– Леди, ужин подан, – доносится до меня голос недобитка.
Я не пришла в себя после внезапного срыва. Хотя почему внезапного? Раньше или позже он должен был произойти. Делиться сердечными проблемами с недобитком я точно не собираюсь, ему не надо о них знать. Я натягиваю на лицо маску приветливости, как меня учили дома, не задумываясь, выхватываю из шкафа блузку и прохожу на кухню:
– Вот.
Отдать свою блузку вместо рубашки – я думала об этом как о шутке, я совершенно точно не планировала этого делать всерьез. Когда я ловлю себя на ошибке, уже поздно исправлять.
Недобиток принимает блузку двумя пальцами.
– Сменная одежда, по-вашему?!
– Другой нет, – мямлю я.
Стыдно, а объяснять и извиняться не тянет, поэтому с видом полного равнодушия я сажусь за стол. Парень успел помыть не только тарелку, но и вилки, а тарелка... Она у меня одна. Покупала я полный набор, естественно, но одна за другой тарелки разбивались. Вот чашку я ни разу не била. Взгляд цепляется за черепки, и я тихо вздыхаю.
Парень разрезает одну из двух котлету на кусочки и передает нож мне. Мы будем есть с одной тарелки одновременно? Я бы предпочла подождать очереди, но возражать как-то неудобно. Я просто медлю.
– Вы и с этим сами справиться не можете, леди? – недобиток нависает надо мной.
О чем он?
Фыркнув, он забирает мою вилку, накалывает кусочек и подносит к моим губам.
Интерлюдия 2
Керт
Глаза у нее становятся круглые как у совы.
Сам до конца не понимаю, что меня дернуло так поддразнивать. Леди вернулась из спальни сама не своя. Я слишком хорошо научился отличать подлинное равнодушие и безэмоциональную маску, которой аристократы стягивают свое лицо, пряча чувства. Леди умеет себя держать, она явно получала уроки у лучших учителей, но в то же время. Навык она подрастеряла, маска вышла неуклюжей – леди так и не смогла спрятать взгляд, он не равнодушный, а пустой. Я пытаюсь вспомнить, какие громкие падения были за последние. лет двадцать, хотя проще спросить, как ее зовут.
И в таком состоянии оставлять леди точно нельзя. Или я преувеличиваю? Эмоции мелькнули, когда она осознала, что именно мне вручила, смутилась и притворилась, что так и задумано, ага. Эмоции гаснут, леди снова начинает проваливаться в бездну.
Чем я мог ее спровоцировать? Вероятно, я затронул какие-то личные ассоциации.
Надо что-то делать, и я делаю первое, что приходит на ум, отбираю у нее вилку, накалываю кусочек котлеты, подношу к губам. Бледные, безжизненные, совершенно непривлекательные, но отчего-то я вдруг пытаюсь представить, какими они будут на вкус. Я. с ума сошел?
Леди отклоняется. В глазах вспыхивает негодование. Я смотрю на нее с откровенной насмешкой. Леди отбирает у меня свою вилку:
– Могу!
И это все? А разозлиться по-настоящему, поставить меня на место? Получается, опыта справляться с подобными ситуациями у нее нет? Даже неудобно становится, вроде как ребенка обидеть. Впрочем, она не ребенок, а просто заморыш. Ее бы в отпуск, на курорт, и превратится в красавицу. Результата я в любом случае добился – леди оживилась.
Ужинаем мы в неловком молчании. Для леди неловком. Меня же все устраивает... кроме отсутствия второго стула. И черта! Покончив с пряниками – как только зубы не сломал?! – он тихонько перебрался ближе.
Стыдно сказать, мелкий черт обводит меня вокруг пальца. Он тянется к пакету, я отвлекаюсь на его загребущие лапы, а черт гибким хвостом подцепляет сахарную плюшку и прыгает на шкаф.
– Любишь сладкое? Купить тебе конфет?
А мне?! Не конфет, конечно.
Дикость же, никогда бы не подумал, что в глазах леди проиграю черту. Или это месть за мою выходку с вилкой? Если месть, то я уважительно склоняю голову.
Леди поднимается из-за стола:
– Спасибо.
Я молча провожаю ее взглядом.
– У-у-у, – насмехается надо мной черт.
– Что б ты понимал.
Докатился, отвечаю полуразумной зловредной тварюшке.
Леди ушла, и я кладу в тарелку еще пару котлет и ставлю на плиту. Одной штуки мне мало. А леди точно наелась? Что за неразумное создание, а? Как она одна выжила? Совершенно не умеет о себе заботиться. С одной стороны, это ее проблемы, с другой. Мне бы со своими разобраться.
Я прислушиваюсь к ощущениям. Ни малейшего намека, что магия восстанавливается или хотя бы начнет восстановится в ближайшее время, а без магии я все равно что мертвец. Без подпитки связь с родовыми артефактами истощится, и на этом и для меня, и для отца все кончится.
Заварив чай, я разливаю его в две чашки.
– Кыш с кухни, – говорю черту.
По-моему, леди плохо понимает, что к утру черт съест все, что она принесла. Или ее это не заботит. Голодать-то опять не ей!
– Ум?
– Кыш, – повторяю я.
Черт бросает в меня скомканной бумагой из-под плюшки, спрыгивает на стол и, хлестнув меня по ноге хвостом, проворно удирает.
Подхватив чай, я выхожу с кухни, плотно закрываю за собой дверь:
– Леди?
Она не отзывается.
– Ум? – а вот черт чаем заинтересовался, плюхается откуда-то сверху мне на плечо. Не больно, но ощутимо, будто туго набитой перьевой подушкой приложили.
– Это не тебе.
– У-ум? – черт моргает, корчит умильную мордаху.
– Я твоя хозяйка, чтобы на такое вестись, – похоже, полуразумность чертей преуменьшена или это мне особенно умный попался, с пониманием речи у него полный порядок.
Сморщившись, черт мимикой демонстрирует, что он думает о моей жадности и неуступчивости, а затем резко спрыгивает. От толчка я едва не разливаю чай. И ведь он, поганец, нарочно.
Кто в здравом уме заводит черта в качестве питомца? А что она будет делать, когда черт вырастет? Совершенно неприспособленная... Ничего, будет ей курорт в дополнение к стандартной государственной награде.
– Леди, – повторяю я уже у ее спального закутка. – Леди, не могли бы вы уделить мне пару минут?
– Да?
Пока я уплетал вторую и третью порции, леди успела сходить в душ, и ко мне выходит с чуть влажными волосами, окутанная цветочным запахом мыла или шампуня. Точно, что не парфюм. А еще леди кутается в халат, по виду ни разу не ношеный. Завтра в мусоре наверняка будет упаковка.
– Ваш чай, леди, – я не спрашиваю, не предлагаю, сразу протягиваю чашку.
Леди смотрит на меня с некоторым замешательством. Удивительно, но домашний образ ей очень идет, но желание она вызывает по-прежнему одно единственное – отправить ее на курорт, и лучше недолго.
Она принимает чашку совсем неаристократично, обеими ладонями, да еще и обхватывает за стенки, игнорируя ручку. Видимо, к чаю она пристрастилась уже после перемен в жизни.
Я приглашающе киваю на диван.
Леди настороженно садится:
– Вы что-то хотели, господин Не-Черт?
Спросить имя. Я имею полное право потребовать, чтобы она, наконец, представилась, но требовать не хочется.
– В каком ведомстве вы служите, леди?
– В Опеке. Я старший инспектор.
– У вас так много работы, что вы вынуждены оставаться допоздна? – я чувствую, как мой тон леденеет.
Я ждал, а она...
В обязанности инспектора входит контроль за приютами и ведение дел усыновителей. Проще говоря, проверка документов, выезды и по результатам написание отчетов, причем мелкие огрехи никому не интересны.
– Обычно меньше, но сейчас очень много.
Странно.
Между Опекой и неудавшимся переворотом во дворце нет никакой связи, но совпадение само по себе тревожно. Леди хмурится, отчего на лбу появляется морщинка, напоминающая трещину. Аристократки не позволяют себе «ломать» лицо, и оттого впечатление особенно сильное, хотя едва ли леди собиралась меня впечатлять.
Она делает глоток:
– У вас получилось гораздо лучше, чем у меня.
Конечно, ведь кроме качества чая, важно соблюдать пропорцию и не передерживать, а леди. Я ужасался, когда заглянул утром в заварочный чайник. Это даже «на глаз» не назвать, леди сыпанула раза в три больше, чем следовало. Но надо признать, у горечи отличный бодрящий эффект.
