— Три месяца, — сказал он почти невидимому Хельги.
— Три месяца, — ответил тот.
ГЛАВА 9
Древние саги, написанные еще во времена, когда люди и эйги были единым народом, содержат рассказы о кровной мести, распрях и войнах. Месяцы и годы спокойной и безопасной жизни называются временем, «когда ничего не происходило». Вот уже несколько недель в жизни Стаи не происходило ничего. Никто не посягал на территории, контролируемые эйги. Вельва мирно спала в Уппсале и не видела дурных снов. Боги принимали жертвы. Бизнес был успешен. Все шло замечательно, за исключением одного: Хильд не смотрела на Орвара. Просто в упор его не видела.
В одиночестве своего дома он бесился, чуть ли не на стену лез, но как ни странно, не менял облика. Его недоумение, обида, злость были слишком человеческими чувствами и не имели ничего общего с животным страхом или яростью. С другой стороны, отступила тоска, что мучила его последние три года. Хильд была жива и здорова, ей ничто не угрожало и у нее хватало сил, чтобы ненавидеть его, и храбрости, чтобы показать ему это.
И, что уж душой кривить, он был благодарен сестре, удержавшей его от непоправимой ошибки. Когда Орвар узнал, что у Хильд был другой, когда почуял на ее коже тот мерзкий запах, он чуть не сошел с ума. Единственным его желанием было запереть ее в подвале и трахать, пока упрямая девчонка не возьмется за ум. Не просто тактическая ошибка, а стратегический провал, как сказала бы его умница-сестра.
И рано или поздно ему пришлось бы заплатить за все обиды, что он нанес Хильд. Те же саги подтверждали, что женщины Свеаланда высоко ценили свою честь и жестоко мстили за обиду. Печально известная Халльгерд (1), например, сгубила двух мужей, оскорбивших ее пощечиной, а Гудрун (2) вообще накормила своего мужа Атли сердцами собственных детей, лишь бы отомстить. Да что уж далеко ходить, он сам в сое время убил Хокона, мстя за отца, сестру и мать. И ни один эйги не сказал, что он поступил тогда неправильно. Зато теперь все были живы, здоровы и даже счастливы. За исключением самого Орвара.
Он каждый день завтракал и ужинал в доме конунга, чтобы иметь возможность встречаться с Хильд. Он бы с радостью вообще поселился у сестры… если бы не предостерегающий взгляд Хокона. Но надо признать, терпение у его зятя было аЦЦкое. На его месте Орвар давно бы уже себя убил.
А Хильд все равно на него не смотрела.
* * *
Выезд за пределы Фози был событием, сравнимым то ли с визитом представителя королевской семьи соседнего государства, то ли с вторжением армии карликового государства. Скорее всего, второе, думала Хильд, угрюмо пялясь в окно бронированного внедорожника. За рулем сидел высокий крепкий мужчина (других, кажется, в общине и не водилось) в черном костюме, а на пассажирском сиденье рядом с ним устроился Кьяртан. Хильд время от времени ловила его внимательный взгляд в зеркале заднего вида.
Зеркало было не таким, которое обычно входит в комплектацию автомобиля. Широкое и чуть изогнутое, оно давало отличный обзор всего, что происходит сзади, и водителю и пассажиру на переднем сиденье. За их внедорожником следовал еще один, точно такой же, с Хельги Левшой за рулем.
На попытку Хильд отвязаться от этого то ли почетного эскорта, то ли конвоиров, Фрейя лишь беззаботно пожала плечами:
— Не бери в голову. Просто у наших мужчин слишком сильно развит инстинкт защиты семьи.
Или они слишком лелеют свою паранойю. Или у них действительно есть причины опасаться за жизнь своих женщин? В любом случае, исходив за три дня вдоль и поперек весь Фози, Хильд была согласна на любые условия, лишь бы вырваться за границы этих нескольких кварталов, ограниченных незримыми заборами и решетками.
Особенно ее тянуло в Западную гавань. Там ветер с залива нес соленую пыль, там пахло водорослями, кричали чайки, там на лотках у эмигрантов-голландцев можно было купить селедку с мелконарезанным луком и несколькими ломтиками соленого огурца. Называлась она смешно: «maatjes haring», то есть девственная сельдь. Ничего вкуснее Хильд в жизни не ела.
Иногда к ней присоединялась Фрейя, которая лопала «голландских девственниц» с завидным аппетитом, но чаще Хильд приезжала в гавань одна. Побродить вдоль набережной, посидеть на скамейке или на камнях парапета со стаканчиком горячего глинтвейна, закрыть глаза и подставить лицо соленому влажному ветру — вот и вся свобода, доступная ей в настоящее время. Пару раз Кьяртан отвез их с Фрейей в рыбные рестораны с устрицами, тунцом и прочими деликатесами, но после того, как за столом к ним непринужденно и естественно присоединился Орвар, Хильд сильно напряглась.
— Да ладно тебе, — как обычно отмахнулась Фрейя, — эти рестораны принадлежат нашей семье, так что здесь всегда можно застать кого-нибудь их наших.
Как успела заметить Хильд, «нашим» принадлежало несколько торговых центров, сеть быстрого питания, автомобильные заправки, и чуть не половина бутиков на Содергатан (3) — короче, не бедствовали. Не удивительно, что Фрейя так легко позволила Хильд избавиться от старого гардероба. Она могла опустошить все модные магазины Мальмё, а банковский счет Орвара не стал бы короче ни на одн нолик.
Пришлось оставить мысль отомстить ему через кошелек. За свою одежду Хильд заплатила сама, благо сумку, что она привезла с Овечьих островов ей вернули в целости и сохранности вместе с завернутой в пижамные штаны пачкой наличных.
— Не желаешь брать у моего братца ни эре (4)? — Хохотала Фрейя при виде этой бумажной «котлеты». — Наш человек!
Да, не хотела. Наверное, это было действительно смешно, но Хильд всеми силами цеплялась за иллюзию свободы: тратила собственные деньги, хваталась за любую работу по дому и в саду, чтобы отплатить конунгу за гостеприимство, и пользовалась любой возможностью выбраться к морю.
Ой, кажется, она совсем замечталась. Хильд открыла глаза и оглянулась по сторонам. Тяжесть в животе подсказывала, что ей пора навестить дамскую комнату — полулитровый стакан малинового чая уже просился наружу. Обычно в таких ситуациях Кьяртан тормозил возле какого-нибудь «нашего» ресторана, где Хильд сразу попадала под прицел камер слежения, но сейчас она могла и не успеть.
— Тормозните здесь, — попросила она.
Кьяртан обернулся и слегка нахмурился.
— Что случилось?
— Мне надо пи-пи.
Уголок его рта чуть дернулся.
— Через пять минут…
— Через пять минут будет поздно. — В конце концов «онажедевочка»! Имеет право на маленькие капризы. — Пожалуйста, сейчас.
С тяжелым вздохом Кьяртан кивнул водителю в сторону невзрачного дома, вдоль первого этажа которого тянулись вывески: «Халяль», «Муслим-стайл», «Пальмира-кебаб».
— Причаливай.
Он вышел первым и внимательно посмотрел на двух мужчин возле мусорного бака. Один из них был по уши замотан в куфию (5) вместо шарфа, другой в вязаной крючком тюбетейке. Прожив в Мальмё два года, Хильд так и не побывала в мусульманском районе. Это было интересно.
В «Пальмире-кебабе» действительно жарили кебабы, правда, не на огне, а на электрическом гриле, но пахло вкусно. Крутился вертел с плотно нанизанными на него ломтями мяса. Продавец срезал с него мелкие кусочки и заворачивал в тонкую лепешку вместе с колечками лука и ленточками салата. Кажется, это называется шаурма, вспомнила Хильд. Над будет попробовать.
В туалете не было ни души. Единственная женщина вошла внутрь, когда Хильд уже мыла руки над раковиной. Бумажные полотенца кончились, электросушка для рук отсутствовала. Она рылась в сумке в поисках бумажного носового платка, когда краем глаза заметила движение. Женщина резко повернулась от зеркала, в руках у нее была открытая пудреница. Хильд не успела ни отвернуться и отступить. Женщина с силой дунула ей в лицо. Сразу зачесались глаза, судорогой свело горло.
Затем закружилась голова.
Потом пришла темнота.