— Понял теперь, что такое настоящие пацаны? — рявкнул Дик в самое ухо кибернетика. — Не то что ты, дурилка зачуханная, мозгляк, мышь белая! Ну, показывай, как у тебя стоит!
Том громко застонал, кончая. Почти одновременно с ним и Хью залил спермой лицо Джен. Она хихикала, слизывая с его пениса сперму. Микки не мог смотреть на неё.
— Ты морду-то не вороти, — рычал Дик. — Так что, покажешь нам свою шишку в действии, или нет?
— Это червяк, а не шишка, — сказала Джен с ехидной усмешкой.
Вокруг засмеялись.
— Ты стала стопроцентной шлюхой, Джен, — голос Микки срывался от сдерживаемой ярости.
— А ты импотент, — парировала она.
— Импотент, импотент, — повторяясь на разные лады, зазвучало, заблеяло, заржало вокруг Микки.
Толпа отодвинулась от него. На Микки показывали пальцами. Он затравленно озирался и зажимал руками пах.
— Импотент, импотент… Выкинуть его отсюда, тут ему нечего делать…
Том и Хью взяли Микки за ноги и за руки и понесли к выходу, переступая через голые тела.
Из больших окон в купольном потолке на эту сцену смотрело два десятка пожилых мужчин и женщин. Они не были видны участникам группового развлечения, поскольку окна со стороны зала казались матовыми, зато для престарелых зрителей вся картина была как на ладони. Заплатив за свои места у окон не меньше, чем участники групповухи, старцы и старицы с жадностью следили за трахающимися, потягивали виски или коньяк и изредка обменивались впечатлениями.
— Парень совсем молодой, а конченый импотент, — толковали они, глядя, как Микки с позором выносят из зала.
— Такой же, как мы, — невесело усмехнулся толстяк с сигарой.
— Ну, мы-то уже в возрасте, — возразил его сосед, — а ему лет двадцать пять, не больше.
— Я в его годы засаживал так, что ломались кровати, — мечтательно сказал старик с татуированной лысиной. — Эх, времечко было!
Микки вынесли, и все сразу забыли о нём.
Старики пускали слюни, глядя на соблазнительные сцены.
— Смотрите, как она задрала ноги ему на плечи! Какие мощные ляжки! В них можно утонуть!..
— Нет, вы на тех посмотрите, что слева! Трахаются сразу вчетвером!
— Меня бы сейчас туда, в самую гущу… — стонал татуированный, чмокая губами.
— Вас, с вашей мочалкой, тоже вынесли бы вперёд ногами, — язвительно заметил его сосед, седой и тощий, как жердь.
— А у вас что, не мочалка? — оскорбился татуированный.
— У всех у нас мочалка, — желая их примирить, сказал толстяк с сигарой. — И никуда от этого не денешься. Нам теперь, в нашем положении, только и остаётся, что подсматривать…
И он, выпустив дым, снова прильнул к окну.
Голого Микки отнесли в комнатушку, смежную с туалетом, и бросили на пол.
— Ну что, прямо щас начнём его трахать? — спросил Том, почёсывая свой вздыбленный пенис.
— Нет, лучше погодим, — сказал Хью. — В зале идёт групповуха, там веселее.
— Точно, — согласился Дик. — Оттянемся на тёлках, а хмырём займёмся потом.
Прежде чем уйти, они связали бедного Микки по рукам и ногам, заткнули рот тряпкой, залепили скотчем, а потом подняли и втиснули в оказавшуюся тут же автомобильную покрышку. Микки сидел в ней, скрючившись в три погибели, с выпячивающимся сзади из покрышки задом. Сколько он ни дёргался, сколько ни старался высвободиться, у него, со связанными руками и ногами, ничего не получалось.
Хью пришла идея выставить покрышку с Миккиным задом в круглое окно, выходившее в туалет. Братки пришли в восторг.
— Чуваки, которые зайдут в туалет поссать, ошалеют! — хохотал Дик.
С окна тут же сорвали заслонку и вбили в него покрышку с Микки. Затем Дик и его компания покинули комнату, погасив в ней свет, но направились не сразу в зал, а сначала свернули в туалет — полюбоваться на торчащую в окне задницу.
Братки гоготали, глядя на неё.
— Нарочно выжру лишнюю таблетку "Бешеного жеребца", чтобы воткнуть в это очко мою колбасину! — орал Хью и тряс рукой свой вздутый пенис.
— Какой-то зад у него худосочный, — Том со смехом щупал Миккины ягодицы.
— Ничего, — ухмылялся Дик, — воткнём и в такой.
— Он будет нашей дрочильной машиной, — резвился Том. — Будем в неё спускать, пока не посинеет!
— Ладно, пошли, — сказал, наконец, главарь. — Групповуха продлится ещё минут сорок, а потом подвалим сюда со всей бригадой.
Бандиты вышли из туалета и голоса их смолкли.
Микки снова попробовал высвободиться, но скоро убедился в бесполезности этих попыток. Он тяжко вздохнул, свесил голову на грудь и зарыдал от злости и отчаяния.
В помещении было темно, свет сюда проникал только из щели под дверью. Из зала доносилась музыка. Там сейчас шло групповое развлечение, и там же была Джен. Микки злился на себя за то, что припёрся в это заведение, припёрся, хотя знал, что это может кончиться для него плачевно. Он злился на Джен, на Дика, на свою невезуху, плакал и шмыгал носом. Голый зад, выставленный в туалет, продувало лёгким сквозняком. Микки подумал о том, что, может, и правда кто-нибудь посторонний войдёт туда и увидит эту нелепую картину. Наверно, посетитель туалета расхохочется. Впрочем, по сравнению с несчастьями, обрушившимися сегодня на Микки, это унижение было сущим пустяком.
У него начинало затекать тело. Заныла поясница. Тряпка во рту и скотч под носом не давали нормально дышать.
Он вздрогнул, когда в туалете хлопнула дверь и раздались шаги. Шаги показались ему тяжёлыми, как будто там шёл какой-то толстяк или робот. Но робот никак не мог попасть в "Ночную моль". Значит, это был кто-то из публики или подручных Дика.
Микки был прав, подумав, что это робот. В туалет вошёл не кто иной, как Пип.
Зная, что ему надо ждать на Четырнадцатой улице, робот добросовестно протоптался там полчаса, но, поскольку хозяин не появлялся, решил заглянуть в заведение и проведать в чём дело. Робот-охранник попытался преградить ему дорогу, но Пип, насадив на себя штырь, решительно притянул его к себе и через пару минут обесточенный страж валялся в углу. Пип твёрдым шагом проследовал по коридору и вошёл в туалет.
В туалете не было ни души. Увидев дверь впереди, робот направился к ней, но тут внимание его привлекло круглое отверстие в стене и высовывающаяся оттуда голая задница. Несоответствие этой картины логическому ходу вещей заставило его остановиться. Прикинув размеры задницы и диаметр отверстия, робот понял, что самостоятельно человек так засесть никак не мог, а потому в ситуации есть неправильность.
— Эй, приятель, — сказал робот. — Ты чего тут сидишь?
