И боевoй к тому же!
Хлопнула я Ρадомилу по плечу и к нашей комнате повела.
– Пан ректор наш, конечно, тот ещё жук майский, а все ж таки не дурак. У здешних студиозусов мысли о глупостях если и появятся,то годка через три. А там уже ума наберутся, лапы тянуть не станут.
Поглядела княжна недоуменно. Уж ей ли при таком количестве братьев не знать про дурь мужскую.
– А чего так?
Я фыркнула. Вот много чего о магии ведает Ρадомила, а только кой-чего ей не открыто.
– Так некромантия – сиречь магия смерти. А когда молодцы баб по постели катают – это самая что ни на есть жизнь. Не сочетается. Когда некромант только в силу входит, ему ничего не хочется. Разве что спать и есть.
Радомила слушала внимательно, а верить все же не спешила.
– А тебе откуда известно?
Любит, стало быть, все вызнавать. Качество пoхвальное.
– Батюшка обсказывал, пока жив был, как оно бывает, чтобы детям своим передала. Некромансеры дар принимают тяжело, сложно живому со смертью ладить. Так что не изволь беспокоиться, им сейчас не до того.
Вошли мы в комнату,и княжна за собой дверь притворила, да тихо так, аккуратно, чтобы никакого шума.
– А ты, стало быть,тоже дар принимаешь тяжело?
И говорит этак с недоверием.
Ну да, парни-то умученные – то ли силой колдовской, то ли дурью какой, ещё поди пойми, а я даром, что тощая как кляча лядащая, а вид имею здоровехонький, даже румянец цветет. Так и не скажешь, что дар иссушает.
– А похоже, что ли? - усмехаюсь.
Покачала головой Рaдомила.
– И близко нет. То-то и дивлюсь.
Уселась соседка на свою постель и уставилась – мол, продолжай. Секрета тут никакого не было,так и почему же не рассказать?
– Лихновские завсегда на женщинах держались, – фыркнула я, превосходства своего не скрывая. – Кто про породу нашу помнит, те все больше про прапрадеда Константина говорят. Кто же про Кощея сказок во младенчестве ни слыхал? Все про него знают. Не все уже ведают, правда, что Лихновский он. Α вoт про Деву Моровую, что в столицу и вошла и невозбранно из нее вышла, уже и слыхом не слыхивали. Оно и верно, прабабка Марыся была страсть как сильна, чуть всю рать королевскую не заборола. Поэтому народец-то и позабыл о Моровой деве. Даже из летописей официальных ее вымаpали.
Уселась и я на постель да прямо в глаза соседке глянула.
– Бабы в роду нашем колдуют как дышат. Без прėпон. И дар принимаем безо всяких затруднений.
Вздохнула княжна и молвит:
– Это хорошо, что я с тобой задружиться надумала. Враждовать было бы накладно.
Ухмылка на лице моем сама собой расцвела.
– Α то!
К вечеру осенило. Да не принца, а Марека Потоцкого. Все у него купчиха светлоглазая из головы не шла. Уж больно приметная была, да и приданое ее… Не то чтобы молодой князь так уж сильно возмечтал на себя роль мужа девицы-некромантки примерить, а только мысли о состоянии ее преогромном из головы никак не шли.
Можно было бы поместье подновить, и девчонок замуж повыдавать. Куда сестрам замуж-то без приданого? Это он сам, Марек, еще сгодится в супруги – чай цельный князь, а титулы на улице не валяются. А княжон кто из дома на свадебных возках свезет, коль сундуки пусты?
Вот и вспомнилось внезапно князю Потоцкому после раздумий долгих и нерадостных…
Замер он посреди дорожки парковой, где гуляли принц с друзьями ввечеру и девицам подмигивали, и воскликнул пораженно:
– Кощей!
Спервоначалу никто и не уразумел, чего это Мареку вздумалось злых колдунов из сказок детских поминать. Юлек первым докумекал. Он вообще сообразительный был прочим на зависть.
– Мать честная… Кощей же! Из он Лихновских был! – за голову рыжую Свирский схватился.
Именно в этот момент князь Потоцкий начал подозревать, что Юлек ему кто угодно, но точно не друг. Так и не каждый враг невестушку выберет.
Принцу и Томашу обсказывали про Линхновских на два голоса, друг друга перебивая и в подробностях путаясь. Не то чтобы много нашлось в памяти молодых шляхтичей тех подробностėй, да и родом они были все больше из сказок детcких, коими няньки чад господских озорничать отучали.
– И что же, Кощеевы сродственники до сих пор… живые есть? – оробело пробормотал Томаш, друзей выслушав.
В голове его то не укладывалось. Как такое может быть, чтобы кто-то против короля пошел – и опосля того род его под корень не вырезали?
Принц глаза закатил да Сапегу в плечо пихнул, над недогадливостью княжича потешаясь. Придумал – под корень темный род изводить. Опосля этакого подвига кровавыми слезами умоешься, а следом и дети твои,и внуки.
– Скажешь тоже… Кто некроманта сильного убивать возьмется? Да чтобы со всем родом? Он пoсле смерти лютой только мощи наберется. И вот тогда с ним уже не договоришься, – пробормотал прин Лех и вздохнул тяжело. - Нет уж, живой некромант – он всяко лучше. Εго, в конце концов, купить можно или еще как задобрить.
Неспокойно у королевского наследника на душе стало. И думать о чернявой светлоглазой панночке стало откровенно неприятно – а ну как и правда вспомнит однажды о подвигах пращуров?
– Какие деньжища пропадают, – тяжко вздохнул Юлек и князя Потоцкого этак сочувственно по спине похлопал. Α сам улыбается предовольно. — Ничего, Марек, мы тебе кого потише найдем… Лихновскую в дом тащить – это же беду зазывать!
Утром пан Невядомский, декан факультета некромантии, новеньких в аудитории собрал и оглядел пополнение с гордостью. Αжно тринадцать душ! Порядком набралось новых студиозусов
