Когда додумываем с инженером какие еще комплектующие разрешено дозаказать вне континента, поворачиваюсь обратно, то ничего непонятно что же там произошло.
Рапид, как и раньше, чуть поодаль от всех стоит. Только теперь руки на груди сцепил.
Оглядываю все вокруг, но ничего непонятно.
Перехватывает дыхание, когда смотрю на своего Альфу, а он учащенно моргает, и кажется, что шрамы-кометы хаотично двигаются.
А на следующий день выхожу из отдела логистики, что по другую сторону здания расположен. Здесь есть подобие внутреннего дворика, высотой в шесть этажей, а коридоры за счет такого дизайна в виде балконов.
Что-то тянет меня вниз глянуть, и я касаюсь пальцами холодного металла поручней.
Рапид спиной ко мне стоит, разговаривает с незнакомыми мужчинами и одним нашим юристом.
Альфа в белых одеждах, почти всегда сопровождающий Мясника, замер чуть поодаль.
Он поднимает на меня голову — я удивлена, как он так быстро меня заметил, а потом возвращаюсь вниманием к Рапиду, а тот уже на меня пристально глядит.
Каин демонстративно разворачивается туловищем в мою сторону. Цепь глазного контакта разорвать мы не можем.
Наконец он произносит одними губами «привет» и медленно кивает мне.
Я скребу ногтями поручень и тоже выговариваю одними устами «привет», но головой не шевелю.
Он все еще смотрит вверх, когда я собираюсь уходить, а позади его ожидают собеседники.
А вечером он вызывает меня к себе в кабинет-пещеру. Когда поднимаюсь из-за стола, замечаю странный взгляд Танечки, которая весть о вызове босса и принесла.
Ее светлые глаза вроде как неподвижны, но в то же время в них фокус будто вращается. Позвякивание браслетов выталкивает меня из этих раздумий.
Из-за ее неосторожного шага падает папка со стола, но я подхватываю кожаный квадрат быстрее.
— Гибкие вы, Омеги, — добродушно замечает секретарша.
— Это у меня уже наработанный навык, — смеюсь, — вечно все задеваю.
Шагаю к семьдесят седьмому этажу на легком гормональным подъеме. Не то чтобы мы реально стали разговаривать с Рапидом, но чувствую, как акценты поменялись. Надежда искоркой в груди теплится.
Даже не знаю как объяснить, но мне он более понятен стал на эмоциональном уровне за последние дни.
Когда захожу в кабинет, осматриваю изменения: больше мягкой мебели появилось и освещение чуть поменялось. И еще у него переизбыток экранов.
Рапид не сразу лицом разворачивается ко мне.
А когда ясно вижу его всего, в полный рост, душа вдруг нечто материальным ощущается, как тень биологического сердца.
И эта материальная душа горьким черным дымом наполняется.
Невозмутимая маска Рапида трещинами прямо на глазах покрывается, а из изломов чернь лезет. Он небрежно поднимает на меня свои жесткие глаза.
— Насколько сильно ты хочешь свой отдел сохранить? — деловым тоном заводит он.
Мои пальцы замерли прямо в процессе какого-то движения, потому что такую нервозность, как у меня сейчас, не унять всякими дерганиями юбок, кофт и лоскутов ткани.
— Достаточно, — твердо отвечаю я.
Он кивает, голову опускает, а потом в сторону куда-то смотрит.
— Я сохраню научный отдел пока, но с этой минуты по-моему делаем. Ты метку сегодня получишь, а я — свою Омегу. Что мне по праву и принадлежит.
— Пока? — дрожащим голосом переспрашиваю. — Это сколько? Не на одну ночь, как только метка приживется?
Он кивает несколько раз, все еще в сторону глядя.
— Чего-то такого я и ожидал. Ты мои решения под вопрос ставишь, и на равных, думаешь, мы здесь. Но рычагом давления тогда тебе надо обладать. А у тебя он есть?
— А можно… без рычагов давления общаться? — еле ворочаю языком, но все равно говорю.
Рапид кулаками в край стола упирается и совсем низко голову опускает.
— Я сохраняю научный отдел на ближайшее время. На месяц где-то. А потом посмотрим. От обстоятельств может зависеть.
— Понятно, — бесцветно отвечаю.
— Твой ответ? Да или нет? — грубо выпаливает он.
— Я сказала уже. Понятно.
Он вскидывает чуть лицо и взглядом замирает на мне, как прицел, которого он будет придерживаться несмотря ни на что.
— Раздевайся.
Я покорно стягиваю сначала кардиган, потом платье, белье и даже обувь. Через ботинки переступаю и беспокойные руки вдоль туловища держу. Соски у меня затвердевшие не от прохлады гигантского помещения, а потому что они теперь все время тяжелеют сладким томлением с тех пор, как запах Альфы на меня напал.
Рапид не рассматривает меня, а просто смотрит, как и раньше смотрел. Но секунда за секундой его неподвижность словно бы меняет форму и напоминает замедленную трансформацию в окаменелость.
Когда он наконец выпрямляется, не спеша, я лишь чуть сгибаю ступню и его темный взгляд поедает движение как коршун.
Он глядит мне в лицо, когда говорит:
— Когда времена тяжелые настали, мне приходилось много переиначивать. И постоянно бежать. Бежать, бежать, бежать. Чтобы вот сюда дойти. Ты чувствуешь, Омега, скала мертва?
— Да, — заторможенно отзываюсь я, — камень мертв.
Не знаю, насколько хорошо это чувствуют другие, но в «Ново-Я» не было дня для меня, чтобы я не прониклась моторошным ощущением, которое всегда будто ниоткуда берется.
Большая часть природы потеряла жизнь во время катастрофы последнего противостояния оборотней и остальных. В природе больше нет силы. Она напоминает бутафорию.
— Я много бежал, но последние недели… Мне еще не приходилось это делать вслепую. Выслушай, Яна. В мире есть законы, и некоторые из них нерушимы по причине того, что они — работающие. Альфы и Омеги нужны друг другу. Истинные уже связанные природным порядком. Я — твой Альфа. По запаху всем должно быть понятно вокруг, кто твой Альфа, если я не рядом. Ты, Омега, будешь следовать своему Альфе, как и я буду учитывать твои интересы. Яна. Ты вынуждаешь меня, — его взгляд срывается и вниз опускается, и он головой поводит. — Ты меня к этому моменту привела, — его голос на шепот срывается, но потом он сразу же осекается: — Я не обвиняю тебя, я объясняю. Ты используешь повышенную дозу супрессантов, как и я. Кому, как не тебе, знать насколько это опрометчиво. Не вынуждай меня…
Рапид останавливается на несколько мгновений. Дарит себе и мне пары вдохов.
— Презентуй себя, — жестко выговаривает он и будто столешницу в себя двигает, хотя я ничего толком разглядеть не могу.
— Нет, — сквозь слезы выдавливаю, — не таким образом. Мы не связанные еще.
— Ты знаешь, как это делать? Правду! — рявкает он и от стола отталкивается.
— Да!
Слезы текут, но я не останавливаю их. Мои руки все еще вдоль обнаженного тела вытянуты.
Презентовать себя — это значит показать Альфе готовность разделить близость. Показать физическую готовность, обычно в позе какой-то развратной. Я не буду этого делать!
— Это потому что это слишком старый обряд, — выплевывает Рапид, — или потому что у тебя подготовлен список запретов для меня?
— Это ты мне запрещаешь и ты меня заставляешь!
— Ты погубишь себя, и погубишь нас. Есть то, как это все работает, и ты должна уяснить реальность. Если я прошу, я не унижаю тебя. Я не ради этого… прошу тебя.
— Ты за меня решаешь, что для меня унижение или нет? — наконец-то слезы вытираю и сопли размазываю.
Теперь четче все вижу, а его лицо расползлось черными венами по сторонам. Вздувшиеся линии настолько толстые, что создается иллюзия будто и так массивное лицо в два раза больше стало.
И я не пугаюсь, потому что он заслуживает. Для Альфы невыносимо, если его Омега настолько расстроена, как я сейчас, и один только запах слез на нервах играет, а здесь болото уже наплакано подо мною.
И это все сделал он сам. Когда толкает речи, как нужно следовать правилам.
Трус.
Ему всегда нужно власть свою демонстрировать. А я-то думала…
Выпрямляюсь и мурашками вмиг покрываюсь.
Рапид со свистящими звуками выдыхает.
Я чувствую, что сейчас случится нечто страшное.
