Отныне все её вечера будут посвящены уборке в библиотеке, и, по словам декана, это “непростое приключение”, так как волшебные книги не сгорают, и их недостаточно собрать в совочек и выкинуть. Они высвобождают магию, которая липнет к помещению почище призраков и плесени.
На вопрос “А когда учиться?” Гаджи пожал плечами и печально улыбнулся:
— Вы исключительно талантливы, Брайт Масон. В том, что касается проблем. И я не могу вам ничем помочь, разве что не исключу.
— К сожалению, — вздохнула в ответ она и пошла на первую в своей жизни пару, которую по совпадению сам же Гаджи и вёл.
Нейромодификаторы занимались тем, что препарировали мозги, а точнее влезали в голову и копались там.
Все проблемы у вас в голове! Это был негласный девиз нейромодификаторов, который идеально отражал суть. Практически любую болезнь можно было излечить, просто хорошенько “прочистив мозги”. Психические отглонения, депрессии, даже боли в желудки, всё это было там, в человеческих нестабильных мозгах. Наука тонкая, сложная. От здорового человека до овоща один взмах лунным ножом.
Брайт никогда не думала, что пойдёт учиться именно на этот факультет. Нейромодификаторы — медицинская элита.
И вот теперь сидит Брайт Масон за первой партой и разочарованно смотрит на доску.
Тема лекции… лунный нож? Серьёзно?
— Кто мне скажет, что такое лунный нож?
И ни одной руки в воздухе, Брайт аж разворачивается, и глядит на растерянные лица студентов. Она это проходила ещё в четырнадцать!
— Мисс Масон, чему вы так удивлены? — у декана на лице покровительственная улыбка.
— М-м…
— Хотите ответить?
— Да, конечно, — она жмёт плечами. — Лунный нож — сверхтонкий инструмент, созданный из лунного эфира, позволяющий сделать так называемый “живой надрез”.
За её спиной поднимается шепот, и Брайт отчётливо слышит “Выскочка”.
А вы-то сюда зачем пришли? Глазами хлопать или учиться?
— Что такое “живой надрез”? — Эмен Гаджи подходит к своему столу, который стоит как раз напротив парты Брайт и садится на край, скрестив на груди руки.
— Искусственно созданное отверстие, которое самостоятельно и бесследно затягивается через пятнадцать-двадцать минут, без вреда для кожного покрова, внутренних органов и самого пациента. Безболезненный и при должной сноровке безопасный метод инвазивного вмешательства.
Гаджи улыбается, и в этом чувствуется какой-то азарт. Ему нравится то, что Брайт знает элементарные вещи.
У него тёмно-зелёные глаза и кажется, что они не такие, как у остальных истинных, из-за этого Брайт чуть больше к нему расположена. У декана очень молодое лицо, он такой же стройный, как тот же Энг, но во всей его фигуре чувствуется удивительное спокойствие. Размеренность и тишина уверенного в себе человека, а не мальчишки.
— Может вы даже знаете, что такое лунный эфир? — берёт на слабо?
Сидящая рядом Нимея ухмыляется. Она одна из немногих, кто открыто не выразил недовольства присутствием Брайт в академии после случая в библиотеке.
Даже Лю и сёстры настороженно косятся на сирену и переглядываются.
— Это знает каждый первоклассник. — парирует Брайт и наваливается на парту, сощурив розовые глаза. — Субстанция…
Она замирает.
Что-то не так. Ей кажется, что она испытывает боль, которой на самом деле нет. На глаза накатывают слёзы и мир расплывается, капли катятся по щекам одна за одной.
— Мисс Масон?
— Ничего, ничего, — она быстро вытирает щёки.
Это не с ней. Это с ним. И это очень больно.
— Лунный эфир — субстанция крайне сложная и не до конца изученная. Добывается путём ферментирования ростков лунного…
Снова боль, сильнее предыдущей.
— Вам нехорошо?
— Простите, головная боль. Наверное, из-за вчерашнего… — за спиной опять шепотки и смешки.
— Вы держите себя в руках?
— Да, да. Я больше не… Всё в порядке. Так вот, лунный эфир — это результат ферментации амилазой ростков лунного вереска.
Гаджи кивает и вопросов больше не задаёт, Брайт видит, как в табеле напротив её фамилии появляется оценка, но на самодовольную ухмылку не хватает сил.
— Ты как? — шепчет Нимея.
— Ничего, просто головная боль.
Невыносимая боль.
Рейву Хейзу прямо сейчас очень больно и Брайт даже не хочет выяснять почему! А если и хочет, то никогда себе не признается.
Он решил, что она всё устроила сознательно, чтобы себя обезопасить? Судя по тому, что происходит в данную минуту, это больше опасно, чем полезно.
Пара длится бесконечно долго, Брайт натягивает на голову свою чёрную шапку-бини, в надежде, что станет легче, если посильнее сжать виски, но это не помогает. Ей хочется выцарапать себе глаза. На лбу выступает холодный липкий пот.
Когда звенит звонок, на миг становится легче, а потом голову снова простреливает так, что хочется взвыть.
— Идём? — тянет Нимея.
— Куда?
— На Пинорский язык, ты что?
Она смеётся и тянет Брайт за собой, та едва успевает схватить сумку.
— А перерыв сейчас сколько?
— Двадцать минут…
— Ага… ага… я догоню, хорошо?
— Ладно, но учти, что ты без домашки! А вчера задавали перевести текст.
Брайт торопливо кивает. Благодаря отцу, она учила Пинорский ещё в Дорне, и он не вызывает вопросов. Все рецепты зелий и формулы традиционно пишутся на древнем языке погибшей в песках страны Пино.
Ей нужно найти Рейва и прекратить это мучение, только увы, заклинание связавшее их, не встроило в голову карту-навигатор.
— Брайт, — мимо проходит Энг. Он явно торопится, но застывает, перегородив проход.
— Мне некогда, нужно найти…
— Кого?
— Ты не видел Хейза? Это по поводу отработки.
Она помнит предостережение Энграма и оправдывается раньше, чем прозвучит вопрос “Зачем тебе Хейз?”.
— М-м… последний раз видел его в кабинете.
— Кабинет?
— Ты развалила аудиторию, которую раньше занимали старосты, и теперь Хейзу временно выделили кабинет бывшего декана ЛечФака. Он переехал на третий…
— Окей, где этот кабинет? Мне нужно срочно.
— Двести шестой, это на втором…
— Ага, спасибо, — и Брайт, не прощаясь, бросается к широкой парадной лестнице.
В голове стучит, кости рук и ног просто выворачивает.
Двести двадцать… двести восемнадцать… нет. Двести двадцать четыре!
В другую сторону.
Двести десять… двести восемь…
Она врывается в двести шестой кабинет и закрывает за собой дверь. Упирается лбом в полотно, выдыхает, только потом разворачивается.
— Какого дьявола мне так больно?
— Мне извиниться? — он сидит на полу, под окном. Бледный, лоб блестит от бисеринок пота. Руки иногда подрагивают.
Удивительно, но даже вот такой беспомощный он кажется большим и сильным, а у Брайт от этой мысли к горлу подступает страх. В голове всплывает вчерашний мерзкий разговор.
— Как тебе помочь? — раздражённо спрашивает она, перебарывая в себе неприязнь.
Его семья держит в заложниках отца.
И тебя.
“Но, если я ему не помогу, мне самой будет больно!”
— Ну? Быстро!
— Прям быстро? — ехидно кривится он.
— Мне тоже больно! Так что говори, как это исправить! — она падает на колени, потому что чертовски устала от ощущения, будто кости ломают.
— Зелье… разбилось, — выдыхает он сквозь зубы и кивает на свою сумку, из которой вытекает тёмно-бордовая жидкость, похожая на кровь.
— А другое где?
— Тебе не понравится ответ, — он выдыхает. — В моей комнате.
— Твою ж… ладно, — она кивает. — Ладно.
Кивает ещё раз и поднимает на Рейва сосредоточенный серьёзный взгляд.
— Что ты собираешься делать?
— Тш… не мешай. Можешь мне довериться? Думай о том, что доверяешь мне.
— Но я тебе не доверяю, — он усмехается. — И никогда ничего подобного не будет. Ты с ума сошла?
Она качает головой, уговаривать смысла нет, нужно пробовать.
Набирает в грудь воздух, берёт Рейва за отчаянно сопротивляющиеся руки.
