— Дурочка...
Хрюкнув, потому что дурочка такими темпами грозилась стать расплющенной дурочкой, попыталась вывернуться, но силы были не равны.
— Ребра-а-а...
— М? О... — объятия слегка ослабли, но ровно настолько, чтобы прекратить плющить, но никак не выпустить. — Извини. Я так переживал, что не успею...
Взгляд разноцветных глаз был таким сложным для расшифровки, и мне начало казаться, что они выражают разные эмоции. Черный штормило от тревоги, а голубой прятал в своей глубине тепло и обещание защиты.
— А ушки славные. Очень. Мне нравятся. — тут его взгляд потяжелел, как и тон. — И видимо не только мне. Да?
— Угу. — в памяти всплыл эпизод из ночного сна, когда я, почти так же прижавшись к нему, жаловалась на котов. Задумчиво мазнув взглядом по вороту рубашки, сначала не поняла, что меня так цепляет. Снова оценивающе пригляделась к казалось бы самой обычной светло-голубой рубашке, затем даже слегка отодвинулась, но отпускать меня никто не торопился... и тут до меня дошло.
Пуговка! Пуговка, пришитая не крест-накрест, не по кругу, а треугольничком! Сложно объяснить, сложно вообще понять, почему так, а не иначе, но эта пуговка...
— Ира? В чем дело?
— Эйнар, а ты умеешь в сны проникать? — оторвав взгляд от пуговки и заглянув ему в глаза, увидела в них как понимание вопроса, так и ответ на него. — Ты...
— Я объясню.
— Обязательно. — чувствуя, как в груди растет снежный ком обиды, как становится сложно удержаться от обличительного вопля, как мне очень хочется, чтобы все мои догадки оказались лишь догадками... отступила на шаг и он не стал мешать, опустив руки. — Сейчас?
— Не здесь. — мотнув головой в сторону до сих пор притворяющегося спящим Виктора, Эйнар отдал грозное указание многочисленным Теням, приехавшим вместе с ним и распределившимся по комнате. — Контроль периметра. Из комнаты не выпускать, никого не впускать. — и уже мне, причем намного тише и мягче. — Ира, идем, пора уже поговорить. Давно пора.
Слова стали последним, что повлияло на уровень настроения. Оно пропало, причем напрочь. Таким тоном можно говорить только о том, что мне будет неприятно услышать. Очередная всплывшая на поверхность ложь? Что на этот раз?
Послушно идя следом, причем он ещё и за руку меня взял, словно не веря, что я буду идти за ним, если он меня отпустит, безразлично отметила, что входные двери восстановлению не подлежат, что в коридоре испугано шушукаются служанки, замершие при нашем появлении, что на первом этаже тоже снуют тени, контролируя, чтобы все сидели по комнатам и никто никуда не ходил, что на улице у ворот лежит белоснежный и смутно знакомый волк, которого я видела всего пару раз. Причем лежит он так, что никто не может пройти мимо него...
— Куда?
— Недалеко, не бойся.
Хозяйскими и довольно скупыми движениями усадив меня на волка, Эйнар устроился позади и потрепав животное по холке, скомандовал:
— Малыш, шагом.
— Но там Мила...
— Тени уже выкинули лишних, она в безопасности.
А я? Я в безопасности?
Понимая, что сопротивляться и кричать нет смысла и если сейчас он решит увезти меня туда, куда ему вздумается, то вряд ли я смогу ему помешать, но... Почему я сразу думаю самое плохое? Господи, как это же гадко — подозревать окружающих ещё до того, как они что-то сделали.
Паника то накатывала, то отступала, а мы все ехали, причем действительно шагом. То я убеждала себя в том, что это ведь Эйнар, он никогда и ни разу ни к чему меня не принуждал и я видела от него лишь помощь и заботу, то вспоминалась наша первая встреча, завтрак с умыслом, сегодняшний сон...
А затем вспомнились сны месячной давности. Их было всего два. Но какими они были!
Щеки моментально окрасились в сочный свекольный цвет, по спине прошел холодок дурного предчувствия, а желудок сжался в ледяной ком. Он подтвердил, что может проникать в сны. Тогда он сидел рядом. Тогда получается, что и тот, первый сон был наслан... им?
В общем, к тому моменту, что мы доехали до реки, но на этот раз немного иное место, я понимала, что ещё немного и у меня начнется истерика. И если сейчас он не убедит меня, что это всё мои дурные домыслы, то я... я...
— Ира...
Ему хватило одного взгляда, чтобы понять — дело хуже, чем бы ему хотелось. Догадаться несложно, провести параллели ещё проще, да ещё и тогда, когда на голове венец, отвечающий за логичность мышления. Тогда он поступил глупо и теперь ему это аукнется, причем так, что мало не покажется. Наоборот. Будет много.
Будет так много, что проще придумать заклинание на стирание памяти, чем признаться в том, что месяц назад, когда она спала, одурманенная приворотным зельем, он поступил как мальчишка, не удержавшись от соблазна и подкорректировав линию сна. И следующей ночью это тоже был он.
Лишь на третий раз он проявил волю и твердость характера и отказался от такой сладкой, но такой запретной пытки. Поистине пытки. Держать её в объятиях ночью, а днем видеть её отстраненный взгляд и дежурную улыбку. Ночью слушать её стоны удовольствия, а днем безразличное "доброе утро". Ночью ласкать шелковые волосы, а днем видеть их собранными в уродливую шишку.
— Да?
Можно ли за секунду понять, что разговор будет тяжелым? Можно. Особенно если в обоих глазах вина. Что в черном, что в голубом. Но та ли это вина, о которой думаю я? Или есть ещё что?
— Давай присядем... — сначала спрыгнув сам, а уже после сняв с волка меня, Эйнар одним взглядом отпустил его прочь и зверь послушно потрусил, вскоре скрывшись в роще.
Меня кстати мужчина так и не отпустил, держа за талию, глядя в глаза, но при этом не начиная говорить.
— Давай.
Давно мне не было так неловко. Очень давно. Но он прав, поговорить надо. А ведь я думала, что мы всё обговорили тогда. Он ведь признал, что его желание — это блажь и больше, чем коллегами и друзьями мы никогда не будем. Или солгал?
— Ир... — тяжело выдохнув, он поморщился, мазнул взглядом по берегу и потянул меня к пригорку. — Вот, давай... нет, мне на ноги.
Умудрившись усадить меня к себе на ноги до того, как я села на траву, да ещё и так что я оказалась к нему боком, обнял меня за талию и устроил подбородок на моем плече. Но так, что не давил весом, а лишь слегка касался.
— Ир, я тебя сейчас сначала всё расскажу, а ты пока помолчи, хорошо? Если будут вопросы и обвинения, то потом. Договорились?
Нервно кивнув, неосознанно сжала пальцы в кулачки. Не знаю почему, но было страшно. Страшно услышать таинственное "всё", страшно осознавать, что всё это время вокруг меня что-то происходило, а я и не знала.
— Ты помнишь ночь, когда Повелитель Таурин устроил в твою честь прием? В ту ночь, когда я тебя похитил?
Кивнув на вопрос, замерла в ожидании продолжения.
— Тогда, когда мы шли по границе миров, ты уснула. Просто уснула, доверившись абсолютно незнакомому мужчине. Ты меня не испугалась, не запаниковала, а просто уснула. Тогда мне это показалось забавным и милым. Наш ночной разговор... — подбородок на моем плече качнулся, словно он качал головой, — он оставил во мне странное чувство неудовлетворенности. Ты была напуганной, но храбрилась, любопытной, но осторожной, обиженной, но в то же время надеялась, что всё обойдется. Это заставило меня задуматься... а задумавшись, понять, как непросто тебе было раньше. Валькирия с запертым даром; душа воина, закованная в цепи; невозможность самореализоваться, потому что окружающие ждали от тебя лишь послушание. Узкие поведенческие рамки, наложенные ведьмовскими Силами, которые не учли слишком многого, а именно жажду свободы вопреки всему, даже порой вопреки разуму и здравому смыслу. Тогда мне показалось, что оставив тебя у себя, я смогу помочь тебе избавиться от комплексов. Не буду скрывать, я думал не только о тебе, но и о себе. Я никогда не страдал альтруизмом и в первую очередь просчитывал свою выгоду, это у нас в крови. Да, я внук Локи, но поверь, в отличие от него у меня была очень суровая мать, воспитавшая меня не только физически, но и морально. Я знаю такие слова как долг, ответственность и совесть и не просто знаю, а живу с ними. Согласен, не всегда получается, но иногда наши желания слишком сильны, чтобы им противиться. Ты назвала их блажью... Да, это была блажь. Именно тогда это была блажь.
