— Катрин…, - услышала слабый простуженный голос Фаре и бросилась со всех ног в комнату. Он смотрел на меня покрасневшими, слезившимися глазами и виновато продолжил, — прости меня, девочка…
— Ну, что ты? Что ты, Люк…, - еле сдерживая слезы, сказала улыбнувшись ему. — Я вылечу тебя! Подумаешь, простуда!
Он с сомнением покачал головой и снова закашлялся:
— Одна ты не справишься…, я знаю доктора, он берет не дорого, живет недалеко от Турнельского дворца, ты ведь знаешь где это? Мы с тобой там недавно проходили…, - с придыханием сказал Люк, удерживаясь от кашля. — Запомни: улица Ботрейи, Реми ле Одуэн!
Не помня себя, выскочила в темноту надвигающейся ночи. Беспокоясь о Люке, со всех ног кинулась на поиски нужной улицы. Ночью искать что-либо значительно сложнее, чем днем. Я хорошо помнила, где находится Турнельский дворец, но найти его в темноте было довольно непросто…
Я торопилась, подгоняя себя, и вконец заблудилась среди многочисленных улочек и переулков. Окружающая темнота давила безысходностью. Мелкие капли дождя жестокий ветер бросал в лицо.
Куда идти? У кого просить помощь?
Люк. Он ждет меня совсем один, а я… потерялась, как маленькая девчонка, вот еще только осталось сесть посреди улицы и заголосить. Да, ситуация…
Я заметалась, словно загнанный зверек, в поиске выхода. И тут меня привлек негромкий странный звук. Завернув за угол, увидела перед собой несколько привязанных у дома лошадей. Они нервно переминались на месте и храпели так, словно перешептывались друг с другом. Круги воздуха витиевато танцевали вокруг их вытянутых морд. Холодно. Я, поежившись, плотнее запахнула плащ и огляделась. Никогда не ездила верхом и всячески боялась этих животных с детства. Осторожно обогнув дом, увидела, что почти оказалась на месте, узнала угол Турнельского дворца, выступающего в конце улицы. Но моя радость тут же — улетучилась, так как проход был закрыт. Пять или шесть теней метались по улице Сент-Антуан, громкими выкриками оглашая спящую окрестность. Звон металла подсказал, что идет сражение и не на жизнь, а на смерть. Возгласы и злые шутки, доносившиеся до меня, говорили о том, что бой еще только начался, а ждать я больше не могла…
Говорят, что люди часто делают странные вещи в состоянии аффекта. Наверное, я была близка к тому, чтобы пойти на безумный поступок. Поэтому, вернувшись к скакунам, сделала то, что никогда бы не осмелилась, будь у меня на тот момент здравый рассудок.
Выбрав спокойную лошадку (как мне показалось на тот момент) я, подбадривая себя и её — шептала что-то невразумительное. Отвязывая красавца и перекидывая удилища назад, отвела его в сторону от остальных коней. Вставила одну ногу в стремена, крепко держась за седло, вторую закинула через него — и чуть не запутавшись в складках юбки, все же взгромоздилась (по-другому не могу назвать мое усаживание) на скакуна.
— Хорошая лошадка! Хорошая! — погладила коня по холке. Тот настороженно заводил ушами, медленно переступая.
"Как же тобой управлять?" — думала я, вспоминая что-либо прочитанное на этот счет. Опыта верховой езды у меня, к сожалению, не имелось.
— Ну, милый, вперед! — скомандовала, причмокнув, как заядлая наездница, попыталась взять управление конем в свои руки, вдавила ему в бока со всей силы пятками, и хлестко шлепнула ладонью по крупу. Он послушно прибавил ход и понесся галопом в нужном мне направлении.
Получилось так, что мы с конем разделили людей на две части, нападающие остались по одну сторону моего скакуна, а тот, кто оборонялся от них, по другую. Осадив коня, обернулась к мужчине, прижимающему одной рукой камзол (возможно, его беспокоила рана, в темноте трудно было вообще хоть что-то разглядеть), другой же, опираясь на шпагу, воткнутую в землю, он стоял ко мне ближе, чем остальные.
Дуэлянты застыли от неожиданности, я же, не теряя времени, протянула раненому мужчине руку:
— Скорее, сударь!
Тот понял, что от него требовалось, вскочил на коня позади меня, и мы понеслись дальше под бурные выкрики оставшихся с носом господ. Управлять жеребцом мужчина умел значительно лучше меня и, отдав ему власть над животным, я оказалась в роли пассажира. Отъехав на приличное расстояние, решила распрощаться со спасенным господином.
— Простите, сударь, но мне нужно в другую сторону, — сказала, заметив, что идти пешком будет довольно далеко, и если не уйду сейчас, то окажусь еще дальше. Мне ответила тишина. Перехватив из обмякших рук поводья, я остановила коня у какого-то храма (поняла это по высокому куполу здания) и, обернувшись, увидела, что молодой человек без сознания. Он навалился и тяжестью своего тела почти придавил меня к холке жеребца. Кое-как спешившись (юбка сильно затрудняла движение), я стянула мужчину за собой. Он прерывисто дышал, стало быть — живой! Это обнадеживало. Оттащила его под развесистую ель. Под ней было сухо, и низкие ветви защищали от ветра. Развязала тесьму на его плаще и, свернув в несколько раз, подложила его под голову господину, словно подушку. Дрожащими от волнения руками, разорвала на нем рубашку. Рана кровоточила из продырявленного бока. Нужно было срочно делать перевязку. Но как? Чем? Его одежда вымокла в крови и испачкалась, от этого я могла только навредить, занести инфекцию в открытую рану…
Иногда в сложных жизненных ситуациях я действую необдуманно и спонтанно, словно со стороны наблюдая за происходящими событиями. Так же произошло и на этот раз.
Отыскала в траве подорожник (умытый дождем, он был практически стерилен) и, надеясь на чудо, приложила его к ране — растение должно остановить кровь. Затем, сняла с себя рубаху, разорвала её на тонкие полосы, впиваясь зубами в ткань и глотая слезы. Перевязала парня. Сильно, насколько смогла, затянула повязку и, закутавшись в плащ, выстукивая марш зубами, наклонилась к нему, прислушиваясь к дыханию.
Мужчина застонал, открыл глаза и увидел меня. Я узнала незнакомца. Это его скакун чуть не раздавил моего Роки в наше первое появление тут.
— Боже! — выдохнула я. — Вы?
Он смотрел на меня, не мигая и, казалось, что не видит и ничего не слышит. Его взгляд упирался в мою стрекозу, болтающуюся на груди. Она вывалилась из плаща и раскачивалась, как маятник на ветру.
— Сударь, я скоро вернусь, — прошептала ему в ухо, едва коснувшись губами завитков темных волос. Затем поднялась, и на этот раз намного увереннее запрыгнув на коня, поспешила отыскать дом лекаря.
Улица Ботрейи спала так же, как и многие другие в это час. Пересилив свою робость, постучала в первую попавшуюся дверь. Сонный мужской голос хмуро поинтересовался тем, какой черт разбудил его в это время, но услышав мой вопрос, назвал номер дома и, страшно ругаясь мне в след, пошел досматривать сны.
