— Я изучил ваше личное дело, Кайетана, и могу с уверенностью сказать, что вытащить вас отсюда не составит для меня труда. Меня не интересует, виновны вы, или нет, заслуженно здесь находитесь, или нет. Оставлю вам самой разбираться со своей совестью. Все, что меня интересует — будете ли вы сотрудничать, или нет.
Я сложила руки на груди. Если он кое-что смыслит в языке тела, то должен понять, что я ему не верю и закрыта к сотрудничеству.
— Добиться пересмотра вашего дела очень легко. Всего полгода — и вы окажетесь на свободе, без долгов, с уверенностью в лучшем будущем. Взамен вам нужно только восстановить справедливость.
— Всего-то восстановить справедливость? — хмыкнула я.
— Вы отправлены на штрафные работы и пробудете там еще какое-то время. Вместе с вами работает один арестант. Сделайте так, чтобы он задержался на Хессе, и тогда сами вы здесь не задержитесь. Грубо говоря, подставьте его. Спровоцируйте. Заставьте показать свой дурной нрав. Пусть на Хессе его запомнят, как ужасного человека, пусть его презирают, пусть сумма его долга Союзу увеличится, как и срок его заключения.
— Теперь все стало понятнее, — кивнув, сказала я. — Подставить арестанта и получить свободу. Мило. Я не согласна, до свидания.
— Стойте! Выслушайте меня до конца. Этот человек очень богат, его скоро вытащат отсюда.
— А вы, стало быть, не хотите, чтобы его вытащили?
— Не хочу, — кивнул «доброжелатель». — Считайте меня кем угодно, презирайте, но знайте, что он пытался соблазнить мою хорошую подругу, а когда ему это не удалось, сделал ей внушение. К счастью, он не смог своего добиться, и его арестовали. К несчастью, уже готовится приказ о его освобождении. Времени мало, у нас всего несколько дней. Этот человек должен ответить за свое преступление.
— Я тронута. Ваш рассказ так печален, а ваша подруга, наверное, очень расстроена, — грустно сказала я, вздохнула, и закончила еще более грустным тоном: — Но жизнь несправедлива, и ничего с этим поделать нельзя. Если это все, то мне пора.
Я собралась уйти, но что-то в выражении лица мужчины меня остановило. Он смотрел на меня благодушно, с намеком на то, что ему все известно обо мне.
— Знаете, почему из всех арестантов-штрафников я приметил именно вас? — спросил посетитель, медленно обводя серым взглядом мое лицо. — Вы такая хорошая, правильная, примерная девочка, если судить по биографии. И вдруг — превышение полномочий, оскорбление начальства, порча имущества… Допекли, Кайетана? Так и будут допекать. Всю жизнь. Бывших заключенных никто не любит. Никто не будет разбираться, были вы виновны, или нет — вы в глазах общества останетесь преступницей.
— Идите-ка под хвост рептилоиду, уважаемый. Если не знаете, где это, подскажу — в том направлении, — указала я на дверь.
— Непременно отправлюсь туда, — иронически проговорил он. — А вот вы никуда не сможете отправиться. Ни сейчас, ни потом. Только не корите себя в будущем, когда останетесь без эо и без работы, что жестокие Звезды не дали вам ни единого шанса спасти свою жизнь.
Я собралась сказать этому хитрому товарищу, что манипулирует он скверно, но мысли внезапно сбились, и я поняла, что спорить не хочу, что запал кончился. Голос совести потонул в обиде: я не должна здесь находиться, терпеть бойкот и домогательства и копаться в мусоре… Я хочу сохранить свой уровень эо. Хочу пересмотра своего дела. Хочу свободу… И если ради этого надо кого-то подставить, я согласна. Пусть это будет моим единственным преступлением.
Даже если этот человек неопределенной расы меня обманет, ничего особо для меня не изменится. Так почему бы не рискнуть?
— Кого я должна подставить? — спросила я.
Доброжелатель улыбнулся.
Глава 7
Тана
Поторговавшись, мы с Доброжелателем договорились, что если в течение трех дней Звезда Союза, то бишь Найте Малейв, сильно проштрафится (сильнее, чем сейчас) — например, устроит драку, или нападет на охрану снова, то я получу свободу не позже, чем через две недели. Сероглазый Доброжелатель десять раз повторил, что устроить освобождение в такие смехотворные сроки невозможно, но я двадцать раз упомянула, что иначе и пальцем не пошевелю.
Выйдя из комнаты для посещений, я почувствовала тошноту от того, что приходится опускаться до подставы, и в то же время радость, правда, злую. Собственное решение меня огорошило, поставило в тупик, но и взволновало чрезвычайно. Этот коктейль эмоций, приправленный путаными мыслями, сделал меня нечувствительной к внешнему миру. Отрезок времени после посещения незнакомца и до первого перерыва на мусорке словно был вырезан из памяти; копаясь в куче мусора, я думала только об одном: делать, или не делать.
Никто ни к чему меня не принуждает, мне дано три дня на совершение злодейства. Найте, судя по всему, весьма далек от моего юношеского идеала, да и такие у него влиятельные родственники, что серьезные неприятности ему вряд ли грозят. Так, подержат здесь, на Хессе, немного, заставят поковыряться в мусорке, и сочтут, что воспитательный момент закончен. А вот у меня нет влиятельных родственников, они обычные люди, которые до сих пор в шоке от моего поступка. Лишь несовершеннолетний брат Яри на моей стороне, но что может сделать мальчик, которому еще даже не дано полных гражданских прав?
— Эй, рьяная мусорщица, — окликнула меня О-Тайла. — Перерыв объявили, а ты все копаешься. Думаешь, тебе накинут баллов за такую самоотверженность?
Я обернулась и, посмотрев на апранку, вернулась в реальный мир.
— Блага, — ответила я, и сняла маску. — В моей голове слишком много мыслей.
О-Тайла улыбнулась.
— Получив срок, есть, о чем подумать. Снимай вонючие перчатки и костюм, давай прогуляемся, глотнем сравнительно чистого воздуха.
Я не имела ничего против этого предложения; сняв защитные средства, я пошла за девушкой. Арестанты, по своему обыкновению, расселись на лавках и пили воду, заглушая голод: до обеда оставалось полтора часа, желудки работников уже недовольно бурчали.
Но Найте среди них не было.
Может, его уже перевели в другое место, или он притворился больным? Тогда моя моральная дилемма лопнет, как пузырь: у меня просто не будет возможности навредить ему.
Я снова окунулась в мысли, а О-Тайла тактично не беспокоила меня разговорами. Мы дошли до тех кустов, где состоялось наше знакомство, и, развернувшись, неторопливо побрели обратно.
Меня бросило в пот — навстречу шел Найте.
Выглядел он чуть лучше, чем вчера, но все равно узнать в нем звезду было невозможно. Он еще не потерял мышечную массу и не выглядел доходягой, но худоба уже была отчетливой. Скулы, и без того выделяющиеся на лице, обострились, тонкие губы, чей капризный изгиб сводил с ума женщин всех возрастов, превратились в бледную полоску, а глаза стали черными и обжигающими, как у центов. Лишь каштаново-русые волосы, густые, золотящиеся на свету, красиво лежали — прическа еще держала форму.
Я разглядывала его всего миг, но и этого мне хватило, чтобы почувствовать себя нахальной фанаткой, да и глупое сердце, никак не желающее понять, что этот Найте — совсем не тот, каким я его себе когда-то представляла, билось неравнодушно быстро. О-Тайла же одним разглядыванием не ограничилась. Улыбнувшись, она сказала мужчине:
— Блага. Хорошая сегодня погода, правда?
Я напряглась, болезненно ожидая грубого ответа, но Найте лишь кивнул и вполне благожелательно произнес:
— Да, неплохая.
— Да бросьте, неплохая — не то слово. Хорошая погода, — настояла на своем девушка, и под ее искрящимся золотым взглядом Найте оттаял. Чуть улыбнувшись, он сказал ей:
— Ты очень красива.
— Знаю, — покраснев от удовольствия, ответила О-Тайла. — Родители в шоке, что я у них родилась такая.
— Берегите себя, девчонки, — сказал Найте, удостоив и меня взглядом, но не удостоив отдельным комплиментом. — Не отходите туда, куда не смотрит охрана. Мало ли.
— Моя подруга мастерски дает под зад, так что бояться нечего, — выдала апранка, и мне захотелось провалиться сквозь землю.
