Сжавшаяся в уголке на полу Фица вслух молилась, а Агнешка совсем позабыла о воззваниях к ангелам и богам. С коленями она забралась на сидение и, держась за спинку похолодевшими руками, припала к маленькому окошку, из которого могла разглядеть окружённую лесом дорогу.
Если бы не жуткий вой и продирающее холодом спину ощущение смертельной угрозы, вид за окном показался бы совсем мирным — пустынная дорога, уснувший под толстыми сугробами лес, свет луны — такой яркий, что снег искрился, как днём. Агнешка вглядывалась вдаль ставшими болезненно сухими глазами, искала опасность.
Сердце испуганно сжалось — нашла. Безмятежную картину нарушила мелькнувшая вдали чёрная тень. Страха нагнали жёлтые глаза, блеснули совсем рядом с каретой, из тени двух огромных сросшихся елей.
Испугаться ещё больше Агнешка не успела — забыла дышать, услышав душераздирающий вой, но не сзади, как было всё это время, а впереди.
Окружили!
Агнешка обернулась на звук, но, разумеется, не увидела ничего, кроме внутреннего убранства трясущейся из-за быстрой скачки кареты. Зато заметила через боковое стекло, как из леса к ним бегут огромные волки, пятеро или больше — она не считала, ведь с другой стороны к ним тоже бежали. И сзади их нагоняли. Теперь по пустынной прежде дороге их преследовало десятка два огромных волков, а их вожак выл впереди — раздирал страхом души жертв до того, как добраться до них зубами.
Всё, их нагнали и загоняли теперь, как отбившегося от стада оленя.
Будь это настоящие волки, Агнешка бы знала, что делать: отвела бы неразумным глаза, заставила лечь в снег и мирно уснуть, но те существа, которые издали казались волками, ими не были, да и вблизи выглядели иначе. Не существовало на свете настолько крупных волков — настоящих гигантов, сильных, выносливых, способных за раз свалить лошадь или оторвать человеку руку ли, ногу.
Агнешка впервые вживую видела волколаков, но не могла ошибиться. Жёлтые глаза бет и алые альф светились в ночи, тем ярче, чем мощней была их духовная сила. Густая чёрная, серая, коричневая, белая шерсть делала их в чём-то больше похожими на медведей, чем на волков. От одного взгляда на их клыкастые, с горящими глазами морды становилось страшно. Тем более когда приходило понимание, что в обличии зверей охотились люди, но видели в цели не человека, а законную жертву, не сомневались в своём праве убить.
Смотреть в окна Агнешка больше не отважилась. Попыталась устроиться на сидении как полагается, но всё так скрипело, трещало, подпрыгивало и раскачивалось, что в итоге, как и её спутница, Агнешка сползла на пол.
В голове билось всё громче и уверенней: «Нам не спастись, тут ни боги, ни ангелы не помогут».
Сестрица Эля за такие мысли дала бы нагоняй, может, даже заставила бы стоять в углу на горохе. С какой бы радостью Агнешка перенеслась в обитель, даже если бы с гороха её не отпускали неделю.
— Помоги нам, Пречистая Мать, — нараспев, закрыв глаза, читала Фица, — пошли нам, находящимся в опасности, убогим и слабым, святого защитника. Пусть возьмёт он нас под своё покровительство, пусть избавит нас от врагов рода человеческого. Смилуйся, Пречистая, помоги. Сыном твоим заклинаю, жизнь отдавшим ради спасения нашего. Помоги нам, Пречистая Мать…
Всего на миг Агнешка отвлеклась на молитву, усиливая её многократно — «Где двое или трое собраны во имя Моё, там и Я невидимо стою между ними», — как снаружи раздался полный отчаяния вопль, а внутри — чудовищный скрежет.
Она только и успела прикрыть голову руками, как карета накренилась так, как ни разу до этого, а затем повалилась на бок, как раз в ту сторону, где у дверцы на полу пряталась Фица. Агнешку дёрнуло вбок и вниз, она упала, как и где придётся, путаясь в юбках и шубе.
Карету ещё недолго несло, затем всё стихло.
Агнешка упала удачно, ничего себе не повредив. Чувствовала, что прижала своим телом накрывшуюся шубами спутницу, постаралась приподняться и отползти, но та схватила Агнешку за руку.
Серые навыкате глаза Фицы в полумраке кареты стали как будто ещё больше.
— Молчи, — одними губами сказала она и прижала указательный палец ко рту.
Агнешка замерла, прислушиваясь — вокруг ходил кто-то. Испуганно ржали лошади… лошадь, теперь одна. Удар, глухой рык — и снова всё, кроме повизгиваний и рычания, стихло.
Карету качнуло, будто кто-то забирался по ней.
Фица подняла испуганное, как снег белое лицо к свету, проникающему через окно, и Агнешка вдруг поняла, что немедленно следует сделать. Дёрнула женщину за руку и приказала пригнуться, а затем спрятала скукожившуюся Фицу под овчиной из тех, которыми они накрывали ноги. Успела в последний миг, когда дверцу кареты уже тянула к себе чья-то рука.
Агнешка запрокинула голову. Лунный свет загораживал человек — крупный мужчина, кажется, черноволосый и, без всякого сомнения, голый.
— Давай руку, ведьма, — грубо приказал он со страшным акцентом, и Агнешка поняла, что в нападении случайности нет, взывать к жалости бесполезно.
Кое-как она приподнялась и протянула руку, как он потребовал. Охнув от боли, почти сразу же оказалась снаружи, сидящей на краю перевернутой набок кареты.
Десятки волков встретили её появление воем.
— Пошевеливайся, — волколак толкнул её в спину, и Агнешка повернулась к нему, хотела спросить, что он от неё хочет, но тот не стал объяснять, а столкнул её с высоты в снег.
— Вставай, — услышала она, выбравшись из сугроба. Поднялась на ноги, не понимая, почему подчиняется его грубым приказам.
Что делать в таких случаях, её не учили. Кругом ходили огромные волки, рычали, сверкали глазами, и лишь один — в человеческом обличии, бесстыдно обнажённый и не пытающийся даже ладонью прикрыться — стоял перед ней.
Она огляделась кругом: карета лежала на боку, судя по кровавым следам и чавканью, все их лошади пали. Со своего места Агнешка видела только одну тушу и наклонившегося над ней чудовищно огромного медведя, рвущего бедную лошадь на части.
Агнешка с трудом сглотнула. Отвела взгляд и тотчас заметила торчащую из глубокого сугроба пару сапог. Она не особо приглядывалась, но сердцем знала — это их кучер, и он, без всякого сомнения, мёртв.
Ни одного из шестерых сопровождающих конников она не увидела. То ли погибли, то ли сбежали.
«Лучше б второе, — взмолилась она про себя. — Может, до людей скорей доберутся, подмогу приведут. Не меня спасут, так Фицу. Пусть хоть ей повезёт пережить эту ночь».
Только какая подмога в безлюдных Стеклянных горах? Биться против волколаков охотников найдётся немного. С вилами да топорами — не найдётся вообще.
Агнешка закрыла глаза и попросила богов подарить ей быструю и лёгкую смерть — или спасти невредимой. Жить хотелось пронзительно, ярко чувствовалось, как по венам течёт кровь, как поднимается грудь, вбирая в себя каждый глоток свежего морозного воздуха, как сердце трепещет.
Волколак что-то сказал по-своему, для Агнешки непонятно, и волки ответили ему рыками, фырканьем. Она сосредоточилась из-за всех сил, чтобы понять, что он там говорит, почему вокруг этот смех, отчего спину продирает мороз до кости, словно тело уже знает ответ и боится его больше всего в этой жизни.
Человек-волк оказался открыт, словно книга, и она потянулась к нему так, как учила Душенька, не торопясь, медленно, словно к бабочке на цветке.
— Бьёрн! — раздался крик. И ещё какие-то слова. Гортанные, грубые, незнакомые — и очень яркие образы в голове: огромный медведь, кровь на снегу, её изломанное мёртвое тело, то в одежде, то нет, словно волколак ещё не решил, каким способом Агнешке доведётся уйти из жизни — уж точно не по лестнице в небо.
Она отшатнулась, прерывая их связь, вся сжалась под его веселящимся взглядом. Ей осталось лишь молиться о том, чтобы медведь поскорее пришёл, но боги и в этом оказались немилосердными.
Волколак сорвал капюшон с её головы, дёрнул удерживающую волосы ленту, и те рассыпались по плечам. Агнешка смотрела на него во все глаза. Тело словно окаменело, она хотела, но не могла даже пошевелиться. Мужчина медленно пропустил прядь её волос через пальцы.
