Но только он собрался выйти из кабинета, как в дверь постучали, и вошла патронесса Пигирд.
− Что вам угодно? – строго спросил Эдман.
− Директриса Гризар желает видеть вас, господин Привис, − с бесстрастным лицом сообщила она, но в ее маленьких темных глазах мелькнуло ехидство.
− Прямо сейчас?
− Да. Она ждет.
− Благодарю.
Патронесса сделала кривой книксен и вышла, а Эдману ничего не оставалось, как выругаться про себя и, прихватив трость, отправиться в административный корпус. Но спускаясь по лестнице, он заметил нескольких бонн у выхода, они что-то возбужденно обсуждали, и та, что сидела совсем недавно у него в кабинете, активно жестикулировала и закатывала глаза. Меньше всего ему хотелось проходить мимо этого сборища, и он, вспомнив рассказ дайны Монд о подземном переходе, решил воспользоваться им.
На цокольном этаже он не сразу сориентировался, куда идти, и пошел направо, но там оказалась прачечная, и Эдману пришлось вернуться к лестнице. Проходя мимо темного закутка, он расслышал приглушенные девичьи голоса, а, уловив знакомое имя пропавшей выпускницы, замер и пустил в ту сторону подслушивающее заклятие. С удивлением он узнал среди говоривших голос Беатрис Сонар и дал себе зарок вытрясти из девчонки все, что той известно о Виктории Творф, но позже. Адептки собрались уходить, и ему пришлось спешно спрятаться на лестнице, ведущей в подвал.
Переход в административный корпус оказался как раз под цокольным этажом, и Эдман без проблем дошел по мрачному, тускло освещенному коридору до другого здания и отыскал кабинет директрисы.
− Войдите! – отозвалась та на его стук в дверь. – Добрый день, господин Привис. Проходите, присаживайтесь.
− Добрый день, директриса Гризар. Благодарю.
Под пристальным взглядом руководительницы школы блаженной Камелии он прошел к столу и уселся в то самое жесткое кресло, где сидел вчера, и сегодня оно показалось ему еще более неудобным, чем раньше, да и комната больше не выглядела уютной, в ней неуловимо витало напряжение и недовольство хозяйки.
− Вы хотели меня видеть? – не стал Эдман тянуть с предстоящим разговором.
− Да, − ответила директриса. Она сидела в своем кресле с высокой спинкой, как императрица на приеме делегации иностранных послов, просящих о материальной помощи и заведомо знавших, что им откажут. – Мне доложили, что вы не позволили бонне Виклин присутствовать на вашем уроке, а потом решили лично наказать провинившуюся адептку. Объяснитесь. Почему вы нарушаете внутренний регламент школы? Вам ведь четко дали понять, какие здесь правила.
Эдман откинулся на низкую спинку кресла, тут же впившуюся ему под лопатки, и с невозмутимым видом сказал:
– До вашей школы я работал в других учебных заведениях, и нигде не практиковались телесные наказания учащихся. Я считаю, что это варварский метод воспитания, и не позволю на моих уроках осуществлять подобное.
Директриса немного смутилась, не ожидая такого ответа, и его прямолинейное, без тени раболепия заявление явно поколебало ее уверенность в своем праве отчитывать зарвавшегося преподавателя.
– Вы здесь совсем недавно, – более мягким тоном сказала она, – и еще не до конца разобрались, куда попали. Все адептки здесь не чета тем, кого вы учили раньше. Это дочери самых нищих семей лоунов, больше половины из них сироты, воспитанные в приютах, а некоторых нашли на улице, или еще где похуже. – Директриса многозначительно на него посмотрела, делая небольшую паузу, и продолжила: – Нам стоит большого труда за четыре года обучения привить им более или менее сносные манеры, не говоря уже о знаниях. Господин Жуль регулярно жалуется мне, что часть учениц начального класса не имеют представления даже о банальных навыках счета в пределах ста. Разве можно в таких условиях обойтись без телесных наказаний?
Эдман молчал. Он вспоминал жителей деревень, входящих в состав его имения, и никак не мог представить, чтобы кто-то из них не умел считать или писать, кроме совсем маленьких детей. Еще его дед, вернувшись с войны и получив награду от первого императора за доблестную службу, прежде всего ввел обязательное посещение храмовых курсов для всех жителей дарованного ему имения, и такой порядок у них заведен и по сей день. Но в то же время Эдман успел побывать во всех уголках Нодарской империи и не раз встречал на окраинах довольно дикие нравы, а уж беспризорных детей повидал великое множество, хотя служба императорского надзора за сиротами, как правило, быстро всех распределяла в специальные учреждения.
Так и не получив ответа на свой вопрос, директриса Гризар нахмурилась, в ее взгляде мелькнула тревога, и она продолжила:
– Возможно, для вас это звучит дико, но таковы реалии нашей профессиональной деятельности. Департамент предъявляет четкие требования к выпускницам. Мы вынуждены дрессировать их, как животных. Магическая комиссия строго оценивает знания и умения адепток, прежде чем допустить их до служения дайнами. И поэтому наш долг сделать из грязных и тупоголовых лоунок достойных служащих, готовых принести пользу максисам и империи.
Она с гордым видом приосанилась и бросила быстрый взгляд на портрет майора, висящий на стене справа от нее, будто хотела в глазах изображенного мужчины прочесть одобрение и похвалу своим словам.
В душе Эдман был согласен с тем, что лоунок нужно хорошо подготовить для служения максисам. Но все же он не мог пересилить себя и принять царящие в школе порядки, хоть и презирал девушек, зарабатывающих подобным образом на хлеб. Его врожденное чувство справедливости не позволяло применять насилие к тем, кто заведомо слабее и беззащитнее.
– Я готов преподавать манологию в два раза чаще за ту же плату, если вы сочтете это необходимым для лучшего обучения адепток, – сказал он наконец. – Но ни при каких условиях не позволю на своих уроках присутствовать посторонним и тем более наказывать учениц за ошибки, совершенные в моем присутствии просто от недостатка практики. Кроме того, я отправлю в департамент подробный отчет о том, как у вас принято воспитывать адепток, и пусть вопрос применения телесных наказаний решают те, кто в ответе за поступающих сюда девушек.
Директриса побледнела, сжала до хруста тонкие узловатые пальцы и выговорила:
– Так значит, вас не просто прислали на замену господину Дадгуну? Департамент подозревает нас в чем-то и устроил вас сюда в качестве проверяющего?
«Вот проклятая старуха! – подумал Эдман и помянул директрису в самых нелестных, бранных выражениях. – Только ее подозрений мне и недоставало».
– С чего вы взяли? – Он сделал вид, что сильно удивлен, раздосадован и даже обижен. – Никому и в голову такое не пришло бы. Ваша школа на хорошем счету. Помощник главы департамента так мне и написал в письме, где сообщал о новом назначении. Последняя проверка выявила проблемы у адепток исключительно в знаниях манологии. Именно поэтому я здесь. Больше никаких нареканий в ваш адрес, уж поверьте. Я давно преподаю и не стал бы тратить свое время на второсортное учебное заведение.
Бледные щеки директрисы слегка порозовели, в светлых глазах сверкнул огонек удовлетворения, и Эдман продолжил в том же духе, собираясь полностью закрепить свои позиции:
– Школа блаженной Камелии, на мой взгляд, недооценена. Она достойна высшей отметки в списке проверяющей комиссии. Но прорваться в передовые учреждения для дайн не так-то легко. Вы ведь понимаете, что вам понадобится несколько больше усилий, чем просто пороть деревенских девок за малейшую провинность? – Он умышленно надавил на больную мозоль директрисы, и теперь не собирался выпускать ее из тисков своего красноречия, придвинувшись ближе и перейдя на полушепот: – Я могу вам помочь. Вы наверняка ознакомились с моим послужным списком и осознаете, что мне под силу изменить это место в лучшую сторону.
– Ваш опыт работы впечатляет, – сиплым голосом отозвала директриса, совсем сбитая с толка и уже примеряющая в своих фантазиях пурпурную ленту, врученную ей главой департамента, за особые заслуги на поприще служения империи. – Но что же нам делать с этими бестолковыми девицами? С ними же никакого слада нет!
