Горски. – Даже ездил на раскопки подобных сооружений. Это одно из последних зданий такого плана, остальные разрушены временем. Остатки следов Великих. Впрочем, неважно, нас уже ждут в Совете.
Я еще раз взглянула вверх, пытаясь прикинуть высоту. Наверное сорок или пятьдесят этажей, после чего пошла вслед за Горски.
Впереди нас ждал широкий пустой холл, напоминающий огромную залу, пройдя через которую, мы оказались у широкого стола, за которым сидел то ли охранник, то ли секретарь.
– Мирель Ева Нельски, – представил меня Горски. – На процедуру наследования.
Охранник вяло мазнул по мне взглядом, что-то просмотрел в журнале на свое столе, сверяясь со коротким списком, в котором я насчитала всего три фамилии – похоже не так много наследников сегодня готовились принять или отказаться от дара.
– Второй этаж, – огласил он громче, чем следовало, и эхо подхватило слова за ним, чтобы раздробиться под сводами зала.
– Благодарю, – ответил Горски, направившись к лестнице.
Я поспешила за ним.
– Тут пустынно, – отметила я, глядя в его спину.
– Дань традициям, сейчас действуют только три первых этажа. Остальное здание пустует, за ненадобностью. Хотя согласно хроникам, еще триста лет назад работали двадцать этажей и работали подъемники.
– А сейчас осталась бесполезная пафосность, – заметила я, оказываясь в очередном огромном холле, расходящимся на два коридора.
В этот раз даже спросить было не у кого, куда идти, но Горски похоже и так знал направление. Мы уверенно плутали по извилистым ходам, пока не оказались у двери, в которую постучал душеприказчик.
“Старший комиссар распределения Гальдэ” – прочла я на шильдике.
– Войдите, – раздался женский голос с той стороны.
Горски толкнул двери, приглашая меня войти первой, и я шагнула вперед.
В просторном кабинете, царил полумрак и холод, я зябко поежилась, осматриваясь вокруг.
Окна плотно задернуты непроницаемыми черными шторами, единственный свет исходил от ламп в потолке, временами мерцающих так тускло, что я едва боролась с желанием посоветовать одернуть шторы и впустить свет.
“Как в склепе” – мелькнула у меня мысль, а осмотрев скудный интерьер, я только убедилась, что тут собственно и был “склеп”.
Посреди помещения стоял закрытый саркофаг из алого камня, рядом два кресла видимо для меня и Горски, и еще чуть дальше в стороне стол, за которым сидела сухонькая старушка в роговых очках, строго взирая на меня.
– Побыстрее, мирель Нельски, – произнесла она. – Вы опаздываете. Дар вашего отца заждался.
Я покосилась на саркофаг.
Не думала, что церемония прямого наследования проходит вот так, рядом с покойным. Чаще всего использовались камни души.
Впрочем, до самой процедуры сегодня и не дойдет.
– Старший комиссар, – обратился Горски к старухе. – Боюсь у нас некоторые сложности, и ….
Гальдэ хрипло откашлялась, с раздражением глядя на душеприказчика.
– Сколько вас знаю, Горски, у вас никогда не бывает без сложностей. Давайте по регламенту. Мирель Ева, присаживайтесь, Горски, зачитывайте завещание.
Я неохотно прошла к креслам, выбрав дальнее от саркофага, и все еще ежась от холода, замерла в ожидании.
Горски тем временем откашлялся, щелкнул замками принесенного с собой маленького чемоданчика, и извлек оттуда запечатанный сургучом конверт.
– Перед вам завещание безвременно почившего Дарлинга Эстебана Нельски , составленное в моем присутствии и записанное с его слов. Позвольте его зачитать, – душеприказчик надорвал пакет, извлек лист бумаги, откашлялся и принялся зачитывать: – Я, Дарлинг Эстебан Нельски, находясь в трезвом уме и полном здравии….
Дальше шел текст, который я слышала еще вчера. Отец завещал мне либо все, если приму дар, либо ничего, если откажусь. Все просто.
– … Моему душеприказчику, за верную службу, – продолжал Горски, читая эту часть с особой гордостью. – Завещаю право управления “Дикой Картой” с получением восьмидесяти процентов доли прибыли, остальные двадцать моей дочери Еве, в случае принятия дара нейтрализаторства.
Я округлила глаза, ничего себе поворот событий. Так вот, где таился подвох, и почему Горски так активно меня уговаривал.
В случае моего отказа от него уплывал такой куш.
– Завещание зачитано, – произнес старик, передавая бумагу комиссару Гальде. – Теперь слово за мирель Нельски.
И столько надежды прозвучало в его последней фразе.
– Мирель Ева, – еще раз произнес он. – Подумайте еще раз о людях, которые останутся без работы. О детишках без хлеба на ужин… Я обещаю, что помогу вам разобраться во всем.
Он моляще смотрел в мои глаза, будто это могло поменять решение, которое я уже приготовилась озвучить, набирая воздух.
– Постойте! – прервала мой вдох старуха Гальдэ, внимательно вчитываясь в завещание и даже переворачивая его на другую сторону, словно там еще могло что-то найтись. – Это старое завещание. Дата двухлетней давности.
– Что значит старое?! – возмутился душеприказчик. – Это первое и единственное завещание, оставленное покойным.
– А вот и нет, пройдемте за мной, – шаркающей походкой старушка направилась к столу, на котором лежал толстенный талмуд с многочисленными записями. Она ткнула сухим пальцем в одну из последних строчек, явно сделанную не так давно. – Вот, взгляните. За день до смерти, господин Нельски, лично явился в Совет по распределению и составил новое завещание. Так что эта ваша писулька – недействительна.
– Невозможно! – возмутился Горски. – Это фальсификация, я бы знал!
Старший комиссар устало подняла на него взгляд серых, недобро блеснувших за стеклами очков глаз:
– Совет по распределению дара не место для истерик, Горски. Хотите покричать, выйдите на улицу.
– Так, подождите, – вмешалась я. – Если старое завещание недействительно, то где новое? И что в нем?
Внутри затеплилась надежда.
Что если в новом завещание отец все же отдал камень души матери мне, и поэтому прислал письмо с приглашением. Вдруг, я думала об отце хуже, чем оказалось на самом деле?
– Да, – с напором произнес Горски. – Что в новом завещании?
– А я почем знаю? – старуха громко захлопнула талмуд. – Найдете, приносите. Зачитаем. А сейчас, я не имею права передать мирель Еве дар отца. Процедура временно прекращена: либо до нахождения завещания, либо на срок до года, после чего мирель Ева
