- Нет, - сказал он, - Анжела, пожалуйста, постарайся понять. Мне жаль, если я заставил тебя думать…
Осознание отказа заполнило меня. Внезапно слезы навернулись на мои глаза.
- Ты заставил меня подумать что? Что ты мог бы заинтересоваться в ком-то вроде меня?
Он вздохнул.
-Ты великолепная, волевая, умная. Ты удивительная. Любой смертный мальчик был бы счастлив, быть с тобой.
-Мне не нужен смертный мальчик, - сказала я, мой голос звучал беспомощно, надломлено и уязвимо, - Мне нужен ты. Это может быть лишь временно. Мне все равно.
Он закрыл глаза на минуту, его челюсти сжались. Потом он опустил голову, вздохнул вновь и сказал:
- Я не могу быть с тобой, Анжела.
- Почему нет?
- Ты ребенок, - сказал он.
Я сделала шаг назад, будто он ударил меня.
- Я - ребенок.
Он ничего не сказал.
- Ты… - меня трясло, мне было так больно. Я была в бешенстве и абсолютно подавлена, - Сыграй мне что-нибудь на скрипке, Анжела. Сними это с себя, Анжела. Ты… ты просто забавлялся со мной.
Он поднял на меня взгляд. Гнев вспыхнул в его глазах.
- Нет. Я не просил тебя об этом. Мне это не нужно.
- Ну и прекрасно. Хорошо. Я не нуждаюсь в тебе. Ты… Придурок, - выпалила я и затем выскочила за дверь.
Я не могла больше находиться и секунды в его присутствии. Я побежала. Прочь из его квартиры. Вниз по мощеной улочке. Назад, к моей бабушке. Где я упала на свою кровать и плакала сильнее, чем я плакала когда-либо прежде. Как глупо с моей стороны, думала я позже, когда я смогла снова трезво мыслить. Я вела себя как подросток. Я прикоснулась к своим губам, которые еще помнили поцелуй. Как глупо. Я должна вернуться и извиниться. Но когда я решилась это сделать, он уже ушел.
- Кто этот мертвый парень? – спрашивает Анжела.
Мы в Сикстинской Капелле вместе с Пеном. Здесь так много всего: столько различных фресок, картин и гобеленов, что глаза разбегаются. Честно сказать, это вызывает головную боль.
- Это Моисей, - отвечает Пен. – Это называется «Разговор над телом Моисея».
- Похоже, дискуссия довольно жаркая, - говорит Анжела. – А кто тот ангел с копьем?
- Майкл.
Ничего не могу с собой поделать. Я поворачиваюсь, смотрю, и да, это мой старый добрый папа, облаченный в золотые доспехи и шлем с перьями, замахивающийся, чтобы заколоть демона. Он даже чем-то похож на моего отца, что-то в его лице напоминает мне Джеффри. Я сглатываю. Ни отца, ни Джеффри я не видела с маминых похорон.
- Так, значит Майкл крутой, - говорит Анжела, уголок ее рта подергивается в изумленной улыбке. Она встречается со мной взглядом, почти подмигивает.
Пен усмехается. – Это он так думает. Его называют Карателем.
Я быстро отвожу взгляд, стараясь принять равнодушный вид. Так хочется ее придушить.
- А кто тот ангел в зеленом? – спрашивает она.
Пен косится на фреску. – Трудно сказать. Возможно, Уриэль.
- Почему? Потому что Уриэль любитель зеленого?
Он снова усмехается. – Потому, что Уриэль – закадычный друг Майкла.
Ладно, удачная идея или нет, но должна признать, это интересно. Мы провели с Пеном все несколько часов, а я уже узнала много того, чего не знала раньше. Например, что у моего отца есть лучший друг - Уриэль.
- Итак, на левой части изображена жизнь Моисея, на правой – Иисуса, на потолке – сотворение мира, - говорит Анжела, когда я отхожу на несколько шагов. Я поднимаю голову, чтобы увидеть на потолке знаменитое изображение Бога, создающего Адама. Мне всегда казалось ироничным, как фигура Бога вытянута, его тело почти полностью натянуто в попытке прикоснуться к Адаму, Адам же, словно пресыщен этим, будто ему лень даже вытянуть руку.
- Что насчет этого? – доносится до меня шепот Анжелы, когда они с Пеном отходят к стене со «Страшным судом» Микельанджело: клубок обнаженных извивающихся тел, некоторые из них поднимаются в небо, других же зарывают в землю.
- А что насчет этого? – спрашивает Пен после продолжительного молчания.
- Так все и будет? – спрашивает она. – Так нас будут сортировать? В конце?
Я хочу это слышать. Я подхожу ближе, чтобы слышать сквозь топот ног и тихие разговоры туристов вокруг. Мгновение Пен выглядит так, словно собирается сказать что-то серьезное, открыть какую-то важную деталь в нашем знании о мироздании, жизнь и смерть, рай и ад, вечная благодать и бесконечные муки. Затем он улыбается.
- Если расскажу тебе – испорчу сюрприз, - говорит он.
Она бьет его по руке. – Ну и ладно. Не рассказывай.
- Вот и не буду.
- Ты придурок, знаешь об этом? – со смехом отвечает она.
Пен хочет забраться на вершину собора Святого Петра. «Отлично, на мне подходящая обувь», это все, что я отвечаю. Чтобы до него добраться требуется некоторое время. Сначала мы едем на лифте, затем триста двадцать три ступени поднимаемся по спиральной лестнице, шириной с плечи, вызывающей клаустрофобию. И вот мы на улице, и это похоже на вершину мира, Рим простирается под ногами, залитый лучами заходящего солнца.
У меня перехватывает дыхание. Ну, из-за этого и от того, что я преодолела столько ступеней. – Это потрясающе, - выдыхает Анжела.
- Да, - говорит Пен, и думаю, он знает, что такое потрясающе. – Так и есть.
Я встаю у перил и делаю несколько снимков вида, но понимаю, что моя камера не в состоянии передать всю красоту. Затем я поворачиваюсь и импульсивно фотографирую Пена и Анжелу. В ту же секунду, как фотография отражается на экране, я понимаю, что сделала великолепный снимок: они стоят близко, но не касаются друг друга, Пен смотрит не на закат, а на Анжелу, в открытую любуется тем, как ее окутывают золотые лучи, отражаясь от ее длинных темных волос, лаская ее лицо, пока она восторженно смотрит вперед. В этот момент у меня появляется чувство, что их отношения не такие уж односторонние. Возможно, она ему тоже нравится.
Я не уверена, что чувствовать по этому поводу. Мне это кажется неправильным: восемнадцатилетняя девушка с кем-то, кто буквально старше мамонта, но кто я такая, чтобы судить? В конце концов, моя мама замужем за ангелом.
Возраст – это просто цифры, правда?
Пора идти, думаю я, и ускользаю, оставляя этот романтичный момент им двоим. Но Анжела говорит: - Хочу писать. Скоро вернусь.
Я озадаченно смотрю на нее: - Ты собралась пройти весь путь вниз? Я с тобой, - предлагаю я.
- Нет. Останься, - отвечает она, и я узнаю командный тон. Дело не в том, что ей нужно в туалет. Она хочет, чтобы мы с Пеном остались вдвоем.
- Подожди, - говорю я, но она уже ушла.
- Женщины, - со смехом говорит Пен. – Они всегда выбирают самые неудачные моменты, чтобы припудрить носик.
