взгляды на своем обнаженном теле, при том не только мужчин, я отчаянно пытаюсь понять смысл всего этого. Зачем мы затеяли игру? Неужели нам все так пресытилось? И что дальше?..
Меня смущает нагота, что странно, ибо я никогда не заботилась о приличиях. Но мне претит мысль, что кто-то иной, не имея права, смеет смотреть, и я не могу этому противиться – я согласилась на все правила.
И все четче, пытаясь еще больше разгулять свою злость, возникшую при встрече с бледной женщиной, я повторяю себе одно: это чувство придаст мне наслаждения в борьбе за победу, за него.
*Вампирша*
Взмах бледной руки перехватил сжимающие лезвие пальцы прежде, чем моя тьма успела окутать предполагаемого обидчика – а он собирался пустить кровь по моим бедрам, как остальным рабыням; вы представляете, насколько ценна божественная охра?! изверг!
Будоражащий воображение голос:
- Нет! Здесь этого не требуется, - взгляд кошачьих насмешливых глаз вампирши проходится по моему телу и лицу. Я лишь еще больше приподнимаю подбородок. Интерес чувствуется с ее стороны, как аромат резкого парфюма. И внутреннее ли это чутье, либо приказ свыше, что на мне практиковать кожевредительство - себе дороже, я не знала.
Она медленно протягивает ко мне руку, чуть задевая пальцами металл ничего не скрывающей одежды, по телу проходит дрожь, когда холод задевает украшенный ореолом кружева сосок. Я чувствую, как гнев распускает свои лепестки во мне, непреклонный, желающий унять жар, вспыхнувший внизу живота.
- Я видела его. Он прекрасен. Разве такой превосходный экземпляр может быть в единоличном пользовании? – шепчет мне клыкастая. Она показывает свои острые зубки в довольной улыбке, когда я шиплю в ответ. - Хотя, удивительно, ты…
На миг кажется, что она внутренне ловит что-то большее во мне, чем раньше, словно интуитивно чувствует, что обязана мне, что я для нее значу вечность. Или ее просто интересует, за какие заслуги мой мужчина выбирает меня?
Вампирша чуть приближается. Я не отступаю, не боюсь, но странное волнение заполняет разум. Могу поклясться, что вижу ближайшее будущее, а может это лишь причуды моего воображения? Я успеваю уловить сам момент, сбитая с толку, да вот только поцелуй начинается неожиданно. Губы оказываются отнюдь не холодные, а теплые, терпкие, хотя я привыкла к большим температурам. Отвечая на монолог ее губ, впуская женский язычок в себя, разрешая захватить свой в ответном танце, моя злость роится и шумит, как улей разъяренных пчел. Я не злюсь на вампиршу, не злюсь и на себя, скорее ярость не на что-то, а для чего-то. Для победы. Это вызов. И моя тьма ревет в желании ответить. Поцелуй прекращается, когда я прикусываю собеседнице язык. Она прерывает связь наших губ, и, с обидой взглянув на меня, отшатывается.
*
Мой воздух может и сейчас в моих глазах, я мало контролирую его, он под контролем магии «Распутника», пока. Потом мне предстоит борьба не только с жадными самцами, но и с собой, а я должна сдержать взрыв тьмы карающей моей. Могу начать молиться Истине, чтоб подсобила в этом поприще нелегком. Раскрывать всю силу – то одно, а сдерживать ее в момент такой –
