Чувствуя, что мысли докувыркаются сейчас до чего-нибудь совсем неприемлемого, я выкрикнула, словно прыгая в омут:
— Я согласна!
— Только помни, — пригрозила Грохлома, — коли нарушишь обещание, потеряешь ведьминскую силу.
Я облегченно выдохнула — мысленно, конечно, чтобы не обижать старушку, но та уловила мое настроение и очень недобро прищурилась:
— Думаешь, легкое наказание? Мол, раньше-то силы не было — и ничего, жила себе. Вот только ты это сейчас так думаешь, а когда силу получишь, привыкнешь, сживешься с ней — тогда и поймешь, что это значит — ее потерять. Да и лишиться ее в ту минутку можешь, когда боле всего в ней нужда потребуется. Так что наперед хорошенько подумай, прежде чем не исполнить обещанное.
— Исполню, честно, — пообещала я. И снова попросила: — А давайте теперь покушаем. Я-то могу потерпеть, но вот ежик…
— Фыр-р! — дернулся в ладонях Болтун. То ли попытался подтвердить мои слова, то ли возмутился, что я им прикрываю свое обжорство.
— Ежика своего, ладно, выпусти, пусть за печку ползет, тараканов ловит.
— Тараканов?! — возмутилась я. — Я понимаю, что вы обижены на Болтуна, но так-то уж зачем?
— А что, по-твоему, твой Болтун любит кушать?
— Ну, не знаю, — пожала я плечами. — Капустку, может, колбаску. Молочка, я думаю, хорошо бы ему налить.
— Не-ет! — забарабанил по моим ладоням лапками еж. Даже уколол слегка.
— Чего это ты? — удивилась я. — Ежики ведь любят молоко.
— Не-ет! — теперь даже подпрыгнул Болтун. Странно. Как будто я ему яд, а не молоко предложила.
— Но ведь тараканов ты уж точно не хочешь?
— Нет… Да… Нет… Да… — как уже было до этого, закашлялся Болтун.
Пардон, вопрос задан некорректно. Хотя ответ для меня был и так очевиден, я все же переспросила:
— Болтун, ты хочешь кушать тараканов?
— Да! — снова подпрыгнул ежик.
Что-то я упустила в своей жизни. Вопрос питания ежей точно прошел мимо меня. Но ведь почему-то была уверена, что они любят молоко! Может, это только Болтун такой уникум? У меня была знакомая, которая не любила шоколад. А ведь, это, пожалуй, еще необычней. Правда, тараканами она при этом не лакомилась. Разве что втихаря, тоже где-нибудь за печкой. И я сказала Болтуну:
— Ладно. Иди ешь своих тараканов. Мне, если что, не предлагай.
Я опустила ежика на пол, и он стремглав утопотал за печку, откуда сразу же донесся неаппетитный хруст. Вот уж да… А ведь я его целовала! Больше не буду.
— А откуда вы знаете, что едят ежи? — спросила я бабу Гроху. — Здесь ведь они не водятся.
— Я хорошо знаю зверей, — ответила ведьма. — Лучше, чем людей уже, поди. Хоть твой Болтун и нездешний, но у него с тутошней живностью много похожего. Такие как он любят жучками-червячками похрустеть. Лягух еще трескают, мышек, от ящериц, змей не отказываются. Но у меня только сушеные имеются, для зелий да снадобий, я их твоему проглоту не дам.
Но и после таких сведений у меня не пропал аппетит. Наоборот, только вырос. Мелькнула даже идейка, что сушеную змею можно было бы, пожалуй, погрызть. Я такой мысли удивилась, но быстро придумала ей объяснение: если я, как оказалось, ведьма, то пуркуа бы и не па? Может, и впрямь попросить у Грохломы, а то, вон, желудок уже рулады выводит. Небось, подслушал мои мысли про еду.
Баба Гроха не стала кормить меня сушеными змеями. Даже завалящей лягушачьей лапки не предложила. Она достала из печи чугунок, в котором оказалась обычная каша, очень похожая вкусом на пшенную, хотя цветом была почти как гречневая. Хозяйка не пожалела для меня и масла, которым щедро сдобрила кашу. Я призадумалась было о происхождении данного продукта, ведь коровы у ведьмы не наблюдалось, но в итоге голод оказался сильнее бесполезных подозрений, и я смолотила большую тарелищу гречневой пшенки и попросила еще. Запила я вкусное угощение не менее вкусным травяным чаем, от которого взбодрилась и почувствовала неодолимую тягу к решительным действиям. А именно — к немедленным поискам моего любимого принца, а для начала — его венценосного папы. Ведь время-то шло, а я, вместо того чтобы спасать Гошу, распиваю чаи и размышляю о происхождении поглощаемых продуктов, когда акутура, возможно, собирается поглотить его. Нет, поглотить вряд ли — так пропадут доказательства, — но я вряд ли утешусь, если моего любимого убить убьют, а есть не станут.
В общем, я себя достаточно накрутила, чтобы встать из-за стола и решительно сказать:
— Спасибо за кашу, было очень вкусно. Но вы знаете, мы очень торопимся, поэтому если вы не передумали насчет силы, дайте мне ее, и мы пойдем.
— Торопыги-то как раз всюду и опаздывают, — насупилась ведьма. — А силу — ишь, дайте ей! Это тебе не каша, мне готовиться надо, зелье для купели варить.
— Варить? — почувствовала я пресловутых мурашек на коже, вспомнив мысли о варке в крутом кипятке.
— Можно еще настаивать, но это дольше. Два дня и три ночи. Но ты ведь торопишься. — Последнее было сказано с откровенным сарказмом.
— А варить долго?
— Как сварится — так и сразу.
— Сразу что? Меня в кипяток? — не удержалась я.
— Ага. Давно мясца вареного не кушала, — хмыкнула Грохлома. — Ты не прикидывайся симбакашкой, я говорила уже, что вижу: не дурочка ты. С дурой и возиться бы не стала.
Симбакашкой меня еще никто не называл. Перевод я, к сожалению, уже знала, но дословно даже говорить не буду. Если приблизительно, по смыслу, то это значит: непроходимая тупица. Во всех смыслах непроходимая. В общем, плохое слово. Я и правда не такая. И догадалась уже, что варить меня баба Гроха не будет, про мясцо она пошутила. Кстати, где мой ежик, что-то его давно не видно, не слышно?
Поймав, видимо, мой ищущий взгляд, ведьма угадала невысказанные опасения и сказала:
— Болтун твой наелся и на печи теперь дрыхнет. Полезай-ка и ты к нему, вздремни-отдохни. И мне под ногами мешаться не будешь, пока я зелье готовлю.
А меня и правда потянуло в сон. Только что бодрой была, готовой хоть Енисей вброд перейти, и вот — веки будто смолой намазали.
— Я недо-олго, — зевнула я, забираясь на печь, и бормотнула развалившемуся там ежику: — Ну ты и разле-о-огся! Подвинься.
Потом-то я, конечно, удивлялась себе, что ничего не заподозрила — только что боялась, как бы мной не отобедали, а вот уже полезла спать на печь едва знакомой старухи. И вообще, то, что вдруг меня так развезло, тоже ведь не заставило ни в чем засомневаться. Может, как раз Болтун своим посапыванием подобные мысли отвел: он-то ничего, кроме тараканов не ел. Вот только я не знала тогда, что и ему блюдце с тем самым травяным чайком, что я пила, баба Гроха за печку поставила. Короче говоря, вырубила нас ведьма, облапошила как детей малых. Симбакашка я все-таки.
Глава 6
Проснулась я оттого, что меня кто-то тряс за плечо. А поскольку спросонья совершенно забыла, где нахожусь, сильно испугалась: ко мне забрались воры! Я даже не задумалась, зачем бы им меня будить: спросить разрешения украсть вещи? Но задумываться я пока тоже не могла. Вообще, состояние было несколько странным, будто перед сном выдула в одно горло бутылку шампанского — имелся у меня такой единичный опыт, хотя на сей раз не тошнило и не болела голова.
— Вставай, вставай, — услышала я возле самого уха скрипучий голос. — Купель готова уже, полезай. Только боты свои сыми, ты прям в них спать улеглася.
Вот теперь я наконец вспомнила, где нахожусь. Про купель, правда, еще не сообразила. И уточнила:
— Что за купель? Кого крестим?
— Вот те на, — замотала плешивой головой баба Гроха. — Я старалася, убивалася, силушку тратила, а ты не помнишь даже, что за купель. Ведьминскую силу кто хотел получить?
— Я. Вернее, не то чтобы хотела, но раз уж вы говорите, что я ведьма, и предложили дать силы…
— Говорите?! — вскинулась Грохлома. — Предложили?! Не то чтобы хотела?! А на кой я тогда все устраивала? Сколько добра на зелье ушло, знаешь? А сколько своей ведьминской силы я туда вбухала, пока варила да наговаривала? Неблагодарная ты, Лава Мирос. Обидно мне.