Паника нарастала, и ее только усиливал взгляд Даркрайса, в котором мне чудилось не то сочувствие, не то насмешка. Ну что ему стоило снять отдельные номера? Сомневаюсь, что он испытывает недостаток в деньгах!
Когда наемники нас оставили, он неслышно подошел ко мне сзади.
— Как вам комната, дорогая? — от полушепота над самым ухом меня пробрал озноб.
Чтобы отвлечься, я осмотрелась. На этот раз обивка стен красная, с золотыми узорами. Огромная кровать с балдахином в левой части комнаты, отделенной от большой передней тонкой стеной и наполовину занавешенным тяжелой портьерой проходом. Прямо передо мной — аляповатые кресла и увешанный тяжелыми позолоченными узорами белый стол, в правом углу фотрепиано и горшки с зеленью, вдоль стен несколько книжных шкафов, таких же вычурных, как и вся остальная мебель, и маленький шахматный столик с двумя изящными, но даже на вид неудобными стульями.
— Как в борделе, — не подумав, призналась я, и тут же испуганно затихла в ожидании очередной лекции о том, как пристало вести себя даме.
Однако граф лишь рассмеялся, а потом шагнул вглубь комнаты.
— Согласен, однако положение обязывает нас остановиться именно здесь, — он протянул мне руку и провел к креслу.
А иметь личного лакея положение тебя не обязывает, правильный ты мой? Или его функции будет выполнять кто-то из наемников? Этот вопрос на миг мелькнул в голове, но вслух я сказала иное.
— То есть вы в курсе, как эти самые бордели выглядят? — прищурившись, взглянула на мужа, но он остался невозмутим.
— Вам, как порядочной даме, не стоило бы поднимать такие вопросы даже в шутку, — укорил он и направился к «спальной» части комнаты. — Однако, если вас это волнует, то после женитьбы подобных мест я не посещал.
Мне показалось, или в его голосе мелькнула легкая обида? Черт, и кто меня за язык тянул? В прошлой жизни моя работа предполагала необходимость задавать неудобные вопросы, но теперь придется избавляться от этой профдеформации. Или сдерживать ее хотя бы до тех пор, пока не разведусь.
Когда портьера из красного бархата скрыла мужа от моих глаз, я устало откинулась на неожиданно твердую спинку кресла и прикрыла глаза. Тело, впервые расслабившись за несколько дней, тут же заныло. Вероятно, три дня верхом — все же слишком большая для него нагрузка, но ничего: спорта в привычном мне понимании в этом мире как будто бы нет, а в форме себя поддерживать надо.
Мысли, отвлекаясь на мелочи, все же то и дело возвращались к графу. Вот зачем он снова произнес столько очевидную фразу? Его супруга, леди Даркрайс, по идее и так должна быть осведомлена о собственном статусе и обо всем, к чему он обязывает. Либо этот мужчина считает собственную жену непроходимой идиоткой, либо… не понимаю.
Быть может, я бы задремала, несмотря на ужасно неудобную мебель и боль, но в комнату вошла камеристка. Она уже сменила бежевое платье на бледно-голубое, более элегантное и, наверное, лучше подходящее для города, и несла в руках стопку писем.
— Леди, — она присела в реверансе и протянула мне бумаги. — Это приглашения и записки от ваших подруг. Они уже узнали, что вы в городе, и прислали их на адрес «Короны» заранее.
Я приняла конверты и наугад распечатала один из них. Он пах сиренью и содержал короткую записку, сделанную легкой женской рукой.
«Дорогая Беатрис!
Буду рада видеть тебя на чаепитии, которое устраиваю в городском доме, 17 золотого солнца в пять вечера. В этот раз мы пробуем синий и красный айвэйские напитки, а еще я пригласила театральную труппу. Уверена, тебе будет полезно развлечься после болезни.
Целую, Эмма».
В конце, рядом со своим именем, отправительница нарисовала маленькой сердечко и что-то вроде нимба над ним. Судя по неформальному тону, Бестрис с этой Эммой была хорошо знакома. Вот черт: муж-то собственную жену видел раз в месяц, не считая молчаливых обедов, а все мои странности, похоже, списывал на болезнь. Но получится ли выглядеть «нормально» среди леди, которые раньше часто общались с моей героиней? Ведь я понятия не имею, как она вела себя в обществе — писательница не рассматривала жизнь второстепенных персонажей столь подробно.
Глава 8
Охваченная легким беспокойством, я перебирала остальные записки, но они по содержанию оказались однотипными: местные светские дамы желали мне здоровья, надеялись, что я появлюсь на чаепитии Эммы, одна из них написала, что в модном магазине в центре выставили очаровательные шляпки к амазонкам.
Когда граф вышел из-за портьер, одетый гораздо более изящно, чем во время путешествия, горничная тут же потащила меня в ту часть комнаты, которую он только что покинул, лепеча, что мне необходимо сменить платье.
Я решила не сопротивляться, лишь отметила про себя, что для служанки она иногда ведет себя слишком вольно. Мне это на руку — уже не раз она таким образом давала мне подсказки, но ее поведение с каждым днем казалось мне все более подозрительным. Или я уже впадаю в паранойю? Вот схожу на светский вечер, понаблюдаю, как ведут себя другие горничные, и тогда можно делать выводы.
Выбравшись из цепких ручек камеристки, которая укутала меня в огромное количество юбок, я снова выбралась в просторную комнату, не желая даже глядеть в сторону кровати и думать о том, что мне придется провести наедине с графом несколько ночей. Не то, чтобы я боялась самого факта близости с ним — неприятно, но потерпеть можно — но куда сильнее меня страшила перспектива обзавестись детьми до развода. От женщины, которая родила мужчине наследников, он, согласно местным законам, избавиться уже не сможет.
Адриана я застала за шахматным столом. Он снова начал партию с самим собой, но на этот раз я не особенно хотела присоединяться.
— С вашего позволения, я прогуляюсь, — в комнате царила ужасная духота и хоть я понимала, что на городских улицах легче не станет, но хотелось оказаться в более просторном месте.
— Непременно, но для начала дождемся результатов разведки, — ответил граф и указал мне на стул напротив него. — Буду рад, если вы поможете мне скрасить время ожидания.
Что ж, делать нечего, я от него даже уйти никуда не могу — в распоряжении всего-то две комнаты. Хотя нет, из передней ведет куда-то еще одна дверь, но не прятаться же за ней? Да и возможность побеседовать у нас появляется не так уж часто.
Я села и осмотрела доску. На этот раз мне достались белые фигуры.
— Вы считаете, что в городе может быть опасно? — уточнила я, делая первый ход.
— В последнее время ситуация при дворе меняется не в мою пользу. Но не волнуйтесь, что бы ни случилось, я смогу вас защитить, — «успокоил» граф.
— Что произошло? — я наблюдала, как он изящным движением перемещает черную пешку, но никак не могла сосредоточиться на игре. Политике писательница в романе уделила не так уж много внимания, и я едва ли помнила, по какой причине местным аристократам было необходимо избавиться от Даркрайса.
— Вам не стоит беспокоиться о политике, милая. Это мужское дело, — мягко улыбнулся граф.
Я скрипнула зубами от досады. В поместье я чувствовала себя хозяйкой и относительно свободной женщиной, и как-то не подумала о том, что в столице мне придется столкнуться с пренебрежением и тем, что в моем мире называлось сексизмом.
Мы играли в молчании. На этот раз граф отнесся к партии более внимательно, и я потерпела поражение трижды подряд. Адриан оказался сильным не только в тактике, но и в психологии: он делал рискованные ходы и когда казалось, что он не станет столь откровенно подставлять свои фигуры, я пыталась предотвратить более сложные комбинации, которые могли бы последовать, но попадалась в банальную ловушку. Если же пыталась пресечь банальные хитрости, то упускала из виду более сложную комбинацию. Каждый раз, побеждая, граф смотрел со снисхождением, а меня охватывала ярость вперемешку с азартом и восхищением: со столь умелыми противниками мне никогда раньше не приходилось сталкиваться.
