На ней были фиолетовые легинсы и черная летная куртка, обшитая мехом под цвет волос. Не совсем то, что ожидаешь увидеть в Бобровом штате. «Показушный штат» здесь как-то больше подходит.
– Клодин, это вышло случайно! – сказал Джексон, явно стараясь сохранить мир.
– Все, я придумала! – Клео облизнула накрашенные губки, словно пробуя блестящую идею на вкус, и ухмыльнулась. – Отдай мне свой виноград, и будем в расчете!
– Еще чего! Ты сама была виновата! – отрезала Мелоди, сама удивляясь собственной храбрости (и внезапно пробудившейся любви к винограду). Все свои пятнадцать лет она только и делала, что отдавала виноград разным нахалам. Хватит с нее!
– Слушай, Мелодявка... – Клео подалась к ней и скрипнула зубами.
– Откуда ты знаешь, как меня зовут?
Клодин взвыла от хохота.
– Я тут всех знаю! – Клео распростерла руки, как будто столовая была ее персональным королевством. Возможно, так оно и было. И тем не менее «Мелодявка» ей не подданная! – А еще я знаю, – Клео повысила голос, работая на публику – на синих стульях явно сидели ее поклонники, – что, если ты не отдашь мне виноград, обедать ты будешь вон там!
И она указала на пустующий столик напротив мужского туалета. Столик был заляпан клочками мокрой туалетной бумаги и крошками от давленых таблеток туалетного дезодоранта.
Вдалеке, за плечом Клео, виднелась Кандис. Кандис хохотала, болтая со своими новыми подружками. Она парила над миром в своем личном счастливом мирке, и ей не было совершенно никакого дела до проблем сестры.
– Ну?
Клео подбоченилась, нетерпеливо постукивая пальцами по своим узким бедрам.
У Мелоди закружилась голова. Поле зрения сузилось, все ее внимание сосредоточилось на экзотических, египетских чертах Клео. «Ну почему хорошенькие девки всегда такие наглые? Почему она не может использовать свою красоту во благо, а не во зло? Что сказал бы папа об этой асимметричной родинке рядом с правым глазом?»
На самом деле Мелоди просто понятия не имела, что делать дальше. Окружающие уставились на них. Джексон переминался с ноги на ногу. Он рассчитывает, что она уступит? Или наоборот, хочет, чтобы она дала сдачи? В ушах у нее зазвенело...
– Н-ну-у?! – сказала Клео. Ее ярко-синие глаза сощурились, давая понять, что это – последнее предупреждение.
Сердце Мелоди отчаянно колотилось у нее в груди, пытаясь вырваться наружу, пока дело не зашло слишком далеко. Тем не менее она заставила себя сощуриться и бросить в ответ:
– Не пойдет!
Клодин ахнула. Джексон напрягся. Ребята на синих стульях переглянулись, как бы говоря: «Не может быть!» Мелоди вонзила ногти в ладони, чтобы не упасть в обморок.
– А-атличненько! – Клео сделала шаг в ее сторону.
– Уй-ё-о-о! – Клодин накручивала на палец каштановый локон, предвкушая качественную разборку.
Мелоди почувствовала инстинктивное желание прикрыть лицо, видя, что Клео стиснула свои кулачки, унизанные кольцами. Но, если что, на худой конец, папа потом починит. Так что она вытянулась во весь рост, готовясь мужественно принять первый удар. По крайней мере, пусть все видят, что она не боится!
– Ты отняла у меня то, что было мое? Так вот, я за это заберу то, что принадлежит тебе! – заявила Клео.
– Ничего твоего я не брала! – отрезала Мелоди. Но было уже поздно.
Клео еще разок мазнула накрашенные губки блеском, качнулась на носках своих танкеток, внезапно потянулась к Джексону и привлекла его к себе. И впилась губами в его губы.
– Боже мой! – Мелоди расхохоталась, не в силах оценить всех последствий этой выходки. Она обернулась к Клодин. – Она чего, сумасшедшая?
Клодин ее как будто не замечала.
– Джексон! – взвизгнула Мелоди. Но он был в своей, отдельной зоне. Зона была обозначена красным, и подносы в ней были в форме сердечек.
Джексон поворачивался то слева направо, то справа налево, следуя за Клео, как в «Танцах со звездами». Для такого нервозного парня, как он, он явно чувствовал себя слишком уверенно. «Может, они уже встречались раньше? Между ними что-то было?!» Как бы то ни было, Мелоди снова почувствовала себя жалкой незваной гостьей.
Может, Кандис и права: Грушей она была, Грушей и осталась!
– Уффф! – воскликнула Клео, отпустив наконец Джексона. Ее снова встретил гром аплодисментов. Однако в этот раз она не стала махать руками. Она просто облизнула губы, взяла под ручку Клодин и зашагала вальяжной походочкой удовлетворенной кошки к свободным местам в белой зоне.
– Приятно было познакомиться, Мелодявка! – бросила Клео через плечо, оставляя за собой след из давленых виноградин.
– Что же это такое?! – возмутилась Мелоди, ощущая на себе жгучее внимание сотен глаз.
Джексон снял очки. Лоб у него был мокрый от пота.
– Неужели кто-то ревнует? – хмыкнул он.
– Что-о? – Мелоди растерянно привалилась к синему стулу.
Джексон щелкнул пальцами и принялся танцевать под песню Кеши, которая только что полилась из динамиков.
– I’m just saying, – он скрестил ноги и закружился на одном месте, как будто на сцене, на вручении премий «Soul Train», – you don’t look good in greeeen![4]
Его голос внезапно приобрел визгливые нотки полуночного диджея.
– И ничего я не ревную! – отрезала Мелоди. Лучше бы эта Клео ей просто лицо изуродовала, и на этом все кончилось!
– Stop ta-ta-talking like that... Blah-blah-blah![5] – напевал Джексон. Он приветственно вскинул руки, выставив большие пальцы перед полным столом девчонок, которые тоже подпевали ему.
– Я не понимаю, как ты мог допустить, чтобы она...
– Использовала меня, да? – Он вскинул бровь. – Ужас, правда?
Он надул губы.
– Это было действительно ужасно! Мне ничего не остается, как пойти и сесть вместе с ней!
– Ты что, серьезно?!
Джексон сложил руки пистолетиком и выпустил воображаемую очередь.
– Да, серьезно!
И он пошел по дорожке из давленых виноградин, раскидывая их в разные стороны, с величием Фреда Астера.
Мелоди швырнула поднос на столик у себя за спиной. Есть ей больше не хотелось. Желудок у нее скрутило...
– А-а! Кекс! – завопила одна из девчонок.
Все отшатнулись от Мелоди, как будто она написала в бассейн. «Зона, свободная от глютена» мгновенно опустела, оставив Мелоди вариться в собственном соку, как будто она была заразная.
Мелоди села. Одна. Вокруг валялись брошенные салаты из лебеды, тарелки с пшенкой и булочки из амарантового теста. Мелоди увидела отражение своего лица в зубчатой салфетнице. Ее искаженная голова, причудливо изогнутая, как неочищенный арахисовый орех, выглядела совсем как на картине «Крик» Эдварда Мунка. Лицо у нее стало новым, но с отражения на нее смотрела все та же, прежняя Мелоди. И никакой крутой футболкой «Crash», телефоном, нацарапанным красной пастелью, или ринопластикой этого не изменишь.
