И вдруг неожиданно их спокойствие было прервано, в него ворвался голос, полный негодования и удивления:
— Что вы делаете?!
Подняв глаза, Поппи увидела в дверях своего брата Филиппа.
Джеймс мгновенно отпрянул, схватил с тумбочки пластиковый стаканчик и сунул его в руку Поппи. Она поняла и, сделав большой глоток, смочила губы, чтобы смыть следы крови. Движения ее были неловкими и давались ей с трудом, она никак не могла прийти в себя и собраться с силами.
— Что вы тут делаете? — повторил Филипп, врываясь в палату.
Он пристально смотрел на Джеймса. Поппи, воспользовавшись случаем, старалась прикрыть шею.
— Не твое дело, — ответила она и тут же поняла, что совершила ошибку. Фил, всегда такой спокойный, сама уравновешенность, сейчас был в бешенстве.
«Мама ему сказала», — догадалась Поппи.
— Я хотела сказать, что ничего мы не делали, — поправилась она.
Но это не помогло. Очевидно, сегодня Фил во всем видел угрозу для ее жизни. Поппи не могла его винить. Войдя в палату, он увидел их сплетенными в странном объятии на смятой постели.
— Я была напугана, и Джеймс успокаивал меня, — заявила она.
Она даже не попыталась найти хоть какое-то объяснение тому, зачем Джеймс склонил ее голову к своей руке. Бросив быстрый взгляд на руку Джеймса, Поппи увидела, что ранка почти затянулась, и следы ее стремительно исчезают.
— Все в порядке, ты же знаешь, — начал было Джеймс, стараясь загипнотизировать Фила, но Фил едва удостоил его взглядом. Он смотрел на Поппи.
«Не получается, — подумала Поппи. — Может быть, Фил сейчас слишком возбужден или вовсе не податлив от природы».
Она вопросительно посмотрела на Джеймса. В ответ он едва заметно кивнул: он сам был удивлен, что Фил не поддается гипнозу.
Оба они понимали, какие последствия повлечет за собой приход Фила: Джеймсу придется уйти. Поппи чувствовала себя обманутой и подавленной. Единственное, чего ей сейчас хотелось, — это говорить с Джеймсом о том, как они открыли друг друга, наслаждаться общением с ним. Но им помешал Фил.
— Как ты сюда вошел? — раздраженно осведомилась она у брата.
— Я привез маму. Ты же знаешь, она не любит ночью водить машину. И я принес тебе это, — он поставил на стол ее косметичку, — и это, — он вытащил из сумки черную коробку с дисками, — твоя любимая музыка.
Ярость Поппи мгновенно улетучилась,
— Как это мило.
Она была тронута, и особенно тем, что Фил не сказал, как обычно: «Твоя безумная музыка».
— Спасибо.
Фил пожал плечами, свирепо смерив Джеймса взглядом.
«Бедный Фил», — подумала Поппи. Ее брат выглядел крайне взволнованным. У него покраснели и опухли глаза.
Не успела Поппи произнести: «Где мама?», как дверь распахнулась и в палату вошла миссис Хилгард.
— Я вернулась, дорогая, — сказала мама с очень правдоподобной очаровательной улыбкой, но, заметив Джеймса, удивленно вскинула брови.
— Джеймс! Как мило, что ты пришел.
— Да, но он уже уходит, — многозначительно откликнулся Фил, — я покажу ему дорогу.
Любая попытка подольше задержаться у Поппи была обречена на провал, и Джеймс не стал возражать. Он повернулся к Поппи и сказал на прощание:
— Увидимся завтра.
Взгляд его глаз, серых, а не серебристых, предназначался только ей одной. Впервые за все годы их дружбы он смотрел на нее так.
— До свидания, Джеймс, — сказала она и добавила: — Спасибо тебе.
Она знала, что Джеймс ее поймет.
Только когда Джеймс, преследуемый Филом, как дичь сворой гончих, покинул палату, в голову Поппи пришла тревожная мысль.
Джеймс сказал, что если она не получит достаточно крови, то окажется в опасности. Но их прервали, едва она припала к его запястью. Достаточно ли крови она получила? А если нет, что с ней будет? Она не знала, а спросить у Джеймса не было никакой возможности.
* * *
Филипп неотступно следовал за Джеймсом, пока они не вышли из клиники. «Не сегодня», — думал Джеймс. Сегодня он ничего не может поделать с Филиппом. Ему изменило терпение, он судорожно соображал, достаточно ли крови получила Поппи, чтобы оказаться в безопасности. Он полагал, что достаточно, но чем скорее она получит вторую дозу его крови, тем лучше.
— «Увидимся завтра»… Ну уж нет! И не надейся. Завтра ты ее не увидишь, я тебе обещаю, — резко сказал Фил по дороге к гаражу.
— Фил, не гони так, дай мне перевести дух.
Фил преградил Джеймсу дорогу, заставив его остановиться. Филипп тяжело дышал, его зеленые глаза горели, как у кошки.
— Ладно, приятель, не знаю, как ты называешь свои отношения с Поппи, но теперь с ними покончено. С этого дня ты будешь держаться от нее на почтительном расстоянии. Понял?
В голове Джеймса промелькнуло видение: он ломает шею противника, как обычный карандаш. Но Фил брат Поппи, и глаза у него такие же, как у Поппи.
— Я никогда не причиню Поппи вреда, — устало произнес он.
— Стоп! Ты хочешь сказать, что у тебя нет на нее видов?
Джеймс не мог заставить себя сразу отречься от Поппи. Еще вчера он не солгал бы, сказав, что у него нет видов на Поппи, потому что в противном случае он подписал бы смертный приговор и себе, и ей. Но сегодня, когда Поппи оказалась на пороге гибели, он позволил себе мысли о своих чувствах к ней.
А теперь… теперь он был так близок к ней. Он прочел ее мысли и понял, что она даже лучше, чем он о ней думал. Она бесстрашная, добрая, нежная.
Он мечтал снова быть с ней рядом и так за нее тревожился, что перехватывало дыхание. Они были единым целым, но Джеймс понимал, что этого может оказаться недостаточно: обменяться кровью — значит стать очень близкими людьми, однако он не должен пользоваться установившейся между ними неразрывной связью и благодарностью Поппи. Надо подождать, пока Поппи будет способна принимать самостоятельные решения.
— Я меньше всего хочу обидеть ее. Почему ты мне не веришь?
Он сделал еще одну попытку поймать взгляд Фила. И вновь попытка гипноза не удалась. Казалось, Фил принадлежал к числу тех немногих смертных, которые не поддаются внушению.
— Почему я не верю? Да потому что я тебя знаю! Тебя и твоих подружек. — Фил постарался, чтобы его слова прозвучали как можно оскорбительнее. — Ты их меняешь, как перчатки.
На минуту Джеймс отвлекся, представив себе Фила мертвым.
Ему нужны были шесть подружек в год. После двух месяцев связь между ним и жертвой становилась слишком тесной, а это опасно.
— Поппи мне не подружка, и я не собираюсь ее бросать, — сказал он, радуясь собственной сообразительности.
