дивану, он взял склянку с зельем и решил, что завтра же отправит его к родителям в Иль, а сам лучше где-нибудь помрёт сразу после того, как освободится от сделки.
‒ Именно об этом я и хотел тебе рассказать, ‒ тихо подал голос Сай, не оборачиваясь к Уру. Не мог смотреть ей в глаза после того, как обидел. ‒ Ты мне нравишься. Очень! Мара и я… Я видел, как она заигрывала с пастухом, и решил, что она взялась за старое. Но она сделала это ради меня, а я даже не подозревал, что она обо всем узнала. Щедрая Мигу, какой же я идиот.
Сев на диван, Сайман повесил голову и спрятал лицо за волосами. Хотелось сбежать, как обычно. Его сердце рвалось к Маре, догнать ее, обнять и расцеловать, молить о прощении. Пусть бьёт его, зовёт Зеда на помощь, может, так будет даже лучше, если он его убьет. Он это заслужил. Все что угодно, лишь бы Мара больше никогда не грустила.
‒ Мне снился сон, ‒ рассказал Сай, желая быть честным хотя бы сейчас. Хотя бы с Уру, ‒ ещё до встречи с тобой. Я был женат на прекрасной женщине с волосами цвета золотой ржи и самыми красивыми на свете голубыми глазами. У нас была маленькая принцесса по имени Люси. Я умирал, но был счастлив. Рассказывать Маре не собирался, думал, что никогда со мной такого не произойдет, а потом открыл глаза и увидел тебя, Уру, ‒ женщину из моего сна. И я запутался в тех чувствах, что испытывал к тебе в той жизни, которой у меня никогда не было, и в своем недоверии к Маре. Точнее даже в неуверенности в себе.
«Ну разве такая, как Мара, могла полюбить его?» ‒ наверное, так он и думал все это время. Мара могла заполучить любого мужчину, богаче и состоятельнее, красивее и умнее. Сайман был сыном простого фермера, непутевым жрецом, неудачником и трусом. Он хотел ее любви, но заполучив, стал бояться, что рано или поздно она уйдет к кому-то получше. Ну, сегодня он доказал, что она действительно достойна кого-то получше иметь рядом с собой.
‒ Я жалок, ‒ закончил он, надавив пальцами на глаза, чтобы предательская влага в них так и осталась на месте. Не хватало пасть ещё ниже.
‒ Сон — просто сон, Сайман, ‒ с грустью прошептала Уру, поднимаясь с дивана и от него к стене, чтобы встать так, чттбы даже боковым зрением не видеть Саймана. Она не была на него зла или что-то плохое испытывала к нему. Просто ей было больно смотреть на него и видеть осколки своей сказки. ‒ Ты, как и я, поверил в сказку. Только вот, в отличие от меня, у тебя было счастье, которое ты не хотел или боялся увидеть, считая, что в сказке все будет намного лучше.
Уру повернула голову в сторону от Саймана, и лучше бы не делала этого, так как глаза наткнулись на кувшин на кухне с его тюльпанами. Грустно вздохнув, Уру поняла, что у них ничего не выйдет. Она не разлучница и никогда ей не будет! Сердце Саймана занято, а она этого даже не видела. Была ли обманута? Да нет, скорее, хотела быть обманутой и повелась у себя же на поводу.
‒ Прости, Сайман, ‒ прошептала она, отвернувшись от кухни. ‒ Тебе нужно во всем разобраться. Мне уже не нужно так тщательно следить за твоей рукой.
Это был призрачный намек ‒ вместе им тут больше не жить. Уру не жалко, но это для их общей пользы.
‒ Тебе не за что извиняться, это я должен просить у тебя прощения, ‒ ответил Сайман. Он и сам думал, что ему лучше уйти. Только куда? В таверну он тоже не мог вернуться. ‒ Завтра соберу вещи. Расскажи, что мне нужно будет делать с рукой, пока не заживёт, и я больше тебя не потревожу.
Прекрасная сказка, которая даже не успела начаться, закончилась. Стоило догадаться, что не получилось в первый раз, не выйдет и в другой. Чувствовал он себя паршиво. Если Грот хотела уничтожить его жизнь, чтобы он всё-таки пришел служить, у нее получилось. Хотя нет, в этот раз Сайман сам постарался.
Проводив Уру грустным взглядом до дверей ее комнаты, Сай так и остался неподвижно сидеть на месте. Перед глазами продолжал стоять образ Мары, которая отворачивалась от него, не желая больше видеть. Причинив ей такую боль, он просто не мог спокойно лечь и уснуть. И у него впереди была вся ночь, чтобы проклинать себя. Потому что идей, как все исправить, у него не было. Ведь ему теперь вряд ли поверят.
23. Два не всегда лучше одного
‒ Наш святоша? ‒ ахнул Сазгаус. ‒ Наш-то?
И пусть всем казалось, что он опять даже в такой момент умудряется шутить, да только совсем нет. Сейчас это было скорее в оскорбительной форме. Он не улыбался, а в глазах было неприкрытое удивление. Он сначала просто не мог поверить в это. Но Мира лишь кивала на его вопросы.
‒ И где она сейчас?
Хотя ясное дело, где. В комнате Зеда, откуда сначала доносился плач, потом Мира бегала туда-сюда, а после «волшебного» настоя доброго трактирщика Мара, скорее всего, уснула крепким сном.
‒ Вот говнюк-то, ‒ фыркнул Сазгаус. ‒ Я был о нем лучшего мнения. Мара ‒ хорошая девка, хоть и со своими тараканами. Усмирил свой спермотоксикоз, повысилась уверенность и пошел дальше?.. Прости, Мира, но я других слов не нахожу.
Сазгаус не любил трусов. Не любил он и мужчин-трусов. А недомужчин-трусов он просто ненавидел. А поступок Саймана был, мягко сказать, не мужским.
‒ Поверь, у меня слов получше тоже нет, ‒ кивнула Мира, соглашаясь с мнением Саза. ‒ Мара для него столько старалась, рога свои отпилила. Ты видел, в каком она состоянии? Надо было врезать ему посильнее, когда рецепт отдавала. Надеюсь, он прочитал и мучается, поняв, какой он козел.
Сердце Миры разрывалось, когда она видела подругу в таком состоянии. С Сайманом они хорошо ладили, но даже она после такого поступка была, мягко говоря, зла. Никто не ожидал, что он способен на такое. Жрецы же должны быть совсем другими! И пусть только попробует сюда явиться завтра ‒ никто Зеда сдерживать не будет.
‒ А эта недолекарша… Казалась милой девушкой, а на деле той ещё змеёй
