Когда они скрылись из виду, то смотрящая им вслед Катарина повернулась к Медену.
— Поедем верхом? — Спросила она.
— Ыга, — о чём-то задумавшись, промычал Меден.
— Думаете, высоты хватит?
В глазах Медена заиграл лукавый огонёк.
— Проедем, если голову пригнём, а ещё точнее проедем, если спешимся и возьмём лошадей под уздцы.
— Ой, а как-то об этом не подумала, — смутилась вдруг Катарина, и с досадой добавила. — Вот тупица.
— Не кори себя, Катарина, ни какой человек на свете не в силах думать обо всём сразу. А теперь берём лошадей под уздцы и пошлите.
Но всё оказалось не так-то уж просто. Лошади испугано шарахались от переливающейся сферы, и не в какую не соглашались идти в таинственное межпространство, а затем и в иной мир. Трудность представляло ещё и то, что Меден тщательно скрывал свою принадлежность к сообществу колдунов, очень не любимых амазонками, которым, говоря откровенно, и самим не чужда была какая-то доля магии. От этого их противостояние магии извне было ещё более странно. Сейчас же, находясь под пристальными полными любопытства взглядами её явных представительниц, он не мог применить своё волшебство, открыто. Во взглядах этих оставшихся амазонок, бросаемых на Медена, и без того сквозила откровенная неприязнь, если даже не ненависть. Это чувство относилась не именно к Медену, он лишь был частным звеном, в слепой цени общей нелюбви ко всему мужскому полу. Вероятнее всего, если бы прямым объектом этой неприязни был бы непосредственно он, то к этому времени его уже не было в живых.
И всё-таки улучив благоприятный для того момент, Меден вроде бы незаметно успокоил лошадей, которые, ошарашив всех своим неожиданным спокойствием и послушанием, смело вошли в межпространство, ведомые своими временными хозяевами, а затем и повернули к самому Эдему.
* * *
То, что увидела Катарина по ту сторону портала, её очень опечалило и встревожило. Здесь не было больше того умиротворённого спокойствия и ощущения дикой радости и счастья. Дом знакомого им с Сэргардом льва, как и многие другие непрочные, но красивые жилища, были разрушены. Вокруг не было видно не одной живой души. Повсюду царили хаос и разрушение.
Мада старалась не смотреть по сторонам, по всему было видно, что когда она уходила отсюда в последний раз, всё было примерно в той же поре, такое же удручающее состояние и запустение царили повсюду. Она ехала с опущенной головой, ведя их за собой спокойно и уверенно, что означало, что ей точно известны координаты их конечного пути.
Они проехали несколько километров, несколько часов нескончаемого пути, прежде чем увидели то ли воздушный замок, то ли дворец, то ли церковь, маячившую где-то на горизонте между небом и землёй. Сначала им показалось, что она находится на небольшой возвышенности, благодаря чему и создаётся видимость того, что она как будто парит в воздухе в нескольких метрах над землёй. Но оказалось, что это им действительно только казалось. Чем ближе они подъезжали, тем крепло ощущение, будто с каждым их приближающимся шагом эта, вероятно, всё же церквушка становилась на метр, два, а то и на все три выше. Это реальность или только игра воображения?
В результате, когда они подошли к нему вплотную, здание висело в нескольких километрах над землёй, а первая к нему ступень находилась на высоте нескольких сотен метров.
— Ну и что это за выкрутасы? — Поинтересовался Меден.
Виктор взмыв в уходящих лучах заката, попытался долететь до благородного строения, но оно будто играло с ним в салочки, постоянно ускользая и оставаясь в метре-двух от него, как бы он не стремился подлететь к нему поближе.
Мада улыбнулась и что-то произнесла на гортанном никому неизвестном языке.
Неожиданно оказалось, что ступеньки идут прямо из-под их ног. И как они только раньше этого не заметили? Осознание того, что всё это лишь дело рук Мады не сразу до них дошло.
Меден и Катарина отпустили своих лошадей по примеру Мады и последовали за ней на ступеньки. Виктор, отчаявшись догнать ускользающий замок, обратился в человека и последовал за ними. Только почему-то лестница с каждым пройденным шагом, становилась не на одну, а на две-три ступеньки выше, а уже пройденные нижние ступени исчезали, будто их там никогда и не было вовсе. Это напомнило Катарине эскалатор, только когда не стоишь и не ждёшь, пока он тебя подымет, а поднимаешь наравне с ним, так сказать нога в ногу, в результате оказываешься наверху в два раза быстрее, правда там пройденные ступени не исчезают таинственным образом. И, Слава Богу! А то бы это грозило инсультом не только пожилым и страдающим всякого рода сердечными заболеваниями людям, но и каждому второму, если не первому, жителю мегаполиса.
И вот вскоре они уже были наверху. Да это было захватывающее, ни с чем не сравнимое зрелище, хотя и несколько пугающее. Мечта всех экстремалов! Подниматься по узенькой лестнице без перил, уходящей в далёкую высь. Это было круто! Даже больше чем круто. От этого захватывало дух, и леденела душа. Если бы Катарина к этому времени ещё не умела летать, она, скорее всего, умерла бы от страха, но теперь, после осознания своих левитационных способностей, страх высоты был ей неведом. Они стояли на высоте нескольких километров от земли и, что самое удивительное, воздух тут совсем не был разряжён, и дышалось здесь легко и просто, будто ранним утром в хвойном лесу после дождя. Сам воздух казалось, дышал прохладной и чистотой.
То, что снизу казалось величественным замком, на самом деле оказалось не больше не меньше чем как обычным двухэтажным строением, двери которого в данный момент приглашающе распахнулись.
Они вошли в просторный холл, потолки которого были настолько высоки, а стены широки, о чём и подумать нельзя было, находясь снаружи. Дому не надо было быть особо большим снаружи, если он и без этого оставался просто огромным изнутри. С противоположной стороны открылась другая двустворчатая дверь, за которой виднелся зал, размером не меньше первого.
Высокий моложавый мужчина с длинными седыми прядями и бородой в белоснежном одеянии до пят, вышел им навстречу, смиренно сложа руки на груди.
Его лицо с трудом можно было рассмотреть из-за яркого сияния витающего вокруг него, но иногда всё же, при лёгком его повороте, на открытых участках лица можно было заметить и небольшие морщинки, придававшие ему лишь больше мудрости и понимания.
— Да святится имя твое, да будет царствие твое отныне и вовеки веков, — услышали все уверенный голос Мады. Только здесь к ней вернулось её былое состояние души.
— Дочь моя, Мада, ты вернулась, уложившись в срок. — Мужчина протянул к ней руки.
