Я отвернулась и высвободила руку. Теодор позволил это сделать. Только проговорил негромко:
— Зачем нужно было делать приворот на того, к кому вы не чувствуете ровным счетом ничего? На чью страсть вы не сможете ответить страстью? Это так глупо…
«И так жестоко», — подумала я. Но вслух вырвались совершенно иные слова:
— Зачем жениться на той, кого вы ненавидите и презираете?
— Потому что я вас хочу. Потому что теперь вы — моя. А знаете, почему еще? — его ласкающий голос обволакивал меня, как мягкая меховая накидка на голое тело. — Потому что ваше колдовство никогда не подействовало бы, не ляг оно на благодатную почву.
Час от часу не легче…
Чертова Нутелла, чтоб ей там в моем теле икалось! Почему я должна отвечать за ее отвратительные поступки? Испытывать на себе страсть и ненависть мужчины, который мне небезразличен, терпеть презрительные взгляды местного общества чистоплюев?
Голодать, в конце-то концов?!
Давняя и почитаемая в этих краях традиция, говорите? Магически одаренный наследник, говорите, нужен?
Я резко поднялась и тут же поймала на себе внимательный взгляд Теодора.
— По этой вашей традиции в туалет до полуночи мне тоже нельзя? — осведомилась свысока, стараясь скрыть волнение.
Судя по тому, как захватнически обращается со мной новоиспеченный муж, можно ожидать и такого! Или, того хуже, еще захочет меня сопроводить!
Но, слава богу, до такого абсурда тиранические замашки Рутланда не дошли. Он милостиво кивнул.
Вот и ладушки! Надеюсь, он не собирается за мной следить!
Неподалеку от праздничного шатра стояли палатки поменьше, вот только направилась я вовсе не туда, а в дом Нутеллы. Вернее, теперь уже в мой собственный дом!
Для первого раза, надо сказать, я очень даже неплохо в нем сориентировалась и быстро нашла гардеробную, из окошка которой так удачно упорхнула сегодня утром. Вернее, неудачно, ведь он в итоге меня все-таки поймал…
Великолепное свадебное платье, которое заготовила для свадьбы Цицинателла, было на манекене. На своем месте. И я на миг ощутила даже нечто вроде сожаления, что так его и не надела…
Зато, к моему огромному удовольствию, я смогла наконец-то избавиться от полотнища, в которое меня замотал Рутланд. Сделал он это с такой тщательностью, что это удалось совершить только при помощи обнаруженных тут же ножниц.
Несколько минут — и вокруг валяется ворох с удовольствием разрезанных мною тканей. А я сама стою в траурном наряде, который вызвал такое негодование со стороны Теодора.
Явиться бы обратно в шатер вот так! Представляю его лицо!
Но нет, тогда он точно отведет меня в соседний лесок и там же закопает. Как бы не хотелось его позлить, но инстинкт самосохранения посильнее будет!
Из многочисленного гардероба Нутеллы я выбрала прекрасное темно-бордовое бархатное платье в пол, украшенное одной единственной рюшью по вороту. Вроде простое и неброское, но смотрится стильно — по-другому не скажешь. Вкус у Цици имелся — этого не отнять.
Покрутилась перед зеркалом. Определенно, мне нравится местная мода. Когда б в моем мире я смогла на себя такое чудо надеть?
При воспоминании о своем мире непроизвольно глянула на парадный портрет Цицинателлы. Как там она в моем мире? И что сейчас делает?
Судя по всему, там время идет быстрее, чем здесь. И она в моем теле уже успела натворить делов…
А впрочем, мне сейчас не до этого.
Мне б сейчас что-нибудь съесть. И избежать брачной ночи с Рутландом…
Программа минимум, так сказать.
Этим и займемся! Думаю, кухня должна быть где-то неподалеку. Пора совершить на нее набег!
Крадучись, я прошла по коридору мимо большой гостиной, но так и замерла, кое-что заметив. Вернее, кое-кого…
На большом полосатом диване в полном одиночестве сидела девочка лет семи.
Вжавшись в самый уголок и подтянув к себе колени, она смотрела в окно, на занесенную снегом равнину.
Темно-синее платьице, длинные русые кудряшки и бездонные темно-синие глаза. Малышка выглядела такой грустной, такой потерянной… Интересно, что она делает здесь, в пустой комнате, куда слуги даже не удосужились принести свечи?
— Классный снег, — я намеренно употребила сленговое слово из своего мира и присела на краешек дивана. — Мокрый. Из такого в самый раз лепить снеговика.
Девочка взглянула на меня и снова отвернулась к окну.
— Один раз мы с подругой слепили во дворе принца всех снеговиков, — продолжила я, тоже глядя в окно. — Корону сделали из алюминиевой баночки из-под газировки, которую нашли в урне. Неподалеку кто-то ел конфеты и выбрасывал фантики — вышла отличная цепочка ему на шею. Светка не умеет делать плетенки из фантиков, а я могу. А скипетр сделали из большой ветки. Удачная такая ветка нашлась — длинная, без сучков, на конце маленькие веточки полукругом. Смяли пакетик из-под чипсов и вставили туда — сам Гендальф бы позавидовал!
Девочка, не реагируя на мои слова, все смотрела и смотрела в окно, за которым уже стемнело — свет от магических костров сюда не доходил.
— Бонна Зелиг не разрешает мне лепить снеговика. И играть с другими ребятами, — внезапно сказала она. — Говорит, я могу простудиться и заболеть. А мне нельзя болеть…
Голосок у нее был слабый-слабый, как шелест листьев на ветру.
— Если тепло одеться и надеть непромокаемые варежки, то почему бы, собственно, и нет? — весело проговорила я. — Бонна Зелиг просто не лепила снеговиков, вот и не знает, как это здорово и полезно для здоровья!
— Бонна Зелиг все знает, — вздохнула малышка. — Особенно то, что полезно для здоровья… Она же шаманка.
— Вряд ли лепка снеговика может так сильно повредить здоровью, — пожала плечами я и тут же осеклась.
В дверях стоял мой муж, эсквайр Теодор Рутланд. Взгляд его метал гром и молнии.
— Миледи Цицинателла, — задыхаясь от ярости, проговорил он. — Я кажется, предостерегал вас, чтобы вы ни на шаг не приближались к моей дочери?
— К дочери? — обалдела я.
Я даже еще к мысли о том, что у меня теперь есть муж не привыкла, а уж падчерица… У меня — падчерица?!
Я стала мачехой, о боже! Если судить по сказкам братьев Гримм, вряд ли девочка ждет от меня добра… Или в этом мире подобные сказочки не в ходу?
— Брианна, что ты здесь делаешь, притом совершенно одна? — эсквайр присел перед девочкой на корточки. — А где бонна Зелиг?
— Я здесь, милорд!
В моей гостиной появилось новое действующее лицо. Это была моложавая женщина лет сорока в скромном коричневом платье. В моем понятии, на шаманку она никак не тянула. Аккуратная, сдержанная, предупредительная. Очень располагающая к себе особа. Даже удивительно, что такая милая тетя запрещает ребенку зимние забавы.
Правда, взглядом она меня одарила отнюдь не милым… Хотя, может, мне просто показалось?
— Простите, пожалуйста, милорд Рутланд, я не доглядела, — покаянно взмолилась бонна. — Хотела принести Брианне бисквитов, а ее уже след простыл. Ваша девочка такая подвижная — настоящая непоседа!
— Впредь будьте внимательнее. А ты, Бри, запомни — нельзя убегать от своей бонны.
Рутланд взял девочку за руку и подвел к Зелиг, продолжая мягко ее увещевать. А я поразилась — сколько же было нежности в его голосе и теплоты во взгляде, когда он разговаривал со своей маленькой дочкой!
— Да, папа. Хорошо, папа, — серьезно сказала девочка, и бонна поспешила увести ее.
Даже чересчур поспешила, на мой взгляд! Пока женщина вела малышку за руку, та все оглядывалась на меня, словно просила о помощи.
— Насколько я помню, мы с вами отдельно обговаривали тот момент, чтобы вы не смели общаться с моей дочерью, — Рутланд медленно наступал на меня.
М-да уж, что за репутация у Нутеллы такая, что от нее даже детей прячут?
— По-моему, она чудесная. Я не сделаю Брианне ничего плохого…
— Осторожнее, миледи. Эта территория для вас под запретом. Со мной вы можете изгаляться, как угодно. Я привык к вашей лжи. Но играть на моих чувствах к моей дочери я не позволю. Играть в то, что вы испытываете к ней искренний интерес — это уже даже для вас чересчур.
